Говоря, он сделал паузу, и тут до Венедикта дошло, что это потому, что Маршалл показывал куда-то рукой. А показывать он мог только… на этот чулан.
– Принеси их оттуда, хорошо? Через несколько минут нам надо будет уйти.
– Сейчас принесу.
Послышались шаркающие шаги. Венедикт лихорадочно огляделся по сторонам. У задней стены чулана стояла небольшая картонная коробка – надо думать, Маршаллу нужна была именно она. Венедикт двинулся к коробке и застыл в трех шагах от нее, когда Маршалл вошел в чулан и закрыл за собой дверь.
Он включил свет, поднял взгляд, и его глаза округлились.
– Веня…
Венедикт зажал ему рот рукой и сделал это, приложив такую силу, что они вместе врезались в один из архивных шкафов. Венедикт чувствовал исходящий от Маршалла запах дыма, видел морщинки на его лбу.
«Какого черта ты делаешь тут?» — читалось в глазах Маршалла.
«А ты как думаешь?» — без слов ответил Венедикт.
– Что там? – спросил генерал Шу. Он услышал донесшийся из чулана громкий стук.
Венедикт осторожно убрал руку со рта Маршалла, но в остальном остался неподвижен.
– Ничего. Я ушиб пальцы ног, – спокойно ответил Маршалл. И еле слышно прошептал: – Как ты сюда попал? Гоминьдан отдал приказ о казни Монтековых, а ты являешься прямо в их логово!
– Не благодаря усилиям твоего отца, – так же еле слышно ответил Венедикт. – Когда ты собирался мне сказать…
– Сейчас неподходящее время, – перебил его Маршалл. Маршалл был одет в форму, и ее золотые пуговицы врезались в живот и грудь Венедикта. Стены чулана словно наваливались на них, казалось, он становится все ýже, так близко к друг другу они стояли.
Затем Маршалл вдруг двинулся назад, протиснулся мимо Вени и взял коробку. Венедикт опять прислонился к архивным шкафам, тяжело дыша.
– Оставайся здесь, – прошептал Маршалл, идя к выходу с коробкой в руках. – Я вернусь.
Он выключил свет и плотно закрыл дверь.
Венедикту хотелось садануть ногой по одному из архивных шкафов, хотелось снова услышать металлический лязг, такой громкий, чтобы сюда, к нему, сбежался весь дом. Но, разумеется, это было бы очень, очень неблагоразумно. И он остался стоять неподвижно, только быстро барабанил пальцами. Сколько у Ромы и Джульетты осталось времени на Бунде? Сколько времени остается до полудня?
Прошла целая вечность, затем дверь чулана открылась опять. Венедикт напрягся, готовый достать пистолет, но это был Маршалл.
– Ты можешь выйти, – сказал он. – Все уехали в резиденцию Алых.
– А тебя оставили здесь?
– Я притворился, что у меня болит голова.
Венедикт вышел, испытывая что-то вроде подозрения. Его лодыжка болела, что заставляло его идти медленно, но заминка объяснялась не только этим – в какой-то мере она была умышленной. Он сам не понимал, что с ним происходит; он явился сюда, полный решимости спасти Маршалла и уйти так быстро, как только возможно, но сейчас он смотрел на Маршалла и чувствовал полное недоумение. Он представлял себе, что Маршалла мучают, что с ним плохо обращаются, что он стал заложником людей, которым не может противостоять. А он, оказывается, свободно передвигается по этому дому, как будто он здесь свой, как будто это его собственный дом.
Возможно, так и есть.
– Я думал, что мне придется вызволять тебя отсюда, – сказал Венедикт. – Но, похоже, ты мог в любой момент сбежать сам.
Маршалл покачал головой и засунул руки в карманы, хотя такая поза совершенно не вязалась с безукоризненным видом его выглаженных брюк.
– Ты дурак, – ответил он. – Я старался помогать вам изнутри. Мой отец собирался отсрочить исполнение приказа о казни.
В комнату проникал холод. В какой-то момент, пока Венедикт прятался в чулане, снаружи начался сильный дождь, и небо приобрело ужасный темно-серый цвет. Капли воды скатывались по стеклам, стекали по подоконнику и образовывали маленькую лужицу на ковре. Венедикт моргнул. Закрыл ли он щеколду на окне, когда влез в него? Он мог бы поклясться, что да.
Или все-таки нет?
– Ты бы опоздал, – сообщил Венедикт. – Казни начались на рассвете. Нас предупредила Джульетта. – Вернее, она предупредила Алису, а та предупредила остальных.
Маршалл отшатнулся.
– Что? Нет. Нет, мой отец сказал…
– Твой отец солгал. – Как и Маршалл. Как Маршалл, похоже, делал все чаще и чаще.
– Я… – Маршалл запнулся. Он тоже повернулся к окну – кажется, его тоже раздражало то, что на ковер льется вода. – Тогда зачем ты пришел сюда, Веня? Зачем явился на территорию врага?
– Чтобы спасти тебя. – Венедикт не верил своим ушам. Если все прошлое Маршалла оказалось неправдой, возможно, все, что он рассказывал о себе, тоже ложь. Может, Маршалл Сео – это даже не его настоящее имя?
– Конечно, это мое имя.
Эту последнюю фразу Венедикт пробормотал вслух.
– Сео – это фамилия моей матери, – продолжил Маршалл, закрыв окно. – Я решил, что мне будут задавать меньше вопросов, если подумают, что я бежал из Кореи после того, как ее захватили японцы, и что я сирота. Это было легче, чем объяснять, что на самом деле я вырос в Китае, в сельской местности, и сбежал оттуда, потому что не хотел жить с моим отцом – деятелем Гоминьдана.
– Ты должен был мне сказать, – тихо проговорил Венедикт. – Ты должен был мне доверять.
Маршалл повернулся, сложив руки на груди.
– Я доверяю тебе, – пробормотал он, пробормотал тихо, что было на него не похоже. – Просто я бы предпочел иметь иное прошлое, такое, которое я выбрал бы для себя сам. Разве это так уж плохо?
– Да! – рявкнул Венедикт. – Да, если из-за этого мы не знали, что ты окажешься в опасности, когда в город войдут войска Гоминьдана.
– Оглянись. Разве здесь мне, по-твоему, грозит опасность?
Венедикт не смог ответить сразу – он боялся, что его слова прозвучат слишком резко – не так, как он хочет. Прежде он никогда об этом не беспокоился, когда речь шла о Маршалле, его лучшем друге. Потому что был уверен – Маршалл его поймет, какими бы сумбурными не были его мысли.
Но сейчас дело обстояло не так – сейчас им владел страх.
– Нам надо уйти. Рома и Джульетта ждут нас на Бунде, собираясь отплыть, но гоминьдановцы уже отправили за ними людей, чтобы схватить их. Если мы будем тянуть, то либо город закроют из-за военного положения, либо Джульетту схватят и уведут.
– Я не могу. – Маршалл одернул рукава мундира, чтобы разгладить воображаемые складки. – Они доверяют мне, Веня. Я могу оказать вам куда более значимую помощь в моем нынешнем качестве послушного сына деятеля Гоминьдана, чем в каком-то другом.
Где-то в доме начали бить напольные часы.
– Лгал мой отец о времени начала волны репрессий или нет, неважно, – продолжал он. – Важно другое – то, что членов банды Белых цветов потащат в тюрьму, где они, как и коммунисты, будут ожидать казни независимо от того, сотрудничали они с коммунистами или нет. Я могу это предотвратить. Нашим не придется бежать. Роме не придется бежать, пока я здесь. Если мне удастся убедить отца оказать нам покровительство, Белые цветы уцелеют.
Маршалл явно пребывал в приподнятом настроении от осознания своей новой роли. Венедикт не колебался.
– За все время, что я знаю тебя, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь принять такое глупое решение, – сказал он.
У Маршалла вытянулось лицо.
– Почему глупое?
– Потому что они лгут! – воскликнул Венедикт. – С какой стати им позволять Белым цветам выжить, если они состоят в союзе с Алой бандой? Наша песенка спета, Маршалл, нам крышка. Наша банда лежит в руинах, и обратной дороги нет.
– Нет, – решительно возразил Маршалл. – Нет. Ты знаешь, сколько насилия я наблюдал в нашем городе, когда был фантомом? Вид, открывающийся с крыш, очень отличается от вида с улиц, и я видел все. И, несмотря на кровопролитие, я видел, как заботится о нас каждый Белый цветок, заботится о вас, о Монтековых. Я могу их спасти.
– Значит, вот что это такое, да? – Венедикту хотелось подойти к своему другу и хорошенько встряхнуть его, но он знал, что если в качестве метода убеждения применит физическую силу, то упрямство Маршалла только возрастет. – Демонстрация твоей верности банде, которая пригрела тебя? Дело не в Белых цветах, Марш, а в том, во что мы верили – в кого мы верили. Это Рома, это наш город, это наше будущее. Все это рушится, значит, нам надо бежать.
Маршалл с усилием сглотнул.
– Здесь у меня есть власть и влияние просто по праву рождения. И ты просишь меня бросить это, отказаться от возможности помогать людям?
– Какая от тебя может быть помощь? – Венедикт не собирался этого говорить, это вырвалось само. – Неужели ты пойдешь и станешь убивать рабочих, лишь бы завоевать доверие отца? Или избивать коммунистов ради того, чтобы добиться свободы для Белых цветов?
– Зачем ты так?
– Затем, что дело того не стоит! Власть и влияние того не стоят! Ты заключаешь сделки, идешь на компромиссы, но ничего не получаешь взамен. Рома бежит от этого, Джульетта тоже. Так почему же ты думаешь, будто ты сможешь с этим справиться?
На лице Маршалла отразилась обида.
– Значит, я, по-твоему, слишком слаб, да?
Венедикт прикусил язык, с трудом удержавшись от того, чтобы выругаться. Нет, ему надо подавить в себе гнев. Он знал – ему не следовало говорить, не подумав, не следовало бросаться словами. Это до добра не доводит. Однако он почти не мог думать – этому мешали и духота кабинета, и непрекращающийся дождь за окном, и бой напольных часов.
– Я никогда не говорил, что ты слаб.
– Однако ты хочешь, чтобы я бежал. Я пытаюсь помочь нам выжить…
– Не все ли равно, выживет ли банда, если погибнешь ты сам? – перебил его Венедикт. – Послушай меня, Марш, как бы они тебе ни доверяли, гражданская война есть гражданская война. В этом городе будет масса трупов…
Маршалл вскинул руки.
– Вы с Ромой можете бежать. Ведь вы Монтековы, я это поним