– А где могила ее? Мы не нашли.
– Ефросинья в семейном склепе похоронена.
– У Колобовых был склеп?
– У Анненковых. Она ж из княжеского рода. Именье их неподалеку находилось. А хоронили всех тут, при церкви. Колобовой Ефросинья стала, когда замуж вышла за крестьянского сына.
– Чего ж она так?
– Времена такие были. Вся власть – народу. А Колобов был главным представителем в наших краях. И власти, и народа. К тому же красавцем. В Решетове самым завидным женихом считался. Расстреляли его в тридцать седьмом. И осталась Ефросинья с Петькой вдвоем.
– Когда умерла моя прапрабабка? И куда делся склеп?
– Умерла в шестьдесят втором. Прожила долго. Но болела сильно последние годы. Не ходила. Да и умом повредилась после инсульта. Федька за ней ухаживал. Из-за этого жена от него и ушла. Предлагала старуху в дом престарелых свезти, а он ни в какую… А склеп в девяностых пожгли. Бандюки там трупы прятали. А когда на них менты вышли, они и запалили. Что осталось, разобрали. На том месте сейчас контейнер железный, а в нем церковный склад.
Старик прошаркал к тумбочке, выдвинул нижний ящик и достал из него пакет с пакетами. Потянул один Мише со словами: «Накладывай картоху».
– А дом кому дед оставил, не знаете?
– Эх ты, внучка любимая…
– Правнучка я.
– Машка?
– Да.
Дед покряхтел и снова полез в тумбочку. На сей раз выдвинул верхний ящик. Достал из него конверт, протянул Маняше.
– Что это? – поинтересовалась она.
– Завещание. Тебе дед дом оставил. Но велел бумаги отдать тебе не сразу, а в годину. Думал, ты приедешь его проведать. Я двадцать девятого августа на могилку приходил и тебя ждал. А тебя не было столько лет…
Маняша надорвала конверт, заглянула внутрь.
– Оно? – спросил Михаил.
– Оно.
– Класс! Дом шикарный, я тебе говорил.
– Да, – согласился с ним старик, – в нем самый главный куркуль с большой семьей жил. Отец Федьки его раскулачил, сослал, а сам в доме поселился. – Дед достал из ведра банку огурцов. – Такой хватит или побольше дать?
– Можно икру еще кабачковую?
– Че бы нет? С вас триста рублей.
Маняша полезла в сумку за кошельком, но Михаил жестом ее остановил.
– А если пятьсот? Но вы еще наливочки какой-нибудь нам дадите? Немного, чекушки хватит. Мне еще за руль.
– Наглые вы, городские! Дай говна, дай ложку…
– Говна не надо. А вот от ложки не отказались бы. Пластиковой. А то икру есть нечем, – и выложил на стол купюру.
Сумма Маняше показалась смешной. Что за крохоборство? Дед так их выручил, едой своей поделился, и они ему за это жалкие пять сотен? Поэтому она снова полезла за кошельком.
– Маша, для этих мест сумма достаточная, – шепнул Михаил.
– Понимаю. Но хочу ее удвоить.
– Не надо, – прокряхтел дед. Слух у него оказался отменным. – Парень правильно сказал, сумма достаточная. Лишнего не возьму.
Он все же выдал Михаилу «фунфырик» и ложку. Алюминиевую. Забрал купюру и махнул рукой.
– А за то, что вы на могилу прадеда моего приходили, я могу вас отблагодарить? – спросила Маняша.
– Думаешь, дашь мне денег и избавишься от угрызений совести?
– Да что вы меня попрекаете? У деда Феди были дети и внуки. Они даже на похороны не приехали! А я всего лишь правнучка.
– Тебе же он завещал дом, – парировал дед.
– Я не знала!
– Конечно. Знала бы, приехала на годину.
– Да не нужна мне эта развалюха! – вскипела Маняша. – Но мне приятно, что он завещал ее мне. Значит, любил меня не меньше, чем я его. И, между прочим, я вспоминаю его всегда. Он вдохновил меня и направил. Дед Федор самый мой близкий и родной… Роднее матери. А его могила – это просто место, где зарыты кости. И даже если допустить, что загробный мир существует, то кладбище тут при чем? Душа возносится, свергается… Или присоединяется к миллиону других и растворяется в бесконечности, образуя вакуум вселенной… Но она никак не остается там, где было захоронено бренное тело. Это нелогично!
Старик подошел к ней и, похлопав по плечу, доверительно пообещал:
– Все поймешь, когда помрешь!
– А вы вроде живы, но так рассуждаете…
– А может, я призрак?
– Конечно, – хохотнула Маняша. – А что не тень отца Гамлета?
Неожиданно дед утратил интерес к беседе. Сел на кровать и заявил:
– Ступайте уже. Мне поспать нужно.
– Спасибо вам, – поблагодарил старика Михаил. – Всего доброго.
– И вам того же, – пробурчал смотритель, опустил голову на подушку и накрылся одеялом.
Они покинули сторожку.
– Странный дед, – проговорила Маняша.
– Все старики такие. А этот очень древний. И живет на кладбище.
Когда они дошли до машины и положили продукты в багажник, Маша решила вернуться. Хотелось узнать имя старика, взять номер телефона и задать еще пару-тройку вопросов о деде Федоре. Возможно, этот кладбищенский сторож последний человек, кто еще о нем помнит.
Она бегом вернулась к сторожке, распахнула деревянную дверь, заглянула в помещение…
И никого не увидела!
Кровать была пуста. На ней непримятая подушка и расправленное одеяло.
«А может, я призрак?» – вроде как пошутил дед.
И стало как-то не по себе…
Но Маша быстро взяла себя в руки. Дед не смог уснуть, встал, заправил кровать и отправился на кладбище. Она найдет его, если захочет. Но зачем? Призраков же не существует…
Они отлично позавтракали печеной в костре картошкой, кабачковой икрой и солеными огурчиками. Еще и выпили чуть-чуть. В «фунфырике» оказалась дивная смородиновая настойка. В меру крепкая и сладкая.
Остановились они на выезде из поселка у живописного озерка. Спинка заднего сиденья была цельной и вынималась. На ней хорошо сиделось.
И лежалось…
Выпив и поев, Миша и Маша захотели отдохнуть. И растянулись на спинке, как на кровати.
– Можно я тебя обниму? – спросил Миша.
– Да, – коротко ответила Маша.
– А то тесно.
– И прохладно.
Он привлек ее к себе. Стало удобнее и теплее. Маняша решила, что не будет возражать, если Михаил ее поцелует, но сон сморил его мгновенно. А следом и ее.
Пробудились одновременно. От шума. На озеро пришла какая-то пьяная компания.
– Который час? – сонно спросила Маняша.
Михаил вскинул руку, поднес часы к глазам и воскликнул:
– Вот черт! Весь день проспали!
– Так уж и весь?
– Именно. Народ после работы оттягиваться пришел. Поехали скорее.
– Тебе очень ждут в Москве?
– Меня нет. Тебе же хотелось вернуться в ночь, поспать и со свежей головой на работу прийти.
– А у тебя завтра свободный день?
– Не совсем. – Он быстро собрал весь мусор в пакет – полторы минуты ушло на то, чтобы место, которое они облюбовали для пикника, стало чистым и на вид нетронутым. Сунул пакет Маше, а сам взялся за спинку сиденья. – Но в моем деле свежая голова – не главное. Важнее кураж.
– Что это значит?
– Маш, я спросонья не собеседник. Извини.
И зашагал к машине, держа под мышкой спинку.
Маняша не то чтобы обиделась… Надулась немного. Она же не лезет! Просто вопросы задает. Можно сказать, из вежливости. А ей… Извини!
Она уселась на пассажирское сиденье, пристегнулась и уставилось в окно. Как будто там было что-то интересное.
Поехали.
Миша молчал. Когда выехали на трассу, остановился у первого же магазинчика, купил две бутылки воды. Одну себе взял, вторую протянул Маше.
Оба попили. Прошло еще минут десять.
– Обиделась? – спросил он.
– Нет, – ответила она.
– Это хорошо. Капризные женщины никому не нравятся. Мужчинам особенно.
– По моим наблюдениям, вы чаще капризничаете.
– Нам можно. Потому как на десять девчонок по статистике девять ребят.
– Ты шутишь сейчас? – посуровела Маняша.
– Конечно, – лучезарно улыбнулся Миша.
Она разозлилась: никак не получалось раскусить этого красавца! Пусть в мужчинах без пяти минут доктор наук Корчагина разбиралась не очень, но люди в целом были ей более-менее понятны. А в Михаиле она чувствовала какую-то фальшь. Сначала решила, это оттого, что он артист. То есть постоянно «в образе». Но Михаил, судя по всему, артист так себе, потому что образ с него спадал, как валенки сорок пятого размера с ребенка. Да и не в театре или кино он играет, а ведет концерты. Значит, проблема в нем самом. Но что именно с ним не так, понять Маняша не могла.
– Слушай, ты ведь коренная москвичка? – спросил Михаил.
– Да. А ты?
– Тоже, но родители из-под Рязани. Я в детстве к бабке ездил, вот как и ты к своему деду. Нравилось мне в деревне. Воздух, природа, тишина. Ягоды, грибы, рыбалка.
– Ужасное транспортное сообщение, отсутствие приличных медучреждений, нехватка привычных для городского жителя товаров и услуг.
– То есть ты урбанистка?
– Да. Жить за городом, а тем более в деревне, я бы не стала.
– А я бы в Решетово переехал.
– И что ты там делать будешь? В сельском клубе драмкружок вести?
– Почему сразу кружок? – так искренне удивился Михаил, будто и не был актером. Спохватился и поспешно добавил: – Нет, я с актерством вообще хочу завязать. Не мое это.
– А что твое?
– Я не только гвозди забивать могу. Хвалиться не буду, а так в строительстве я хорошо разбираюсь. В стройбате служил. Многое умею: кирпич, блоки, сайдинг. Плотничать люблю. Если б у меня появились деньги, я бы купил у тебя дедов дом и потихоньку его восстанавливал бы. Продала бы мне его?
– Даже не знаю. Поговорим, когда у тебя появятся деньги.
– Надеюсь, в скором времени.
– Приглашают в Голливуд?
Он рассмеялся в ответ. И замолчал. Включил музыку, и они покатили дальше с песнями. На полпути встали. Что-то сломалось в старой таратайке. Михаил в машинах разбирался плохо. Хорошо, нашлись знающие люди – автомобилисты стараются помогать друг другу и останавливаются, когда видят включенные аварийные огни. Не все, но многие. Драндулет починили – правда, пришлось купить какую-то деталь, благо на трассе имелись магазины с запчастями, и снова покатили.