— Нельзя однако задерживать этого жида слишкомъ долго, не то онъ выместитъ свою досаду на моемъ бѣдномъ другѣ, сказалъ онъ: — надо выйти къ нему… Ну, а что подѣлываетъ ваша умная и симпатичная супруга? Знаетъ ли она о нашей неудачѣ?
— Я ей показывалъ письмо.
— Очень удивлена?
— Я думаю, она удивилась бы больше, если бы вы проявили побольше расторонности, — отвѣчалъ Ламль.
— Ага! Значитъ, неудачу она приписываетъ мнѣ?
— Мистеръ Фледжби, я не позволю перетолковывать мои слова.
— Не сердитесь, Ламль, — заговорилъ покорнымъ тономъ Фледжби. — Нѣтъ никакой причины сердиться. Я только спросилъ. Значитъ, она не обвиняетъ меня — если позволите еще разъ повторить мой вопросъ?
— Нѣтъ, сэръ.
— Очень радъ, — сказалъ мистеръ Фледжби, удостовѣрившись, что Ламль солгалъ. — Засвидѣтельствуйте же ей мое глубокое почтеніе. До свиданья.
И пріятели дружески распрощались.
Ламль вышелъ въ раздумьѣ. Фледжби проводилъ его до наружной двери. Воротившись къ себѣ, онъ присѣлъ къ камину съ сосредоточеннымъ лицомъ, широко разставивъ ноги въ розовыхъ шароварахъ и согнувъ ихъ въ колѣняхъ, какъ будто готовился встать.
„Ваши бакенбарды, мистеръ Ламль, никогда мнѣ не нравились“, бормоталъ онъ самъ съ собой: „такихъ и за деньги не купишь. Вы кичитесь своими манерами и своимъ краснорѣчіемъ. Вы хотѣли потянуть меня за носъ, вы запутали меня въ глупую исторію, и вы же съ женой говорите, что я самъ во всемъ виноватъ. Такъ я же вамъ насолю, — насолю непремѣнно, хоть у меня и нѣтъ бакенбардъ (тутъ онъ слегка потеръ то мѣсто, гдѣ имъ слѣдовало быть), хоть у меня нѣтъ ни манеръ, ни краснорѣчія“.
Облегчивъ такимъ образомъ благородную душу, мистеръ Фледжби сдвинулъ ноги въ розовыхъ шароварахъ, выпрямилъ ихъ въ колѣнкахъ и крикнулъ Райѣ въ сосѣднюю комнату: „Эй вы тамъ!“ При видѣ вошедшаго старика, съ его кроткимъ лицомъ, такъ рѣзко противорѣчившимъ аттестаціи, которая была ему только что дана, Фледжби захохоталъ.
— Чудесно! Великолѣпно! Клянусь душой, необыкновенно хорошо! — выговорилъ онъ сквозь смѣхъ.
Когда весь запасъ его веселости изсякъ, онъ продолжалъ:
— Вотъ что, старикъ: вы скупите всѣ пачки, которыя я здѣсь отмѣчу карандашомъ, — вотъ черточка, вотъ еще и еще, — и я готовъ прозакладывать два пенса, что вы потомъ повыжмете этихъ христіанъ, какъ истый еврей. Теперь вамъ нуженъ чекъ, я знаю. Вы непремѣнно скажете — нуженъ, хотя у васъ у самого припрятанъ гдѣ то кругленькій капиталецъ (только никто не знаетъ — гдѣ), и вы скорѣе согласитесь, чтобъ васъ посолили, пересыпали перцемъ и поджарили на рѣшеткѣ, чѣмъ сознаетесь въ этомъ… Чекъ я вамъ сейчасъ напишу.
Онъ отперъ ящикъ и досталъ изъ него ключъ, чтобъ отпереть имъ другой ящикъ, изъ котораго взялъ еще ключъ и отперъ еще одинъ ящикъ, гдѣ хранилась у него чековая книжка. Потомъ онъ написалъ чекъ, снова спряталъ книжку въ ея укромное мѣсто и, давъ обратный ходъ ключамъ и ящикамъ, подалъ знакъ старику сложеннымъ чекомъ подойти и принять его изъ хозяйскихъ рукъ.
— Ну вотъ, о моихъ дѣлахъ пока довольно, — сказалъ онъ, между тѣмъ какъ еврей, положивъ чекъ въ свой бумажникъ, опускалъ послѣдній въ боковой карманъ. — Теперь нѣсколько словъ о дѣлахъ, которыя еще покуда не мои. Гдѣ она?
Райя, не успѣвшій еще вынуть руки изъ кармана, вздрогнулъ и насторожился.
— Ого! — сказалъ Фледжби. — Вы этого не ожидали? Куда вы ее запрятали? — признавайтесь.
Захваченный врасплохъ старикъ взглянулъ на своего принципала съ мимолетнымъ замѣшательствомъ, что доставило послѣднему неописуемое наслажденіе.
— Ужъ не въ томъ ли она домѣ скрывается, который я нанимаю и за который плачу налогъ въ Сентъ-Мэри-Аксѣ? — спросилъ Фледжби.
— Нѣтъ, сэръ.
— А то, быть можетъ, въ саду на крышѣ этого дома? Отправилась туда умирать или иначе какъ-нибудь забавляться въ вашемъ вкусѣ? — продолжалъ Фледжби свой допросъ.
— Нѣтъ, сэръ.
— Такъ гдѣ же она?
Райя опустилъ глаза, видимо соображая, можетъ ли онъ отвѣтить на вопросъ, не нарушая истины, и потомъ тихо поднялъ ихъ на лицо допросчика, какъ бы удостовѣрившись, что не можетъ.
— Такъ и быть, я пока не буду настаивать, — сказалъ Фледжби. — Но я хочу это знать, и узнаю. Но вы-то хороши! Что вы такое затѣяли? — объясните.
Съ извиняющимся движеніемъ головы и рукъ, дѣлая видъ, что не понимаетъ значенія этихъ словъ, старикъ обратилъ на него взоръ безмолвнаго вопроса.
— Вѣдь вы не какой-нибудь волокита, — продолжалъ Фледжби. — Вѣдь вы патріархъ, — засаленная, истрепанная карта. Не влюблены же вы въ Лиззи.
— О, сэръ! — взмолился Райя. — О, сэръ!
— Такъ отчего же, — заговорилъ опять Фледжби съ легкой краской въ лицѣ,- отчего вы не хотите сказать, что заставило васъ вмѣшаться въ это дѣло?
— Сэръ, я скажу вамъ всю правду. Но съ условіемъ — простите, что ставлю вамъ условія, — съ условіемъ строжайшей тайны. Я полагаюсь на вашу честь.
— Туда же — честь! — воскликнулъ Фледжби съ насмѣшкой. — Честь у жида!.. Ну, ладно. Разсказывайте.
— Помните, сэръ, я полагаюсь на вашу честь, — повторилъ Райя съ почтительной твердостью.
— Само собою разумѣется, — подтвердилъ Фледжби.
Старикъ, котораго ни разу не попросили сѣсть, стоялъ, держась рукой за спинку мягкаго кресла, у стола, гдѣ передъ тѣмъ нѣжился молодой человѣкъ. Самъ же молодой человѣкъ сидѣлъ у камина съ выраженіемъ жаднаго любопытства на своемъ безбородомъ лицѣ, готовый словить и прервать его на первомъ словѣ неправды.
— Разсказывайте же, — повторилъ онъ. — Начните съ вашихъ побудительныхъ причинъ.
— Сэръ, у меня нѣтъ другихъ причинъ, кромѣ желанія помочь беззащитной.
Мистеръ Фледжби могъ выразить свои чувства по поводу такого невѣроятнаго показанія лишь необыкновенно продолжительнымъ насмѣшливымъ сапомъ.
— Какъ я узналъ и за что сталъ уважать эту дѣвушку — я уже говорилъ вамъ въ тотъ разъ, когда вы встрѣтились съ нею въ моемъ скромномъ садикѣ на крышѣ дома, — началъ старикъ.
— Говорили? — переспросилъ недовѣрчиво Фледжби. — Допустимъ. Можетъ быть, и говорили.
— Чѣмъ больше я ее узнавалъ, тѣмъ ближе къ сердцу принималъ ея судьбу. Я встрѣтилъ ее въ тяжелой обстановкѣ. Себялюбивый и неблагодарный братъ, непріятный ей искатель ея руки, сѣти болѣе опаснаго поклонника, слабость ея собственнаго сердца…
— Значитъ, она неравнодушна къ одному изъ этихъ молодцовъ?
— Сэръ, съ ея стороны было очень естественно полюбить его: у него много большихъ преимуществъ. Но онъ не одного съ нею званія и не имѣлъ намѣренія жениться на ней. Ей со всѣхъ сторонъ грозила опасность въ то время, когда я — дряхлый старикъ (какъ вы это сами сказали), такъ что во мнѣ нельзя заподозрить никакого другого чувства, кромѣ отцовскаго, — когда я позволилъ себѣ вмѣшаться и посовѣтовалъ ей бѣжать. Я ей сказалъ: „Дочь моя, бываютъ въ жизни минуты такой опасности соблазна, что вся добродѣтель наша сводится лишь къ тому, чтобы поскорѣе бѣжать прочь“. Она отвѣтила, что это уже приходило ей въ голову. Но она не знала, куда и какъ ей бѣжать, и у нея не было никого, кто бы помогъ ей въ этомъ. Я указалъ ей человѣка, который могъ ей помочь: человѣкъ этотъ былъ я. И она бѣжала.
— Какъ же вы устроили ее? — спросилъ мистеръ Фледжби, ощупывая свою безбородую щеку.
— Я помѣстилъ ее въ семьѣ… далеко отсюда. — Говоря это, старикъ красивымъ плавнымъ жестомъ раздвинулъ руки, вытянувъ ихъ во всю длину. — Она поселилась у извѣстныхъ мнѣ людей нашего племени. Тамъ, при ея трудолюбіи, она легко заработаетъ себѣ на хлѣбъ и будетъ избавлена отъ всякихъ опасностей.
Маленькіе глазки мистера Фледжби оторвались отъ огня, чтобы взглянуть на плавное движеніе рукъ старика, когда тотъ сказалъ: „далеко отсюда“. Онъ попробовалъ (и весьма неудачно) передразнить это движеніе, потомъ покачалъ головой и сказалъ:
— „Я устроилъ ее далеко отсюда“… Ахъ, старый хитрецъ!
Положивъ одну руку на грудь, а другою держась за спинку кресла, Райя, не пытаясь оправдываться, ждалъ дальнѣйшихъ вопросовъ. Но Фледжби ясно видѣлъ своими маленькими глазками, слишкомъ близко сидящими одинъ отъ другого, что напрасно было бы допрашивать его объ этомъ предметѣ.
— Лиззи, — промычалъ Фледжби, снова переводя глаза на огонь. — Лиззи, гм… — повторилъ онъ и взглянулъ въ потолокъ. — Вы не сказали мнѣ ея фамиліи тогда, въ вашемъ саду, на вышкѣ. Я буду откровеннѣе съ вами: фамилія ея — Гексамъ.
Райя склонилъ голову въ знакъ подтвержденія.
— Слушайте, сэръ, — продолжалъ Фледжби. — Я, кажется, кое-что знаю о томъ неотразимомъ молодцѣ, второмъ ея поклонникѣ — понимаете? Не принадлежитъ ли онъ къ корпораціи адвокатовъ, а?
— Да, такова, дѣйствительно, его профессія, то есть номинально.
— Такъ я и думалъ. Фамилія его какъ будто что-то въ родѣ Ляйтвуда?
— Нѣтъ, сэръ, ничуть не похоже.
— Ну, старый, выкладывайте: ка фамилію — безъ отговорокъ! — сказалъ Фледжби, подмигивая въ отвѣтъ на взглядъ старика.
— Рейборнъ.
— Ахъ, чортъ возьми! — воскликнулъ съ удивленіемъ Фледжби. — Такъ этотъ-то? Я думалъ — Ляйтвудъ, а этотъ мнѣ и во снѣ не снился… Ну что жъ, я не прочь, чтобы вы натянули носъ тому или другому изъ этой милой парочки: оба они пренадутые франты, а этотъ Рейборнъ — такое невозмутимое животное, какого я никогда не встрѣчалъ. Чванится своими баками, скотина… Браво, браво, старикъ! Ну, ступайте, желаю вамъ успѣха.
Обрадованный этой неожиданной похвалой, Райя спросилъ, не будетъ ли еще какихъ приказаній.
— Нѣтъ, можете убираться, Іуда, — сказалъ мистеръ Фледжби, — и дѣлать то, что вамъ уже приказано.
Поощренный этимъ пріятнымъ напутствіемъ, старикъ взялъ свою широкополую шляпу и посохъ и вышелъ, скорѣе какъ какое-нибудь высшее существо, благосклонно снисходящее къ мистеру Фледжби, чѣмъ какъ бѣдный подчиненный, котораго тотъ топталъ въ грязь. Оставшись одинъ, Фледжби заперъ наружную дверь и воротился къ камину.
„Отлично!“ сказалъ онъ себѣ. „Ты, можетъ быть, и не довольно расторопенъ, другъ мой Фледжби, да зато дѣйствуешь навѣрняка“. Онъ раза три съ большимъ удовольствіемъ повторилъ эту фразу и, снова раздвинувъ ноги въ розовыхъ шароварахъ, согнулъ ихъ въ колѣняхъ. „Вотъ такъ выстрѣлъ!“ продолжалъ онъ свой монологъ: „Есть чѣмъ похвалиться: жида подстрѣлилъ. Когда я услыхалъ эту исторію у Ламлей, я вѣдь не сразу напалъ на этого стараго шута. Нѣтъ, я добрался до него постепенно“. Въ этомъ мистеръ Фледжби былъ совершенно правъ: собираясь кинуться на что-нибудь живое, онъ не имѣлъ привычки дѣлать скачки, онъ подползалъ, какъ змѣя. „Я подступалъ къ нему понемножку“, бормоталъ мистеръ Фледжби, ощупывая свои бакенбарды. „Будь на моемъ мѣстѣ какіе-нибудь Ламли или Ляйтвуды, они спросили бы его напрямикъ, не принималъ ли онъ участія въ укрывательствѣ этоіг дѣвчонки. А я… я лучше зналъ, какъ надо приняться за дѣло. Я спрятался за заборъ, навелъ на жида свѣтъ фонаря, выстрѣлилъ и сразу сшибъ его съ ногъ. Э, да гдѣ же ему, хоть онъ и жидъ, тягаться со мной!“