говорилъ.
Мистрисъ Боффинъ привѣтливо поздоровалась съ нимъ, а онъ любезно подсадилъ ее въ карету.
— Прощайте пока, миссъ Белла, — сказала мистрисъ Боффинъ, посылая ей изъ кареты воздушный поцѣлуй. — Скоро увидимся. И тогда я надѣюсь показать намъ моего маленькаго Джона Гармона.
Мистеръ Роксмитъ, стоявшій у колеса и поправлявшій ей платье, вдругъ поднялъ голову, оглянулся кругомъ и взглянулъ на нее съ такимъ блѣднымъ лицомъ, что она воскликнула:
— Боже милосердный!.. Что съ вами, сэръ? Что случилось?
— Какъ можете вы показать ей умершаго? — отозвался тихимъ голосомъ мистеръ Роксмитъ.
— Это я о пріемышѣ. Я ей ужъ говорила о немъ. Я хочу нашего пріемыша назвать Джономъ Гармономъ.
— Вы меня испугали, — пробормоталъ жилецъ, — ваши слова показались мнѣ дурнымъ предзнаменованіемъ, когда вы сказали, что покажете мертвеца молодой, цвѣтущей дѣвушкѣ.
Въ этотъ моментъ Белла поняла, что мистеръ Роксмитъ любить ее. Но ея сердцу было еще не ясно, что заставляло ее мягче относиться къ нему — внутреннее ли сознаніе вѣрности ея догадки или желаніе узнать его покороче. Какъ бы то ни было, но съ того момента этотъ человѣкъ, часто занимавшій ея мысли, сталъ занимать ихъ еще чаще.
Онъ зналъ эти такъ же хорошо, какъ она, она знала это такъ же хорошо, какъ и онъ, въ ту минуту, когда они вмѣстѣ стояли на дорожкѣ у садовой калитки.
— Какіе милые люди, миссъ Вильферь, не правда ли?
— Вы хорошо ихъ знаете? — спросила Белла.
Онъ отгадалъ, что она хотѣла заставить его сказать неправду, и, упрекнувъ ее улыбкой, заставившей ее упрекнуть себя, сказалъ:
— Я кое-что знаю о нихъ.
— Да, правда, онъ говорилъ, что видѣлъ васъ только разъ.
— Я такъ и думалъ, что онъ это говорилъ.
Белла смѣшалась и была бы рада взять назадъ свой вопросъ.
— Вамъ показалось страннымъ, что я такъ взволновался, когда услышалъ, что вамъ хотятъ показать убитаго человѣка, уже зарытаго въ могилу. Но это потому, что я принимаю въ васъ живое участіе. Я могъ бы, конечно, сообразить, что она не это хотѣла сказать, но мое участіе къ вамъ остается тѣмъ не менѣе въ своей силѣ.
Когда миссъ Белла задумчиво вошла въ гостиную, неукротимая Лавинія встрѣтила ее такими словами:
— Ну, Белла, надѣюсь, что теперь исполнятся всѣ твои желанія по милости твоихъ Боффиновъ. Теперь ты будешь богата — съ твоими Боффинами. Можешь кокетничать сколько душѣ твоей угодно — у твоихъ Боффиновъ. Но ужъ меня ты не повезешь къ твоимъ Боффинамъ, это я могу сказать тебѣ и твоимъ Боффинамъ.
— Если этотъ Боффинъ, — заговорилъ тутъ мистеръ Джорджъ Сампсонъ, вынувъ изо рта пробку, — вздумаетъ еще разъ обратиться со своими глупостями ко мнѣ, то ужъ я дамъ ему понять, что онъ это дѣлаетъ съ опасностью для жи…
Онъ хотѣлъ сказать: «жизни», но миссъ Лавинія, не довѣряя его умственнымъ способностямъ и чувствуя, что его рѣчь ни въ какомъ случаѣ не будетъ имѣть практическихъ результатовъ, опять втолкнула ему пробку въ ротъ, да такъ энергично, что изъ глазъ его потекли слезы.
Что касается мистрисъ Вильферъ, то эта достойная леди, употребивъ свою младшую дочь вмѣсто манекена для назиданія Боффиновъ, теперь приласкала ее, а потомъ явила послѣдній примѣръ силы своего характера, еще оставшейся у нея въ запасѣ. Ей хотѣлось озарить все семейство своими удивительными свѣдѣніями по части физіономистики, — свѣдѣніями, ужасавшими Р. Вильфера каждый разъ, какъ они срывались съ привязи, ибо они всегда отличались необыкновенной мрачностью и злорадствомъ.
— О манерахъ этихъ Боффиновъ я ничего не скажу, — такъ начала мистрисъ Вильферъ. — Объ ихъ наружности я ничего не скажу. О безкорыстіи ихъ намѣреній по отношенію къ Беллѣ я ничего не скажу. Но скрытность, лукавство и тонко задуманная интрига, написанныя на лицѣ мистрисъ Боффинъ, заставляютъ меня трепетать.
И, какъ бы въ знакъ того, что она воочію видитъ передъ собою всѣ эти зловредныя свойства, мистрисъ Вильферъ затрепетала.
XСупружескій договоръ
У Вениринговъ суета: совершенно зрѣлая молодая дѣвица выходить замужъ (съ пудрою и съ прочимъ) за совершенно зрѣлаго молодого джентльмена. Она выходитъ за него изъ дома Вениринговъ, и Beниринги по этому случаю даютъ парадный завтракъ. Мрачный алхимикъ, который, какъ бы по установленному разъ навсегда правилу, протестуетъ противъ всего, что дѣлается въ домѣ, упорно протестуетъ и противъ этой свадьбы, но въ дѣлахъ такого рода согласіе его не есть необходимость, и потому небольшая рессорная фура выгружаетъ у подъѣзда Вениринговъ цѣлый транспортъ тепличныхъ растеній для украшенія цвѣтами завтрашняго торжества.
Совершенно зрѣлая молодая дѣвица — невѣста съ состояніемъ. Совершенно зрѣлый молодой джентльменъ — женихъ тоже съ состояніемъ. Онъ пускаетъ свой капиталъ въ обороты и, какъ любитель этого дѣла, ѣздитъ въ Сити, засѣдаетъ на собраніяхъ директоровъ акціонерныхъ компаній и участвуетъ въ торговлѣ всевозможными акціями. Не имѣйте ни заслугъ, ни репутаціи, ни образованія, ни идей, ни приличныхъ манеръ, — имѣйте только акціи. Имѣйте достаточное количество акцій, чтобы ваше имя значилось большими буквами въ спискѣ директоровъ, разъѣзжайте по таинственнымъ дѣламъ между Лондономъ и Парижемъ, и вы будете велики. Откуда онъ? — Акціи. Куда стремится? — Акціи. Что онъ за человѣкъ? — Акціи. Есть ли у него принципы? — Акціи. Онъ, можетъ быть, никогда и ни въ чемъ не имѣлъ успѣха, никогда ничего не придумалъ, никогда ничего не совершилъ — нужды нѣтъ: на все довольно одного отвѣта — акціи. О, всесильныя акціи! Высоко возносите вы этихъ кумировъ; насъ же, ничтожныхъ червей, заставляете вопить денно и нощно, словно подъ дѣйствіемъ дурмана: «Избавьте насъ отъ нашихъ денегъ, расточайте ихъ! Покупайте насъ, продавайте насъ, раззоряйте! Мы молимъ васъ объ одномъ: займите мѣсто между сильными міра сего и жирѣйте на нашъ счетъ».
Покуда Амуръ и Граціи готовятъ Гименею свѣточъ, долженствующій воспламениться въ упомянутый торжественный день, у мистера Твемло мутится умъ. Ему начинаетъ казаться, что совершенно зрѣлая молодая дѣвица и совершенно зрѣлый молодой джентльменъ — самые старинные друзья Вениринговъ. Не состоитъ ли Beнирингъ ихъ опекуномъ? — Едва ли, такъ какъ оба они старше. Однако онъ вѣдь посвященъ во всѣ ихъ тайны и много содѣйствовалъ тому, чтобы заманить ихъ къ алтарю. Однажды онъ даже самолично разсказывалъ ему, Твемло, какъ онъ сказалъ своей женѣ: «Не правда ли, Анастасія, какая славная парочка?» Онъ говорилъ еще, что смотритъ на Софронію Экершэмъ (зрѣлую молодую дѣвицу) какъ на свою сестру, а на Альфреда Ламля (зрѣлаго молодого джентльмена) какъ на брата. Твемло спросилъ его при этомъ, не учились ли они съ Альфредомъ въ одной школѣ, но онъ отвѣтилъ: «Несовсѣмъ». На вопросъ же, не была ли Софронія усыновлена его матерью, онъ отвѣчалъ: «Нѣтъ, нельзя сказать». Твемло прикладывалъ руку ко лбу и терялся въ догадкахъ.
Но вотъ какъ-то разъ, недѣли три тому назадъ, мистеръ Твемло, сидя но утру у себя надъ конюшней въ Дьюкъ-Стритѣ на Сентъ-Джемскомъ скверѣ за газетами и за слабымъ чаемъ съ поджаренной булкой, получилъ раздушенную записочку съ вензелемъ. Записочка была отъ мистрисъ Beнирингъ. Мистрисъ Beнирингъ просила «дорогого мистера Твемло, если онъ ничѣмъ особенно не занятъ, пожаловать къ ней отобѣдать съ мистеромъ Подснапомъ и обсудить одно важное семейное дѣло». Послѣднія три слова были два раза подчеркнуты и завершены восклицательнымъ знакомъ. Отвѣтивъ на записочку: «Ничѣмъ не занятъ и болѣе чѣмъ радъ», Твемло явился къ Венирингамъ, и вотъ что за симъ воспослѣдовало.
— Дорогой мой Твемло, — говоритъ ему Beнирингъ съ милой улыбкой, — любезная готовность, съ какою вы отозвались на безцеремонное приглашеніе Анастасіи, поистинѣ неоцѣнима; это такъ похоже на стараго, стараго друга… Знакомы вы съ нашимъ другимъ добрымъ другомъ Подснапомъ?
Твемло хорошо помнитъ добраго друга Подснапа, когда-то причинившаго ему такой конфузъ. Онъ отвѣчаетъ, что знакомъ, и Подснапъ подтверждаетъ его заявленіе. Повидимому. этотъ Подснапъ въ короткое время такъ близко сошелся съ Венирингомъ, что считаетъ себя другомъ его дома много, много, много лѣтъ. Онъ ведетъ себя съ самою дружеской развязностью, чувствуетъ себя совершенно какъ дома и, ставъ спиной къ камину, изображаетъ изъ себя статую Колосса Родосскаго. Твемло и раньше замѣчалъ, хотя, по своему обыкновенію, несовсѣмъ ясно, что всѣ гости Вениринговъ заражаются фикціей Вениринговъ; но онъ и до сихъ поръ еще не сознаетъ, что съ нимъ самимъ случилось то же.
— Наши друзья Альфредъ и Софронія, — продолжаетъ этотъ пророкъ подъ покрываломъ — Beнирингъ, — наши дорогіе друзья Альфредъ и Софронія — надѣюсь, господа, вы порадуетесь за нихъ вмѣстѣ со мной, — вступаютъ въ бракъ. Мы съ женою видимъ въ этомъ событіи наше семейное дѣло и принимаемъ на себя всѣ хлопоты, о чемъ я считаю своимъ священнымъ долгомъ объявить друзьямъ нашего дома.
«Ага!», думаетъ Твемло, поглядывая на Подснапа, «значитъ насъ только двое: онъ — второй».
— Я разсчитывалъ, — продолжаетъ Beнирингъ, — что леди Типпинсъ встрѣтится здѣсь съ вами, но на нее всегда такой большой спросъ: она, къ несчастью, отозвана.
«Эге!» думаетъ Твемло, блуждая глазами, «насъ, значитъ, трое: она — третья».
— Мортимера Ляйтвуда, съ которымъ вы оба знакомы, нѣтъ сейчасъ въ городѣ,- продолжаетъ опять Beнирингъ, — но онъ мнѣ пишетъ (въ шутливомъ тонѣ, по своей всегдашней привычкѣ), что не откажется быть шаферомъ жениха, когда наступить день церемоніи, хоть и не видитъ, какая тутъ можетъ быть надобность именно въ немъ.
«Ого!» думаетъ Твемло, закатывая глаза, «выходитъ, что насъ четверо: этотъ — четвертый».
— А Бутса и Бруэра, съ которыми вы тоже знакомы, — прибавляетъ Beнирингъ, — я хоть и не приглашалъ на сегодня, но держу ихъ въ запасѣ на этотъ случай.
«О, Боже!», думаетъ Твемло, закрывая глаза, «такъ насъ уже шес…» Но тутъ онъ изнемогаетъ и въ такомъ положеніи остается до конца обѣда, до самой той минуты, когда алхимикъ былъ приглашенъ удалиться.