Щелк. Венедикт закрыл за собой дверь в тот самый момент, когда в кабинет вошли обладатели голосов. Стулья заскрипели от веса тяжелых тел, и разговор продолжился – обсуждали коммунистов, обсуждали сегодняшнюю резню.
Затем один из голосов сказал:
– К нам поступили жалобы от Алой банды по поводу приказа о ликвидации Монтековых. Они говорят, что это бесчестно.
Венедикт удивился. Не ослышался ли он? Он прислушался. Выходит, Алая банда не полностью согласна с происходящим. Он не знал, уважает ли он Алых за то, что они высказали свой протест, или ненавидит их за то, что, несмотря на это, они продолжают участвовать в резне.
Сам не свой от страха, Венедикт осторожно приоткрыл дверь. Он плохо знал, как выглядят высокопоставленные деятели Гоминьдана, но узнал генерала Шу, поскольку его образ навсегда запечатлелся в его памяти, когда он отнимал у него Маршалла.
– Забудьте об этом, – сказал генерал Шу. – Мой приказ остается неизменным. Нам больше не представится шанса уничтожить наших врагов, так что мы должны воспользоваться им.
Венедикт сжал в кулаках рукава в попытке дать выход своей энергии, но при этом не произвести шума. С каких пор Белые цветы стали врагами Гоминьдана? Да, Дмитрий сговорился с коммунистами, но разве этого достаточно, чтобы приговорить к смерти всех членов Белых цветов? Одно дело, если бы уничтожения Белых цветов требовали Алые, но если на этом настаивает генерал Шу…
В городе осталось только четверо Монтековых. А что, если приказ об уничтожении – это вовсе не удар по Белым цветам, а попытка отнять у Маршалла всех, кого он любит?
Венедикт медленно выдохнул. Гоминьдановцы продолжали свой разговор, и в чулан проникал дым их сигарет. Венедикт оставался в западне и старался не шевелиться.
Глава сорок два
Моросил дождь, смывая красные пятна с тротуаров, превращая лужи крови в один длинный поток, который бежал по городу, словно еще одна река.
Когда поздним утром Джульетта осторожно вышла из здания лаборатории, улица была пуста. В городе уже какое-то время стояла тишина. Стрельба, крики и лязг металла продолжались недолго, ведь гоминьдановцы и Алые пустили в ход винтовки. И те, против кого было направлено это насилие, быстро сдались.
– Тут что-то не так, дорогая, – сказал Рома по-русски.
Джульетта обернулась, глядя, как из здания выходит Рома, держа за руку Алису. Его глаза нервно оглядывали улицу.
– Здесь чересчур тихо.
– Дело не в этом, – ответила Джульетта. – Думаю, все силы были отозваны куда-то еще. Послушай.
Она подняла палец и склонила голову набок. Дождь усилился, теперь он уже не моросил, а лил вовсю, но даже сквозь его шум можно было различить звуки множества голосов, как будто где-то неподалеку кричала толпа.
– Пойдем, – бросил Рома.
Увидев толпу, Джульетта удивилась. Рома, кажется, запаниковал, Алиса застыла, но Джульетта толкнула их в спины и заставила двигаться дальше. Это были протестующие – судя по их простой одежде и косам, студенты университета, – но они были слишком увлечены выкрикиванием лозунгов, чтобы заметить троих гангстеров, идущих мимо.
– Не останавливайтесь, – сказала Джульетта. – И не поднимайте голов.
– Что происходит? – спросила Алиса, повысив голос, чтобы перекричать шум дождя. – Я думала, в городе репрессии. Так почему же они не боятся?
Ее мокрые светлые волосы облепили шею и плечи. Джульетта не стала заморачиваться с холодной завивкой, так что теперь по ее лицу хотя бы не текла помада, к нему просто прилипли черные пряди.
– Потому что за один день всех не убьешь, – горько ответила она. – Они устроили охоту на самых видных противников, использовав элемент внезапности. К тому же численный перевес по-прежнему остается на стороне рабочих. Пока вожаки протестующих призывают их на улицы, всегда найдутся те, кто ответит на их призыв.
И действительно, они отвечали. Чем дальше в город заходили Рома, Джульетта и Алиса, направляясь к Бунду, тем плотнее становились толпы. Было ясно, что все они движутся в одном направлении – на север, прочь от набережной и пристаней, в сторону Чжабэя. Теперь здесь были не только студенты – рабочие текстильных фабрик бастовали, вагоновожатые бросили свои трамваи. Какова бы ни была сила Гоминьдана, они не могли скрыть, что объявили охоту на несогласных. Какой бы страх ни внушали когда-то простому люду Алые, они утратили контроль над городом. Их угрозы больше не могли заставить людей подчиняться.
– Никто не идет туда, куда идем мы, – заметила Алиса, когда они свернули на одну из главных улиц. Здесь толпа была такой плотной, что почти парализовала движение. Если задние начнут напирать, начнется давка. – А разве, если мы попытаемся уйти морем, нас не поймают?
Рома замялся и на миг остановился. И тут же едва не столкнулся с рабочим, правда тот и бровью не повел, только продолжил выкрикивать лозунги, не переставая идти вперед:
– Долой империалистов! Долой гангстеров!
– Нам придется рискнуть, – ответил Рома, по-прежнему глядя на рабочего. Когда он отвел от него глаза и поймал взгляд Джульетты, она чуть заметно улыбнулась. – Другого выхода у нас нет.
– А разве мы не можем просто уйти из города? – не унималась Алиса. Она замедлила шаг. – Ведь здесь царит такой хаос!
Они приближались к Бунду. Показались эффектные здания с колоннами и высокими сверкающими куполами в стиле ар-деко – но из-за пелены дождя они выглядели размыто, будто их сняли на кинопленку камерой с мутным объективом.
– Алиса, золотко, – мягко сказала Джульетта, – в городе объявлено военное положение. Вожаки коммунистов спешат покинуть границы города, а Гоминьдан спешит ликвидировать их. К тому времени, как мы обойдем Шанхай и доберемся до другого порта, открытого по договору для внешней торговли, Гоминьдан укрепится и там, и нас остановят. По крайней мере, здесь мы можем воспользоваться неразберихой.
– Тогда где же они? – спросила Алиса. Они приблизились к Бунду, стали видны волны Хуанпу. Алиса огляделась по сторонам, ища кого-то глазами за пределами толпы. – Где гоминьдановцы?
– А ты посмотри, куда все идут, – ответила Джульетта, показав кивком на север. Пролив столько крови, убив столько коммунистов, Гоминьдан сосредоточил свое внимание на опустевших полицейских участках и военных штабах, стремясь посадить туда своих людей. – Гоминьдановцы стараются захватить то, что можно использовать как опорные пункты, и рабочие тоже стремятся туда.
– Но ты не расслабляйся, – добавил Рома и повернул голову своей сестры туда, где в толпе, похоже, начиналась заварушка. – Пусть здесь нет гоминьдановцев, зато есть Алые.
Джульетта шумно втянула воздух, но этот звук потерялся в раскате грома. Она коснулась локтя Ромы, и он взял ее за руку. Они оба промокли, как и нитки, повязанные на их безымянных пальцах, но Рома продолжал держать ее за руку нежно, как будто они просто вышли на прогулку.
– Пошли, – сказала Джульетта. – Тут столько народу, и нам нужно найти хорошее место, чтобы подождать.
В Чжабэе уцелевшие вожаки Всеобщего профсоюза старались перекричать друг друга, стуча кулаками по столам. Люди в деловых костюмах соседствовали здесь с людьми в передниках. Селия сидела и смотрела, и лицо ее оставалось совершенно бесстрастным. Они заняли ресторан, превратив его в опорный пункт, составив в кучу мебель и усевшись за столы в середине зала. Селия не могла понять, как в этом гвалте можно что-то расслышать, но люди каким-то образом все-таки слышали друг друга и действовали максимально быстро.
Шло составление петиции. Возвращение отобранного у рабочих оружия, прекращение преследования членов профсоюза, иммунитет для Всеобщего профсоюза — все эти требования были изложены на бумаге и подготовлены для того, чтобы доставить их во Второе отделение Гоминьдана. Несмотря ни на что, коммунисты были не готовы принять поражение.
– За дело, девушка! За работу! – закричал кто-то в ухо Селии. Она даже не успела повернуться и не заметила, кто это был. Рабочие потрясали кулаками и кричали, скандируя лозунги еще до выхода на демонстрацию.
– Нет военной администрации! – вопили они и, толкая друг друга, выходили на улицу под проливной дождь. – Нет власти гангстеров! – Они влились в толпу, уже заполняющую запад Шанхая.
Кто-то толкнул Селию, заставив ее встать и двинуться к двери.
– Нет военной администрации! – завопила старуха рядом с Селией.
– Нет власти гангстеров! – закричал мальчик, идущий впереди.
Селия, спотыкаясь, вышла из ресторана. Улицы были полны народа. Это было так не похоже на обычные для Шанхая яркие огни и джазовую музыку, льющуюся из баров, на красные фонари и золотое кружево на костюмах танцовщиц в кабаре, приводящих толпу в восторг.
Это было восстание городских трущоб, которое украшала только сыплющаяся сверху зола с фабрик.
Селия вскинула кулак.
В кабинет вошел еще кто-то, и Венедикт встрепенулся, выйдя из оцепенения, похожего на транс, в которое он погрузил себя, чтобы не шевелиться. Все дело было в том, что вошедший, похоже, нарочно волочил ноги.
Венедикту не надо было видеть Маршалла, чтобы понять, что это он. И что Маршалл сейчас наверняка демонстративно держит руки в карманах.
– Автомобили, которые прислал господин Цай, уже прибыли, – сказал Маршалл. Он пытался говорить небрежно, но его голос звучал сдавленно. – Они готовы развезти всех.
Венедикт прислушивался, пытаясь определить, сколько гоминьдановцев снимает со спинок стульев свои пальто и выходит из комнаты. В кабинете с самого начала было не так уж много народу, но было похоже, что вышли не все. Так оно и оказалось – генерал Шу заговорил с кем-то об их следующем ходе по отношению к коммунистам, которым удалось сбежать.
– Érzi, – вдруг сказал генерал Шу, – где письма для центрального командования?
– Ты имеешь в виду те мерзкие конверты, которые мне пришлось лизать и заклеивать? – спросил Маршалл. – Я положил их вон туда. Они тебе нужны?