Паркуемся возле моего дома.
– Батон и молоко забирай.
– Не буду, мне нельзя, лишний вес.
– Ты же ела только что, – усмехается, отстегивается и разворачивается.
– Чуть-чуть можно, но если заберу, то точно все съем. Доешь сам или накорми кого-нибудь.
Закатывает глаза и выходит из машины. Пока обходит капот, я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности. Но так неудобно с большим неповоротливым животом это делать. Еще что-то заедает, как специально. Быстро не получается.
Юра открывает дверь, я как барыня сижу в карете. Выходить словно и не собираюсь.
– Там что-то заело, – тут же оправдываюсь.
– Подожди, я сам посмотрю. – Юра ныряет головой в салон автомобиля. Так близко возле меня, что голова начинает кружиться. Я замираю.
Аромат такой знакомый и родной щекочет в носу. Аккуратно небритая щека. Я помню все, от этого еще больнее. Вроде не чужой, а вроде уже не свой.
Задерживаю дыхание, иначе выдам волнение частыми вдохами. Хочу его ненавидеть еще сильнее, а когда вот так рядом наоборот хочу прижаться.
Половина меня понимает, что никто, вероятно, и не смог бы помочь папе, но кто-то должен быть виноват. Домбровский первый, кто попался тогда.
Юра щелкает замком.
– Все.
Я не могу больше задерживать дыхание, делаю глубокий вдох и в носу мгновенно начинается заварушка. Я хоть и прикрываю рот, но громко чихаю Домбровскому в ухо. Ударяюсь лбом о его плечо.
– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.
Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.
Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.
– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался– Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?
А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.
– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.
– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.
Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.
– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.
– Тебя проводить?
– Не надо, я сама.
Захлопывает дверь.
– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.
– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.
– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.
Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.
– И что ты прям ночью привезешь селедку с апельсинами, если надо? – Его безупречность на фоне моей неуклюжести не к добру.
– Привезу, если больше некому.
Привезет он…
– А тебя отпустят?
Смотрим друг другу в глаза. Бровью ведет и не понимает.
– А кто мне запретит? – Пожимаю плечами и захожу в подъезд.
– А кто ему запретит?
Захожу в квартиру и дублирую последние слова прокурора Ахиллу. Быстро разуваюсь и иду к окну, проверяю уехал ли. Уехал. Романтика, когда ждал под окнами, чтобы помахать, прошла.
Мою руки, быстро переодеваюсь и ложусь на кровать. Устала.
Кот запрыгивает и ложится рядом.
– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно. – Шумно выдыхаю.
Ахилл не хочет, чтобы я раздражалась, ластится, трется об меня, успокаивает.
– Ахилл, ты чего? Соскучился?
Чешу ему шею и за ушком.
– Подвез меня сегодня до дома, как раньше. Сам предложил. Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь. Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.
Ахилл ложится рядом. Нюхает опять живот.
– Что думаешь?
– Мау.
– Мау, – повторяю за котом. – Надо Онеже позвонить и все узнать.
– Привет, неваляшка, как ты? – отзывается веселый голос подружки.
– Я скорее Валяшка, – смеюсь в ответ, – если ложусь, потом еле встаю.
– Так отдыхай.
– Онеж… я передумала. Расскажи мне, как вы пообедали с Юрой.
– Ого, так… Он вернулся, перевелся в другое отделение или как там называется его работа. На должность ниже, чем была.
Из-за меня, что ли?
– Почему он вообще уехал?
– Там что-то с работой связано, его перевели, я так поняла, что специально, поэтому уехал. Но тут освободилось место и он вернулся.
– А что там с работой?
– Он не рассказывал подробностей.
– А девушка та?
– Я не поняла. Она вроде приехала на преддипломную практику. Сказать, что они вместе я не могу. Юра платил за нее в ресторане, они вместе уехали, но никаких обниманий, взглядов, касаний не было.
– Он не очень-то показывает свои чувства на людях.
– Он может и нет, а вот она молодая же совсем, проявила бы. Не знаю, Саш, не было ничего или они хорошо скрываются. А что?
– Ничего… Просто показалось. Обо мне не спрашивал?
– Неа, – сочувственно.
Конечно, при ней зачем меня вспоминать.
– Хочешь ему рассказать?
– Не хочу, но чувствую, что когда-то придется. А мне, знаешь, чтобы кто-то потом доставал и ревновал не надо сейчас.
– Мне кажется между ними ничего нет.
– Сама подумай. Он привозит с собой студентку-практикантку для чего? Просто по доброте? Ну, он не такой. В смысле, он хороший, но вот так подпускать посторонних он не стал бы.
– А может, это его родственница? Племянница, например, много ты знаешь о его семье?
– Маму и папу только знаю.
– А у мамы и папы могут быть родственники?
– Мы не говорили об этом.
– Вооот, – отвечает мне. - Это Саша, – чуть тише кому-то.
– Передавай ей привет. – Слышу голос мужа подруги.
– Егор, ты знаешь, у Юры есть племянницы или родственницы молодые? Помнишь, ту девушку, Вику, мы думаем, кто она ему?
– Если вам так интересно, давай я позвоню и узнаю, что гадать? – Слышу, как они целуются. Радуюсь и завидую одновременно.
– Нет, – останавливаю Онежу, не хватало еще, чтобы думал, что я узнаю о нем. – Это не важно, я так просто спросила.
– Егор, ну, ты знаешь Юру сто лет, – спрашивает подруга у мужа, – как думаешь, он с той девушкой встречается?
– Я его с девушками практически никогда не видел, кроме как с Саней на нашей свадьбе.
Отключаю звук на телефоне и ложусь спать. Обнимаю свою подушку, как будто кого-то родного и засыпаю.
Просыпаюсь от того, что кот вылизывает мне живот шершавым языком, потому что там все проснулись.
– Ахилл, щекотно.
Убираю мохнатую голову.
– Ну, Ахилл, все нормально со мной.
В проживании одной есть плюсы. Можно проспать с котом пять часов и никто тебя не побеспокоит. Проверяю телефон. Звонил Домбровский. Час назад. Два раза.
Я бы ни за что ему не позвонила, если бы не ждала как раз этого звонка. Выдыхаю и набираю. Скрещиваю пальцы, чтобы он нашел хоть тут как решить проблему с мамой.
– Да, здравствуйте, – отвечает женский голос, я даже отношу телефон от уха, проверяю, туда ли я набрала. Юра. – Юрий Александрович сейчас занят, он вам перезвонит через несколько минут.
Это кто? Я не могу ничего ответить. Просто отключаюсь. Заклинивает в горле. Дерет нёбо от обиды. Я себе позволяла отвечать на его телефон только в одном случае, когда мы были вместе.
Мейн-кун Ахиллес. Кошачья философия
– А кто ему запретит? – Мамми заходит в квартиру, бросает сумку на мой комод, быстро разувается и идет на кухню. Выглядывает в окно и вздыхает.
Мур, мамми, ты о чем?
Саня идет в ванную, а я сажусь возле корма. Готов ее слушать и щелкать кошачий попкорн.
– Хотела я ему ответить, Ахилл, но с прокурорами спорить бесполезно.
Мамми, я не ослышался? С прокурорами?
Но Саша идет к себе в комнату. Я за ней.
Мяуки. Можно и без попкорна. Сашунечка моя любимая ложится на свою подушку для беременных, обнимает ее и закрывает глаза.
Запрыгиваю и осматриваюсь.
Мамми, мне показалось или ты сказала слово “прокурор”?
У нее на губах довольная улыбка, как будто одна запрещенки наелась в один рот, а мне не принесла. Я обнюхиваю ее. Лезу в лицо, принюхиваюсь и чувствую знакомый прокурорский запах.
– Ахилл, ты чего? Соскучился?
О, все кошачьи боги. Я по прокурору соскучился. Он вернулся? Почему не зашел?
– Подвез меня сегодня до дома, как раньше.
Я знал, я верил в него, мамми.
– Сам предложил. – Чешет за ухом, я подставляю еще и шею. Массаж так уже всего. Кайф-кайф. – Зачем, так и не поняла, но ничего не рассказывала. У него как будто другая девушка теперь.
Мамми, ты скажи, что у него будут котята, он всех бросит.
– Но спросить напрямую я постеснялась. Не хотелось выглядеть неудачницей. Он не изменился.
Оу, мами, он не хочет стать папой для наших котят? – мурчу и трусь о живот.
– Что думаешь?
Думаю, ты должна сказать, что у него будут котята. Мамми, не слушай никого. Как мы с котятами-то будем одни справляться.
Но из разговора с подругой понимаю, ничего она не расскажет.