Неодобрительно хмыкнув, Алиса повернулась на каблуках и поспешила прочь.
Джульетта сделала выдох. Она ожидала увидеть свое дыхание, как в холодный зимний день, но ничего не увидела. Холод шел изнутри – ее руки и ноги начинали неметь, каждую клеточку тела покалывало.
– Будь добр, надави на рану, – буднично попросила она.
– Знаю, – резко бросил Рома. – Сядь.
Джульетта села. Голова у нее кружилась, перед глазами все плыло. Рома быстро снял с себя пиджак, скомкал его, прижал к ране вокруг ножа и надавил так сильно, как только мог, чтобы остановить кровь. Джульетта не протестовала и только прикусила губу, терпя боль.
– Какая муха тебя укусила? – пробормотал Рома. – Зачем ты сделала это?
– Зачем я помешала тебе вонзить нож в твою собственную сестру? – Джульетта закрыла глаза. В ушах у нее шумело. – Не стоит благодарности.
Было видно, что он раздосадован. Она знала, о чем он думает – зачем ей было нужно заслонять собой Алису, если в той больнице она грозилась пристрелить ее? Какой в этом смысл? Никакого. Потому что она, Джульетта, не может решить, чего она хочет.
– Спасибо, – сказал он так, словно не мог поверить, что произносит это слово. – Открой глаза, Джульетта.
– Я не засну.
– Открой. Их.
Джульетта открыла глаза хотя бы ради того, чтобы сердито уставиться на проулок перед ними. Алиса вернулась, прижимая к груди коробку, красная и задыхающаяся.
– Я бежала так быстро, как только могла, – пропыхтела она. – Я постою на стреме, пока ты… – Девочка замолчала, поскольку знала, что будет делать ее брат.
Она оставила коробку возле Ромы и отбежала в другой конец проулка. Прислушавшись, Джульетта поняла, что больше не слышит криков. Наверное, Алиса тоже заметила это – схватка закончилась. И теперь гангстеры рассредоточились, ища их.
Значит, поговорить с Ромой надо прямо сейчас, пока не стало слишком поздно. Он уже перестал пытаться остановить кровь и вместо этого открыл коробку и достал из нее пузырек с какой-то жидкостью с резким запахом.
– Я разрежу твое пальто, – сказал он. В его руке появился еще один нож, и он принялся резать им ткань пальто у ее шеи. Когда он отогнул ткань, Джульетта почуяла металлический запах крови.
Пробормотав ругательство, Рома нащупал пуговицы на спинке ее платья.
– Вообще-то, – проговорила она, пытаясь перестать стучать зубами, – раньше ты спрашивал, прежде чем начать раздевать меня.
– Заткнись. – Рома расстегнул пуговицы и отвел ткань платья от раны, держа наготове еще один нож.
– Какого черта…
– Тише, – сквозь зубы проговорил он. – Может, тебе дать носовой платок, чтобы ты прикусила его?
У Джульетты слишком кружилась голова, чтобы ответить сразу. Сейчас она лишится чувств – наверняка.
– Если я и хочу что-то прикусить, то твою руку, – пробормотала она. – Окровавленную и отделенную от твоего тела.
В ответ он протянул ей клинок, который метнул в нее.
– Держи.
Джульетта взяла нож здоровой рукой и прижала клинок к груди. Она с усилием моргала, стараясь остаться в сознании. Рома присел рядом с ней на корточки, быстро достал из коробки чистую марлевую салфетку и намочил ее жидкостью, от которой шел едкий запах.
Джульетте пришлось напрячь всю свою волю, чтобы сдержать крик, когда он прижал салфетку к ране. Антисептик жег в тысячу раз сильнее, чем сам порез, и ей хотелось спросить его, не пытается ли он отравить ее. Он не смотрел на рану, вместо этого он вглядывался в ее лицо, ища на нем причину ее поступка. Как будто не понимал, почему она повела себя так.
Джульетта сделала быстрый выдох. Несмотря на адскую боль, она чувствовала, что кровотечение прекратилось. Туман в ее голове рассеивался, сознание прояснялось.
У нее имелось дело, которое надо было сделать.
– В вашу банду проникли коммунисты. – Джульетта слегка повернула голову – так, чтобы не побеспокоить раненое плечо, но достаточно для того, чтобы встретиться с Ромой глазами. – В вашей среде есть секта, работающая с ними, передающая им ваши деньги и оружие. Думаю, это сотрудничество и порождает чудовищ.
Рома не отреагировал. Он убрал салфетку и держал в руках иголку и нитку.
– Я наложу тебе швы.
Первым побуждением Джульетты было отказаться. Она не сомневалась, что он умеет зашивать раны – чтобы выжить в этом городе, надо было уметь одним движением ломать ноги врагу и ловко накладывать швы на раны союзника. Но разве она его союзник? Не дрогнет ли у него рука, когда он будет зашивать ее?
Рома нетерпеливо крякнул, держа наготове иглу. Хотя Джульетте казалось, что она могла бы встать и дойти до больницы с зияющей раной в плече, она поморщилась и сдалась.
– Подожди.
Она уронила нож, который держала в руке, и достала из кармана зажигалку. Молча открыв ее крышку, она крутанула колесико, выбивающее искру. Когда вспыхнул огонек, Рома начал стерилизовать на нем иглу, ничего не спросив, как будто ему и так было все ясно. Иногда бывало легко забыть, как хорошо они знали друг друга до того, как все пошло наперекосяк. Забыть, что когда-то они читали мысли друг друга и могли предсказать, что сейчас скажет каждый из них. Но теперь, когда Рома постучал по тыльной стороне ее руки, чтобы она потушила пламя, когда игла раскалилась докрасна, Джульетта не могла этого забыть.
– Не втыкай иглу слишком глубоко. Я не хочу, чтобы у меня остался шрам, – проворчала она, защелкнув крышку зажигалки.
Рома нахмурился.
– Вряд ли ты сейчас в том положении, чтобы обсуждать размеры своих шрамов.
– Это ведь ты метнул в меня нож.
– А теперь именно я зашиваю тебя. У тебя есть еще какие-то жалобы, которые ты хочешь озвучить?
Ей хотелось его придушить.
– Ты хоть слышал, что я сказала? – спросила она. – Насчет коммунистов?
– Да, – ровным голосом ответил он. И вдел нитку в иголку. – И это не имеет никакого смысла. Мы не хотим, чтобы город захватили коммунисты. С какой стати нам помогать им устраивать революцию?
Рома подался вперед и вонзил иглу в ее кожу. Джульетта стиснула зубы, но продолжала терпеть. Ей доводилось выдерживать боль и похуже, напомнила она себе. Когда в Нью-Йорке она разбила бутылки с вином, ей пришлось накладывать швы на всю руку.
Правда тогда ее зашивали в больнице.
– Этого я не знаю, – ответила она. – Но это происходит, притом прямо у тебя под носом.
Ее плечо дернулось, и Рома тут же сжал предплечье. Его пальцы были горячими и обжигали ее кожу.
– И что я, по-твоему, должен с этим делать? – спросил он, опять потянув за нитку.
– То, что ты должен был сделать с самого начала. Найти того француза. То чудовище в поезде.
Игла вонзилась чересчур глубоко, и Джульетта шумно втянула ртом воздух. Рома выругался и еще крепче сжал ее предплечье, чтобы не дать ей вскочить.
– Сиди смирно, – скомандовал он.
– Ты явно пытаешься меня убить.
– У меня это явно не получается, поскольку ты живехонька, так что сиди смирно!
Джульетта резко выдохнула через нос и позволила Роме наложить последние швы. Хотя она старалась не шевелиться, она продолжала следить за его движениями, пока он не посмотрел ей в глаза и не прищурился.
– То чудовище, – повторила она. – Если ты его найдешь, картина станет яснее.
Но Рома покачал головой и протянул руку. Джульетта отдала ему нож, который лежал рядом, – тот самый клинок, который он всадил в нее, – и он отрезал им нитку.
– Я не могу, – ответил он. – У меня и так забот полон рот. Как видишь… – он сжал зубы и кивком показал на другой конец проулка, где караулила Алиса, – наши ряды редеют от кровной вражды, да и помешательство убило многих наших. Боюсь, если я направлю ресурсы на поиски шантажиста, это только побудит его на новые атаки, и в то время, как вы, как я слышал, уже разработали вакцину, мы…
– Я отдам ее тебе. Образцы, бумаги. Чтобы ваша лаборатория смогла повторить ее.
Выражение досады на лице Ромы уступило место изумлению. Но он быстро стряхнул с себя оторопь и, сдвинув брови, продолжил работу – достал из коробки бинт и начал перевязывать плечо Джульетты.
– У тебя есть на это разрешение?
«Конечно же, нет», – мысленно усмехнулась она. В каком мире Алая банда согласилась бы передать свою вакцину Белым цветам? Никто не делал ничего по доброте душевной, если только эта доброта не могла принести им выгоду.
Вслух она сказала только одно:
– Нет.
Рома опять сощурил глаза и слишком сильно затянул бинт – наверное, не совсем случайно.
– Что-то я сомневаюсь, что ты готова предать своих людей, Джульетта.
– Я их не предаю, – ответила она. – Я просто иду против воли отца. Мои люди не пострадают, если Белым цветам придется меньше страдать. Я ничего не выиграю от ваших потерь.
Рома завязал бинт. Видя, что он закончил, Джульетта здоровой рукой взялась за ткань своего платья и прикрыла ей рану, с трудом удержавшись от того, чтобы не закричать.
– Ой ли? – спросил он. Зайдя ей за ее спину, он взялся за пуговицы ее платья, но не стал сразу застегивать их. Его пальцы задержались, почти дотрагиваясь до ее кожи, но она чувствовала их так, как будто они скользили по ее спине.
– Только не тогда, когда речь идет об этом помешательстве. – В горле у нее пересохло. Она не могла видеть его лица, а значит, не могла читать его мысли. – Я могу помочь вам проникнуть в нашу лабораторию, – Рома застегнул платье, – но взамен ты отдашь мне чудовище, скрывающееся среди Белых цветов. Я хочу докопаться до сути этого дела.
Она чувствовала на затылке его теплое дыхание, тяжелое, как все то, чего они друг другу не сказали. Он сжал ее руку, и она поняла, что он хочет помочь ей встать. Она встала с земли, и ее обдул ветерок.
Джульетта повернулась. Ветер стих. В проулке было зябко, но она не чувствовала холода. Ее пальто валялось на земле, разрезанное на две части, платье было разорвано. Свой пиджак, окровавленный и скомканный, Рома пинком отбросил в сторону, его рукава были засучены, обнажая окровавленные кис