– Сяо Ван, перестань.
Услышав этот приказ господина Цая, Алый, который держал в руке плеть, нахмурился. Его рубашка была забрызгана кровью, но он этого, казалось, не замечал. Он не перестал, а замахнулся вновь.
– Давай, – сказала Джульетта, и в голосе ее прозвучало презрение. – Ударь меня, и увидишь, на сколько кусков я разрежу тебя.
– Сяо Ван, – вновь послышался голос господина Цая, перекрывший стоны Розалинды. – Перестань.
Алый опустил плеть, и Джульетта повернулась, раскинув руки, чтобы заслонить Розалинду. Как только Алые отпустили ее, она повалилась на пол, и Джульетта подхватила свою кузину, смягчив ее падение. К этому моменту до них добралась и Кэтлин, тихо бормоча ругательства.
В кабаре воцарилось напряженное молчание.
– Розалинда, – произнесла Джульетта. – Розалинда, ты можешь идти?
Розалинда что-то пробормотала. Джульетта не расслышала ее слов, но по горестному выражению на лице Кэтлин было ясно – она услышала сестру.
– Заслужила что? – хрипло спросила Кэтлин. – Почему ты так говоришь?
И только сейчас Джульетта наконец разобрала слова Розалинды.
– Я это заслужила. Заслужила.
– Потому что она действительно это заслужила.
Джульетта вскинула голову и посмотрела на своего отца. Он произнес это просто – тоном, не оставляющим места для споров.
– Баба, – в ужасе прошептала Джульетта, – ты же знаешь Розалинду. Ты знаешь, кто она.
– Да, знаю, – ответил господин Цай. – И поэтому ей следовало быть умнее. Ей следовало быть верной, но вместо этого она сообщала сведения о делах Алых нашим врагам.
У Джульетты сжалось горло. Когда она отпустила свою кузину, оказалось, что ее рука сплошь покрыта кровью из ран Розалинды, которая уже пропитала ее разорванное ципао. Джульетта разрывалась между тем же самым возмущением, которое заставило ее отца наказать Розалинду, и негодованием от того, что это Розалинда – ведь что бы она ни совершила, ей должны дать возможность объясниться.
– Это из-за ее любовника? – тихо спросила Кэтлин. Ее голос дрожал. – Он же просто торговец. Она сказала, что он скоро оставит банду Белых цветов.
– Он не просто торговец, – ответил господин Цай и, быстро подавшись вперед, взял лежащую на столе стопку бумаг. Перебрав их, он достал один листок, отдал его сидящему рядом Алому и сделал знак передать его Джульетте. – Он вообще никакой не торговец. Из писем, которые мы нашли, следует, что он Белый цветок до кончиков ногтей, и он много месяцев получал от Лан Шалинь списки наших клиентов.
Что?
Алый передал листок Джульетте, и она пробежала глазами рукописный русский текст. Это была реляция о членах ближнего круга Алых – одна из сотен. Донесение о событиях одного дня, одного из многих месяцев.
– Кто он? – спросила Джульетта. – Кому она посылала эти письма?
– Ну… – Господин Цай сделал знак Сяо Вану, стоящему с плетью, с которой на сцену стекала кровь. – Я и сам хотел это узнать.
Но теперь было понятно, что Розалинда близка к тому, чтобы лишиться чувств, она почти перестала шевелиться. Джульетта начала хлопать ее по лицу, но глаза ее кузины закрылись, только густые ресницы подрагивали всякий раз, когда Джульетта встряхивала ее, требуя ответа.
– Давай, Розалинда, – прошипела Джульетта. – Не отключайся.
Господин Цай встал, и Джульетту охватила паника. Она никогда прежде не реагировала так, когда речь шла о ее отце, которого она всегда считала справедливым – даже когда он держал в руке бич. И ничего не изменилось. Ее отец был вожаком безжалостной банды, главой криминальной империи. Он никогда не колебался, вынося приговор, если наказание было заслуженным, и Джульетту это никогда не смущало – до сих пор. Сейчас наказание было все так же справедливо, но речь шла о судьбе одной из ее лучших подруг.
– Думаю, здесь мы закончили, – заключил господин Цай. – Джульетта, если ты хочешь вмешаться в это дело, то можешь помочь узнать у твоей кузины имя ее любовника. Она прикрывает его даже теперь. Так дело не пойдет. – Он сделал знак своим людям. – Помогите ей добраться домой. Вызовите врача.
Кэтлин попыталась было возразить, когда они наклонились, чтобы схватить Розалинду за руки, но Джульетта уже отпустила ее. Время наказания прошло, к тому же Алые не любили проявлять излишнюю жестокость. Они были осторожны и старались не касаться рубцов Розалинды.
Все это было нужно не для того, чтобы причинить ей боль, а в назидание – чтобы преподать урок.
– Джульетта, – прошептала Кэтлин, когда Алые начали выходить из кабаре. – Значит, Розалинда нам солгала?
– Да, – уверенно ответила Джульетта. Она сжала кулаки, и кровь въелась в линии на ее ладонях. Розалинда лгала, она предала Алых, чем бы она при этом ни руководствовалась, и господин Цай без колебаний заставил ее поплатиться за это.
Джульетта смотрела на красные пятна на сцене. Алые в зале расставляли столы так, как они обычно стояли, звякали бокалы, слышались голоса, кричащие, чтобы к входу подогнали автомобиль. Она чувствовала на себе взгляд отца, спокойно наблюдавшего за ней и оценивающего каждую ее реакцию. Ей нужно сохранять невозмутимый вид – никакого ужаса перед той жестокостью, которую он проявил, никакого чрезмерного сочувствия к предательнице.
Но сейчас она думала только об одном – если Розалинду выпороли так жестоко за то, что она сообщала секреты Алых кому-то из рядовых Белых цветов и прикрывала его, то какой же будет ее собственная участь, если в банде узнают о ее прошлом с Ромой Монтековым?
Венедикт не стал бы передавать эту новость лично, если бы сейчас не было так поздно, но уже почти наступила полночь, и он сомневался, что кто-то из Белых цветов в штаб-квартире достаточно трезв, чтобы выполнить это задание. А дело было срочным.
Хотя, пожалуй, в последние месяцы почти все в этом городе было срочным.
– Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь вот так стоять у меня над душой.
Венедикт услышал громовой голос Лауренса еще до того, как толкнул двери лаборатории и пошел вдоль рядов техников, работающих в неурочное время. Наконец он увидел голландца и своего кузена у боковых столов, где они разглядывали что-то в микроскоп. Вернее, в окуляр смотрел Лауренс. Рома нависал над ним, занимая часть его личного пространства.
– Это и есть вакцина? – спросил Венедикт.
– Да, я только что украл ее у Алых, – ответил Рома. Он наверняка узнал голос Венедикта, но не повернулся. – Но Лауренс говорит, что, похоже, не сможет ее воссоздать.
– Я не могу прочесть эти записи, – отозвался Лауренс. – К тому же образец не совсем чист. К этой вакцине что-то добавили, чтобы сделать ее более растворимой… или горючей. Одно или другое, я в этом уверен.
– Что ж, – перебил его Венедикт, – все это только что стало намного более ценным, поскольку весь запас вакцины Алых был у них украден. И это сделали чудовища.
Рома наконец повернулся и отодвинулся от микроскопа.
– Что? Я же был там меньше часа назад.
– Знаю. – Венедикт ткнул большим пальцем в сторону дверей, показывая на город. – Поэтому-то и ходят слухи, что эту кражу организовал ты. Авторитет Белых цветов поднялся, а авторитет Алых упал. Наверняка ночью на улицах произойдут стычки.
– Кто, я? – пробормотал Рома. – Забавно. Хотел бы я, чтобы это было правдой.
Лауренс задумчиво хмыкнул, все еще глядя в микроскоп.
– Рома, я бы настоятельно порекомендовал тебе отыскать источник бед, а не рассчитывать на воссоздание этой вакцины.
Рома не ответил. Он хорошо умел скрывать свои чувства. «Наверняка, – подумал Венедикт, – если можно было бы заглянуть в его голову, стало бы ясно, что он в панике». Но он только невозмутимо сложил руки на груди.
– Просто сделай все, что в твоих силах. Даже если я отыщу шантажиста, почем знать, смогу ли я разыскать его чертовых чудовищ?
Лауренс устало отодвинул микроскоп.
– Мне явно платят недостаточно за все это. – Он достал из ящика стола скальпель. – Кстати, вечером сюда приходил кое-кто и искал тебя.
Венедикт скорчил гримасу, но Рома ничего не заметил, поскольку сам был удивлен.
– Он приходил в лабораторию? – спросил Рома. – Сюда?
– Я тоже не знаю, как он сумел пробраться сюда. Его зовут генерал Шу.
Почему это имя кажется ему знакомым? Венедикт напряг свою память, но так ничего и не вспомнил. Рома же сразу насторожился.
– Это высокопоставленный деятель Гоминьдана. Чего он хочет от меня?
Лауренс только вздохнул, как будто эта тема утомляла его.
– Полагаю, он обошел все места, про которые известно, что ты там бываешь. Как только я сказал, что тебя тут нет, он ушел.
– Тебе что, грозят неприятности? – спросил Венедикт.
– От Гоминьдана? – Рома фыркнул. – Не больше, чем обычно, ведь они всегда хотят одного – чтобы я был мертв. – Он отошел от лабораторного стола, а Лауренс остался сидеть. – Ну что, пойдем?
Венедикт кивнул. Он все еще обдумывал странное сообщение Лауренса, когда Рома открыл дверь и в лицо ему ударил холодный ветер.
– Сегодня ты выглядишь получше, – заметил Рома, глядя в ту сторону, где располагалась их штаб-квартира. – Ты что, стал больше спать?
– Да, – ответил Венедикт.
«А несколько часов назад я узнал, что Маршалл жив».
Он хотел сказать это вслух, хотел кричать об этом на всех перекрестках, объявить всему миру, чтобы мир, как и он сам, перестал горевать. Но теперь Венедикт был вовлечен во всю эту историю с обещанием, данным Маршаллом Джульетте, он стал еще одной фигурой в большой шахматной игре, в которую с одной стороны играла Джульетта, а с другой – Рома, и, похоже, чтобы Маршалла не сбросили с доски, ему надо будет подыграть Джульетте.
– Хорошо, – сказал Рома, и на лбу его появилась чуть заметная морщинка, возможно, от недоумения, возможно, от облегчения. Кузен услышал, что его голос стал бодрее и не мог понять причины этой бодрости, но ему не хватило смелости спросить об этом прямо.