– Приготовьтесь, – крикнула Селия.
Как по сигналу, приблизились Алые, удивившись при виде рабочих, ожидающих их снаружи своих кварталов. Они переглянулись, как будто спрашивая, надо ли им продолжать. Подняв глаза и увидев Селию, Алые узнали ее.
Она отступила с балкона назад.
Она не солдат, а наблюдатель.
Не солдат, а бьющееся сердце сопротивления.
Оставив главные улицы Шанхая, Венедикт сразу же стащил с руки повязку. Полоска белой ткани упала в грязную дождевую лужу, и он задрожал, ощутив внезапный холод.
Они все носили белые повязки, эти Алые с их пистолетами и ножами. Они измазали лица грязью, чтобы выдать себя за представителей масс, и на их повязках был намалеван китайский иероглиф, означающий «рабочее движение», как будто они были рядовыми рабочими, восставшими против своих вожаков. Он заявил, что сможет сойти среди них за своего и останется незамеченным, и оказался прав. Для этого ему было достаточно всего-навсего переодеться, и никто из Алых на улицах не остановился, чтобы присмотреться к нему, несмотря на то что он бежал в обратную сторону.
Венедикт остановился за телефонным столбом, и тут до него донесся далекий гул. Границы иностранных кварталов были открыты. Он не знал, что там произошло, не знал, когда иностранные солдаты оставили свои посты. По какой-то причине улица Гизи теперь не охранялась, и все дороги – прежде перегороженные мешками с песком и самодельными заборами из сетки рабицы – были разблокированы.
Гул стал ближе. Венедикт пригнулся как раз вовремя, чтобы спрятаться от группы Алых, которые торопливо выходили из Французского квартала.
Не стоило этому удивляться. Стало быть, Алые и Гоминьдан сговорились и с иностранцами. Иностранцы дали добро на бойню и предупредили своих, чтобы те сидели по домам. Как бы деятели Гоминьдана ни уверяли, что они желают вернуть страну китайцам, значительная часть города по-прежнему принадлежала иностранцам. Слишком многие из штабов и учреждений Гоминьдана находились во французских владениях, чтобы чем-то огорчать их.
– Поторопись. В Джессфилде не хватает подкреплений.
Мимо телефонного столба пробежал еще один отряд, и Венедикт пригнулся ниже, хотя столб наверняка и так скрыл бы его. Только когда голоса затихли, он выпрямился и посмотрел, как солдаты Гоминьдана исчезают вдали.
Во Французском квартале было пустынно. Венедикт никогда еще не видел, чтобы рано утром здесь было так безлюдно: нигде не было видно ни одного уличного торговца, несмотря на то что небо мало-помалу светлело. Но это не означало тишину. В городе выли сирены, в основном их звуки доносились с юга. Венедикт предположил, что их включили на канонерках, стоящих на Хуанпу в Наньши.
Он пустился бежать. Теперь уже не было смысла скрываться. Ни к чему терять время, ведь с каждой минутой приближается полдень. Венедикт знал, где находится дом генерала Шу. Там ли Маршалл? Есть ли там вообще кто-нибудь? Возможно, они уже покинули Шанхай, а может быть, находятся где-то в городе, за пределами иностранных владений и далеко от тех мест, где идут бои.
– Эй!
Венедикт, вздрогнув, обернулся и увидел группу Алых, выходящую из узкой боковой улочки. Они были одеты так же, как и он сам, и держали в руках винтовки. Первым побуждением Венедикта было убежать, но большинство улиц во Французском квартале слишком широки, так что он смог бы скрыться от погони, только если бы умел растворяться в воздухе.
– Что? – крикнул Венедикт, как если бы их оклик был всего лишь досадной помехой.
– Куда ты идешь? – заорал один из Алых. – Начальство велело нам собраться в Чжабэе. Бунтовщики пытаются напасть на штаб-квартиру Второго отделения.
– В самом деле? – Венедикт изобразил неведение. Он вообще не представлял, где находится штаб-квартира Второго отделения Гоминьдана. На Баошан-роуд? – Я не знал. Я должен передать послание.
– Кому?
– Господин Цай отправляет записку лично Чан Кайши. Он очень зол из-за того, что учинила Джульетта. Может, вы хотите вернуться и объяснить ему, почему его записка дошла до адресата так поздно?
Алые скривились, одни больше, другие меньше.
– Ладно, тогда иди, – сказал еще кто-то из них. И не успел Венедикт даже сдвинуться с места, как они направились в противоположную сторону, бормоча что-то о господине Цае.
Венедикт выдохнул и побежал дальше с бешено колотящимся сердцем. Это был риск, ведь, возможно, господин Цай публично не объявил, что устроила Джульетта. Похоже, на сей раз фортуна была на его стороне.
Наконец впереди показалась цель, к которой он спешил. Высокие ворота из кованого железа, выкрашенные в черный цвет. Кажется, их никто не охранял, и на территории тоже никого не было. Слышен был только далекий вой сирен – да еще свист ветра, бросающего его волосы на глаза.
Венедикт достал пистолет и осторожно прошел через ворота. Кусты шумно трещали, когда он наступал на них ботинками. Ему надо было подняться по пологому склону невысокого пригорка, где деревья с низко нависающими ветвями росли гуще. В этой части Французского квартала дома стояли далеко друг от друга, и рядом с каждым был сад и извилистая подъездная дорога. Одни были окружены оградами, чтобы никто не смог заглянуть внутрь, на цветники и кустарники вокруг других можно было любоваться свободно. Венедикт нашел бугорок и, встав на него, схватился за верх следующих ворот, подтянулся и увидел внутри еще один забор.
– Это дом или расположение воинской части? – пробормотал он. Кажется, между оградами ни было никакого движения. Крякнув, Венедикт перекинул ноги через первую стену и соскочил на землю. Его лодыжку пронзила боль.
Пожалуйста, только не растяжение. Только не растяжение.
Он сделал шаг вперед. Боль усилилась.
Черт побери.
Подковыляв ко второй ограде, он уперся в сетку-рабицу ногой и перелез через острый проволочный верх. Пусть он порвал отворот на брюках, пусть он сильно оцарапал предплечье и теперь оставлял на траве кровавый след – все это было неважно. Ему нельзя было замедлять шаг, ведь теперь, когда он торопливо обходил сад, его в любую минуту могли заметить.
Показался дом – огромная парадная дверь, справа и слева от нее по крылу, балконы второго этажа нависают над гаражами первого. Судя по количеству припаркованных перед домом блестящих черных автомобилей, внутри полно гостей.
Венедикт остановился, прикидывая, что ему делать дальше. Ему казалось, что он слышит доносящийся из дома гул голосов – значит, там, возможно, проходит какое-то мероприятие. Он не мог уложить это в голове. Ведь Гоминьдан только что развязал в городе бойню. Как же все эти люди могут как ни в чем не бывало собираться вместе и делать свои дела, когда их солдаты убивают людей?
– Маршалл, где ты, черт возьми? – прошептал Венедикт, обращаясь к безлюдному саду. Осторожно, пригибаясь, он двинулся по гравийным дорожкам, держась в тени деревьев. Если он подойдет слишком близко к дому, его, возможно, увидят из больших окон, а если подойдет слишком близко к забору, его могут заметить патрулирующие солдаты. Только зайдя за дом, он решился немного выпрямиться, ковыляя вдоль белой стены. Ему надо найти какой-то способ попасть внутрь. Возможно, если он снимет с себя комбинезон, то сможет выдать себя за гоминьдановца и заявить, что…
Венедикт остановился. Он прошел мимо окна, затем вернулся и заглянул в него. Там над письменным столом стоял флаг, темно-синий с изображением белого солнца. Это был кабинет. Кабинет генерала Шу.
Створки окна были закрыты на щеколду, но это не было проблемой. Венедикт достал из кармана складной нож, раскрыл его и просунул клинок между ними. Достаточно было поднять щеколду, и оконные петли тихо заскрипели, когда Венедикт толкнул стекло.
Он едва мог в это поверить. Стараясь не принести на подошвах грязь из сада, он перелез через подоконник и поморщился, соскочив на ковер. Все было тихо – никакой сигнализации, никакого тайного охранника в углу. Только флаг, колышущийся на сквозняке из открытого окна, пыль, оседающая на бумагах, и блик от света восходящего солнца на стене. Одна дверь – та, которая находилась напротив письменного стола, – вероятно, открывалась в коридор, другая дверь – рядом с флагом – была меньше и, видимо, вела в кладовую.
Взгляд Венедикта упал на стол. У него не было времени мешкать, но он все равно остановился и, пытаясь поменьше наступать на больную ногу, обошел его и взял два листка бумаги, лежащие в центре столешницы.
Иероглифы на первом листке были нацарапаны неаккуратно, второпях.
«Мы перехватили эту записку и сообщили господину Цаю».
Венедикт моргнул, и ему стало не по себе. Второй листок был намного тоньше, чернила на нем просвечивали еще до того, как Венедикт развернул его. Это послание было написано куда более аккуратным почерком и адресовано…
– О, нет, – пробормотал он.
«Да Нао!
Цай Жуньли и Рома Монтеков хотят, чтобы вы вывезли их из города. Вы должны взять их на борт. Ради блага страны, ради блага народа. Пожалуйста, окажите эту услугу.
Гоминьдановцы все знали. И Алые тоже. И в этот самый момент они собирают своих людей, чтобы не дать Джульетте покинуть город. И если они поймают их, то Рому схватят и казнят.
Венедикт положил листки обратно на стол. Ему надо найти Маршалла. Им надо попасть на Бунд и предупредить Рому и Джульетту.
В коридоре послышались шаги. Затем совсем близко зазвучали голоса.
Они направлялись к этому кабинету.
Венедикта охватила паника, его пульс ускорился. Он взглянул на окно – успеет ли он вылезти обратно? Времени не было, так что вместо этого он бросился ко второй двери и оказался в кладовой для хранения архивных шкафов – такой тесной, что втиснуться в нее мог только один человек, но достаточно длинной, чтобы на другом ее конце было темно. Он протиснулся внутрь, прижимаясь спиной к шкафам и едва не ударяясь плечами об их острые металлические углы.