Администратор в банке проверяет документы, что-то щелкает в компьютере, я не тороплю. Вика осталась ждать на улице. Мне надо первому это увидеть, чтобы предотвратить их возможную встречу с Варей.
– Простите, но я вынуждена вам отказать.
– Вы не можете нам отказать. Это запрос прокуратуры. Там могут быть улики по убийству.
– Есть правила банка. Вы предоставили документы, что Заказчик услуги погиб, его жена тоже. Но у нас в списках числится его дочь. Если она жива, то доступ может получить только она или ее законный представитель.
– Ее удочерили и родители не известны, – поясняет мама Виктории.
– Это сложная ситуация. Даже с запросом прокуратуры, это может решить только наш директор.
– Значит, мы пойдем к директору.
– Сегодня его, к сожалению нет, но он будет завтра. Подходите, мы постараемся решить ваш вопрос.
Я сам работаю в структуре. Знаю, что такое правила, поэтому не спорю. Но завтра может быть слишком поздно.
Есть запасной вариант, но он уже точно не для Вики и ее матери.
– Когда приезжаешь?
– Может, на следующей неделе или через две. Документы мои еще на рассмотрении.
– Вика, подумай, может, не надо? Что-то мне не нравится эта затея.
Она надувает губы.
– Вы еще маме моей скажите.
– Правда, как-то все очень складно.
– Может, у меня белая полоса началась, поэтому и складно.
– Ладно, давай. Напиши, когда приедешь.
– Обязательно. А на ваших деток можно будет посмотреть?
– Как жена разрешит.
– Вы теперь подкаблучник, что ли?
– Люблю ее, не хочу делать то, что ей не понравится.
– Тогда ладно.
После Вики и ее мамы еду в ресторан. Мне надо поесть и подумать. У меня есть запасной вариант. Но это снова просить Вариного отца. А это чревато разговором с Егором. Но без него, чувствую, фиг до чего доберусь.
Попытаться стоит. Долго жду, когда ответит. Если не ответит, то придется звонить его жене, потом Егору. Всем буду звонить, но я найду.
– Александр Иванович, здравствуйте. Это Юра. Мне нужна ваша помощь. Без вас никак. Расследование зашло в тупик.
– Я не хочу расследовать это. Не хочу знать, как он умер и кто в этом виноват. Я хочу спокойствия своей семье.
– Пока преступник на свободе, хотите спокойствия? Думаете, он не знает о вас?
Сам не знаю. Но исключать этого нельзя.
– Никто не знает.
– Я нашел, значит, и еще кто-то мог найти.
– Кому она нужна? Ей два года тогда было?
– Возможно, кто-то, как и я, ищет блокнот.
– Ты заработался, Юра, отдохни, а. И не лезь к нам. Это дело двадцатилетней давности. Если бы кто-то хотел найти, он бы уже нашел.
– Мне подбросили письмо, с вырезкой из газеты двадцатилетней давности. Кто-то еще знает и кто-то еще ищет что-то, связанное с этим делом. Мы не одни знаем.
– Я не буду тебе помогать, мы договорились.
– Мне всего лишь надо, чтобы вы подтвердили в банке, что вы отец Вари и мне разрешили вскрыть ячейку, которую оставил ее родной отец.
– Я ее отец.
– Ячейку, которую оставил Комаров. Вы можете это сделать, как законный представитель или сама Варя. Я обещал не рассказывать, но если вы не поможете, то мне придется попросить Варю. Там могут быть важные сведения.
– Ну, ты и сволочь.
– Просто помогите. Вас это не коснется. – Игнорирую его слова. Но он тоже сволочь, что скрывает от Вари правду.
– Документы дома. Я буду там через полчаса.
– Я еду в банк и буду ждать вашего звонка. Сделаем все быстро, никто не узнает.
Мы связываемся с ним через сорок минут. Я показываю документы об удочерении, Варин отец паспорт и доверенность. Семья Озеровых будет презирать меня до конца дней, но кто сказал им, что они правы. Их условия о молчании я соблюдаю. Но запретить мне раскопать это дело не в их власти.
– Вы хотите знать, что там? – спрашиваю отца Вари, прежде, чем открыть ячейку.
– Нет. И Варя тоже не должна знать, если это касается ее.
– Хорошо, я вас понял. Так даже проще. Спасибо.
Он ничего не говорит, отключается.
В ячейке письмо..
“Мария и Аленка, если вы читаете это письмо, то меня нет в живых”...
Читаю первые строки и убираю, оно не мне, оно для Вари. Я делаю копию. Возможно, когда-нибудь Варя узнает правду, я сохраню это письмо и отдам ей. Семейная фотография, сделанная в ателье. Они втроем. Счастливые, полные планов и желания жить. Это забираю себе. Счета и договор с банком, где лежит депозит, тоже забираю себе. Это все Варино. Если у нее будет сложная ситуация, это спасет ей жизнь. Под ними медальон на шею. Серебро, чуть потускнело, но красивая вещь. Эту я придумаю, как подарить Варе, чтобы она не догадалась. На самом дне нахожу блокнот.
Я даже не открываю, и так знаю, что там. Тайны и разгадки. Вероятно, даже то, кто за этим стоит. Слишком просто для Комарова было бы прятать все с такими сложностями.
Викиной матери я передаю только фотографию, оригинал письма и рассказываю о блокноте, но предупреждаю, что его я забираю. Когда со всем разберусь, верну. Пусть вся память о нем, хранится у сестры.
Достаю блокнот, только когда сажусь в самолет. Пролистываю бегло, там снова все на латинице, надо переводить, но я ищу список. Надеюсь, что он тут есть. Да, надо будет еще все перепроверить, сопоставить с тем, что переводила Саша в прошлом блокноте. Но списки с фамилиями есть. Не знаю, с чего начать, поэтому инстинктивно пробегаюсь взглядом по номерам и ищу двадцать седьмой, про который говорила Саша.
От неожиданности захлопываю блокнот. Женское имя я не знаю. Зато мужское узнаю.
Двойня. Но у того, кто там записан, нет брата.
Сначала Варя, теперь… Это же не совпадение?
А если и его усыновили? Та двойня… Кто усыновил одного ребенка, мог усыновить и двоих.
Теперь я точно не хочу дальше это расследовать. Это не мое дело. Какое я право имею вмешиваться? Кому нахрен нужна эта правда, если у них крепкая, дружная семья. И мне все равно. Мне на самом деле все равно. Я люблю их за то, какие они, а не за то, кто кому кем приходится или не приходится.
Глава 42. Саша. Ахилл
Спустя неделю
Даже не верится, что я выписываюсь из больницы. Может, дома будет отчасти сложнее, но это все же дома. Еще больше воодушевления от того, что это мой новый дом. Да, пока с нами будет жить Юрина мама и Сара, но без них я пока никак.
За это время центр тоже стал отчасти домом, поэтому на выписку приходят все врачи, что за нами присматривали, медсестры. Маленький праздник для моих девочек. На улице нас тоже встречают пять машин. Все наши друзья, Юрины родители. Даже большая панда с цветами и шарами поздравляет меня. Рядом с ней Рома. Определенно это он заказал от себя бонус, потому что Юра все же более консервативен в праздничных мероприятиях.
Я их сравнивала. Все время пока вынашивала детей сравнивала. Да, с Ромой весело и просто, да он легкий сказать комплимент или сделать подарок, да, у него дофига денег.
Но рядом с собой всегда чувствовала другого мужчина. Того, что лучше сделает, а не скажет. Того, что скроет чувства ото всех, но покажет только мне. Того, который меняется ради своей семьи. Того, который признает свои ошибки, если ошибся, или будет доказывать всеми возможными способами, что это была не ошибка.
Я двигаюсь в такт музыке, которая играет рядом с пандой. Как же хорошо на свободе, вне стен больницы. Подумать только, уже сентябрь. И я треть лета провела в больнице, но у всего есть своя цена.
Так много цветов и шаров, еще больше, чем было, когда я родила. Это невероятно приятно. Все Юрины, а теперь и мои друзья дарят нашли время, чтобы приехать, собраться в моменте, отпраздновать с нами и новоселье, и выписку.
Мы рассаживаемся по машинам. Последний раз в Юриной машине я ехала рожать, теперь назад, уже с тыквочками.
Оборачиваюсь назад. Там в ряд пристегнуты детские автокресла с тремя нашими крошками. На каждом подписано имя.
– Тыкводел Домбровский, вам зачет, – веселю Юру, когда он отъезжаем от центра. – Тыквочки все удались.
– Обращайся еще, если надумаешь. – Оглядывается на них и снова возвращается к управлению машиной.
– С ума сошел? Не надумаю. Даже не проси. Никаких мальчиков.
Многозначительно ухмыляется и ведет машину.
Я правду ему сказала. Больше нет. Никаких. Никогда. Остановимся на трех.
Я любуюсь природой, домами. Так скучала в больнице по всему этому. По возможности свободно куда-то сходить, погулять, не жить по режиму. Видеть за окном разнообразные пейзажи, а не один.
– Приехали.
Наконец Юра паркуется возле дома. Мы приезжали сюда один раз, зимой. Все ощущалось по-другому. Ночь, камин, новый год, мы одни в доме.
Сейчас – полная противоположность и последствия того визита.
Ахилл.
Кажется, скоро приедет мамми... Кожаный с утра сделал загадочное лицо и пообещал сюрприз! Неужели... с утра заедаю стресс, хожу из угла в угол... О, мамми, где же ты?! Меня уже начинает колбасить. Немного подрал диван, ачетакова?! Был взволнован, имею право... потом уснул! А сейчас я чувствую... Саня моя близко! Только бы скорее зашла в дом....
Запрыгиваю на подоконник. Сижу. Жду.
К дому подъезжает машина...
Нет, это не паппи. Дед. Хороший мужик. Щедрый и умный, душа компании. Он за разнообразное питание. Сказал, что я его компаньон по непотребствам, чтобы это не значило... Его я люблю, с ним все перепробовал. Даже алкоголь, было дело... Дед хандрил, накапал себе в бокал пахучей коричневой дряни, а мне валерьяночки! Сказал - от нервов-с. Хорошо вышло, душевно посидели... он запел про коня, я подмуркивал... паппи долго ржал, спрашивал с утра не хочу ли я похмелиться, ну штош... будет и на моей улице праздник!
Вот она... чёрная машина заезжает во двор! От волнения скребу лапой по стеклу...
Саняяяяя, мАаааая.
Вернулась. Живая. Выходит из прокурорской машины. Я уж подумал, что кожаный наврал, не увижу я её больше... в питомник иногда возвращались старые и грустные коты, когда их хозяева пропадали... но в моем огромном пушистом сердце жила надежда!