– У меня лично? – поразилась Ева.
– Да. Вы – Анненкова. А Анна Моисеева только Шаховская. Так что подсказка у вас.
– Ничего не поняла, – тряхнула головой Ева. – Откуда вы это взяли?
– Вы когда-нибудь проходили квесты? Сейчас это популярное развлечение. Тебе дают подсказки, чтобы ты смог выбраться из запертой комнаты.
– Я такой фигней не интересуюсь. Но фильмы о поисках сокровищ в детстве смотрела. Сейчас как отрезало. Этого экстрима мне в жизни хватило.
– Значит, вы поняли, о чем я? – Ева кивнула головой, но не очень уверенно. – Есть карта карт, то есть ключ, позволяющий объединить разрозненные фрагменты в единое целое. Кто создал этот ключ, не знаю. Но точно не ваша бабка, поскольку упоминаются объекты, появившиеся после ее смерти. Ключ дает подсказки, где искать части настоящей карты. Кроме рисунков, там зашифрованные послания. То, что видел я, говорит о даме, в чьих жилах соединилась кровь двух знатных родов Шаховских и Анненковых. Выходит, о вас.
– Да мало ли нас по России бродит! Некоторые и не знают о своем происхождении. Может, мы, потомки Элеоноры Шаховской, тут ни при чем?
– Одну четвертую карты я нашел в том склепе, где ваша прапрабабка зарыла фамильные сокровища, в том числе «Славу».
– Я думала, от него ничего не осталось. Усадьба давно разрушена.
– Останки зданий и строений остались. Когда игра началась и появился первый фрагмент, я сразу понял, где искать. Я же следопыт. А о нахождении второго куска карты говорила подсказка – фраза о даме, в которой смешались кровь двух родов.
– Это о бабке наверняка. Не обо мне.
– Вы ее наследница.
– Не я – Анька.
– Что Элеонора хотела ей передать, уже у нее. И это не диадема.
– А если и она?
– Нет.
– Хорошо, не так скажу. Вдруг она была завещана Аньке, но та продала корону. Причем за рубеж.
– И снова ответ отрицательный. К чему затевать игру с поиском сокровища, если оно обрело хозяина? Нет, Анна не получала диадему. Она где-то спрятана. И вы можете помочь найти ее. Хотя сами пока не знаете чем.
– Слушай, давай на «ты»? – предложила Ева. – Заколебалась я уже тебе выкать.
– Давай.
– Предлагаю подняться ко мне. Но сначала… – Она ехидно улыбнулась. – Покажи свои документы.
Он достал права из нагрудного кармана своей кошмарной куртки. Всего карманов было пять, и в них, очевидно, убиралось все, что люди кладут в сумку. А то и в рюкзак.
– Александр Александрович Карпов, – прочла она.
– Можно просто Сан Саныч.
– Буду иметь в виду. Пошли?
– Пошли.
На ступеньках «парадного» Ева снова обронила тапку, но на сей раз Сан Саныч не просто поднял ее, но и надел ей на ногу со словами:
– Купила бы лучше туфли себе.
– В туфлях я хожу дома, – пошутила Ева.
Зайдя в подъезд, они тут же столкнулись с генеральшей Астаховой. Внук совершенно точно забухал, иначе не дежурила бы она изо дня в день.
– Фроська, башка не болит? – ехидно спросила бабка.
– Нет. – Ева была не в том настроении, чтобы пикироваться с ней.
– Потому что водка хорошей была. Как я и говорила. А это с тобой кто? Новый хахаль? Вчерашний не понравился?
– Идите в жопу, Амалия Федоровна.
И пошла к лифту. А Сан Саныч наклонился к Астаховой, обнял и расцеловал ее в обе щеки.
– Обожаю бабусек, – сказал он. – Особенно таких симпатичных. Доброго вам вечера, Амалия Федоровна.
Генеральша Астахова обомлела. С ней никто не фамильярничал. Не лез с поцелуями. И не считал симпатичной. Все ее воспринимали как Цербера, трехголового пса, охранявшего вход в подземное царство.
– Вчерашний кавалер, это псевдокнязь? – спросил Александр, когда они зашли в лифт.
Ева молча кивнула.
Выходя из лифта, она снова потеряла тапку. Разозлилась, сбросила и вторую. В квартиру вошла босой.
– Какая красота! – восхитился Сан Саныч, обозрев холл. – С таким вкусом обставлено.
– Самой нравится. Проходи в гостиную, – изящным движением кисти указала на нужную дверь и отправилась переодеваться.
«День сурка», – подумала Ева. Вчера было то же самое. Хорошо, мужчина другой – больше ей нравится.
Когда Ева вернулась в гостиную, гость, как и вчерашний, рассматривал статуэтку.
– Хорошая подделка, – сказал Сан Саныч, возвращая псевдораритет на место.
– А как тебе столик?
– Не особо разбираюсь в мебели, но могу предположить, что этому предмету лет двести. А то и триста. Если его не реставрировали, я бы лучше определил…
– А ты молодец.
– В чем-то да. Чаю предложишь?
– Могу виски, джина, рома.
– Я не пью.
– А я, с твоего позволения, немножко накачу.
Она подошла к бару и достала бутылку виски семнадцатилетней выдержки. Бутылку Ева получила в подарок. Сама бы никогда не потратила на алкоголь семьсот евро. Мало кто знал об этом, но Ева была довольно экономным человеком. Честно заработанные деньги тратила с умом. Не транжирила. Шиковала на чужие. Было время, когда ее буквально рвали на части богатые козлики. Она каталась на их яхтах, летала их самолетами, упивалась дорогими напитками, объедалась омарами. Но если ее отправляли в магазин с «платиновой» картой, то она покупала кучу одежды, себе оставляла треть, а остальное потом тайком сдавала обратно. Денежки – на счет. Так же поступала с украшениями, с картинами современных художников, животными… Ей дарили и элитных котиков, и собачек, и чистокровного скакуна. Даже геккона! Ева продала весь зоопарк. Акции, облигации и антиквариат (особенно он!) ей больше грели душу.
– Скажи мне, какие из имеющихся в квартире предметов принадлежали твоей бабушке? – спросил у задумавшейся над стаканом виски Евы Сан Саныч.
– Здесь, в гостиной, вся мебель. Кроме вот этого кресла, – указала она на кожаное «вольтеровское» кресло. – Оно новое-старое. То есть купленное мной, но в антикварном.
– А вне гостиной?
– Только зеркало в прихожей.
– Посуда? – В резном дубовом буфете было много фарфора и бронзы.
– Сервиз только чайный. Супница. Остальное тоже новое-старое. Ах да, еще вот эта люстра бабкина. Я ее выкинуть хотела. Мне она казалась уродской. Думала, из чешского стекла. Оказалось, австрийский хрусталь. При Фердинанде I сработали. А понравившийся тебе столик вообще на помойку понесла, когда бабку отселила. Ладно, по пути дед какой-то чудной попался. Остановил, спросил, почему продаю.
– Могу я тут пока пошарить?
– Да, пожалуйста. А я пока чай тебе приготовлю.
– Если можно, черный.
– У меня другого и нет, – а про себя хмыкнула: это вам не у Моисеевых из десяти сортов выбирать! Сама она больше любила кофе, поэтому подобных излишеств не понимала.
Она отправилась на кухню. Быстро вскипятила воду, залила пакетик кипятком. На блюдце положила пару кусков сахара.
Вернувшись в гостиную, увидела стоящего на стуле Сан Саныча. Он рассматривал люстру.
– Что интересного? – поинтересовалась Ева.
– Ничего.
– Может, стремянку принести? Потолки высокие, так трудно рассмотреть.
– Да это я уж так… – Он слез со стула, поставил его на место и плюхнулся на диван. – Я рассказал тебе, как выглядела та четвертинка карты, которую я нашел?
– Нет, – сказала Ева, подавая гостю чай.
– Как часть разбитой тарелки.
– Осколок?
– Да, но ровный. Представь торт, который разрезали на четыре части вместе с блюдом. Вот как раз на блюдо она и была нанесена.
– Чем?
– Специальными красками. Твоя бабка не увлекалась росписью по фарфору или стеклу?
– Пффф! – Ева допила виски и решила, что больше не хочет. – У нее было другое хобби. Элеонора придумывала квесты. Теперь я понимаю, что она опередила время на несколько десятков лет.
– У тебя была крутая бабуля. Она мой кумир.
– Да, все говорят примерно так же. Все, кто с ней не жил. А как можно ровно разрезать тарелку?
– Стеклорезом проще всего. Но можно при помощи нитки, растворителя и горелки.
– То есть три оставшиеся части карты – это тоже осколки тарелки?
– Логично предположить, что да. Но мало ли…
– Ты весь фарфор осмотрел? – Он кивнул. – Хотя битой посуды у меня нет. Все выкинула, примета плохая.
– Я подумал, что среди тарелок может быть та, на которую нанесен другой фрагмент карты.
– Нет?
– Нет.
– И на люстре?
– Мне просто она понравилась. Решил рассмотреть. Думаю, полезнее были бы какие-то записи Элеоноры Георгиевны. Фотографии.
– Нет у меня ничего. Она все забрала, когда съезжала. А если бы и оставила, я выкинула бы.
– Жаль. Ладно, буду думать дальше. Искать в другом месте.
– Есть наводки?
– Имеется одна.
– Ты куртку снять не хочешь?
– Очень! Но боюсь, вспотел.
– Хочешь в душ? – лукаво спросила Ева.
– Нет, я лучше так посижу.
– Не надо стесняться, – пропела она.
Сан Саныч допивал чай. И собирался уходить. А Еве не хотелось этого. Что ей делать одной? Вернутся мысли, всякие разные… В них всплывет и Батыр, и Анька Железнова, и ее чертовы кошки…
Но дело даже не в этом. Этот мужик ей нравился все больше и больше. И ладно бы она продолжила лакать виски – хмелея, Ева становилась добрее к мужчинам и могла возжелать даже того, кто трезвой Еве казался ничем не примечательным и неинтересным кавалером. Ну, не альфа-самец, но вполне годен для утех. Поэтому перед тем, как улечься в койку с каким-нибудь отвратным козлом (по молодости приходилось и с такими спать), Ева накидывалась. Так алкогольную зависимость и заработала. Но с Сан Санычем она желала покувыркаться исключительно на трезвую голову. Ей нравились его глаза, руки, улыбка. Эти растрепанные седые волосы и щетина. А еще ступни: крупные, но аккуратные. Она не любила, когда второй палец был длиннее первого. Пунктик такой имела…
– Вспомнила я об одном альбоме, что остался от бабки, – сказала Ева. – Там много моих детских фоток, но и ее есть. Может, там подсказка какая есть?
– Допускаю, – кивнул следопыт.
– Я поищу, а ты сходи в ванную. Гостевые принадлежности и полотенца на верхней полке справа.