Пораскинув мозгами, Сергей понял, что никакой спешки нет из-за того, что война осталась в недалеком прошлом. Ехали они охранять административную границу между Дагестаном и мятежной Чечней. Да и интенданты из отдела грузоперевозок, как всегда, что-нибудь напутали. Жара стояла жестокая. Пыль в вагоне была грязной и липкой, окна не открывались, поэтому, когда в Астрахани ребята высыпали на перрон вокзала, открыли гидранты и устроили помывку прямо на путях, пассажиры, проходившие мимо, тактично отворачивались, видно, не впервой им было наблюдать такую картину.
В Кизляре, куда пришел поезд, их уже ждал тыловик из группы оперативного управления. Ребята разгружали вещи из вагона, а их уже со всех сторон атаковали местные жители, предлагавшие омоновцам черную икру, балыки, коньяк и сушеную рыбу — за полцены, как родным.
— Командир, — тыловик обращался к Миронову, вытирая платком толстое красное лицо, — ты, это, скажи своим бойцам — пусть у них ничего не покупают, им тут втридорога всуропят. Уф-ф, ну и жарища сегодня.
За липчанами приехали три «Урала» из Кизлярской тактической группировки.
— Далеко ехать-то? — спросил Сергей у молодого кареглазого водителя.
— Нет, километров сэм-восэм. Где-то так, — почему-то весело смеясь, ответил тот.
«Уралы», обдав местных жителей струей дыма и соляры, попылили по дороге. А те разошлись, в свою очередь, судача о том, что принесла, мол, нелегкая этого толстого тыловика, и вздыхая, что ничего продать сегодня не удалось. Ну да ладно — завтра будет новый день и новая пища.
Автомобили небольшой колонной провезли омоновцев по грязному заштатному городку и выскочили на трассу проходившую среди бескрайних ногайских степей.
Ребята вертели в разные стороны головами, читая на дорожных указателях незнакомые, чуждые для русского произношения названия: Бабаюрт, Кочубей, Хасавюрт, Малгобек.
Машины, проехав с час по оживленной трассе, дружно свернули в поле, и вот тут-то Сергей понял, что такое на самом деле пыль ногайских степей. Разглядеть что-то в этой завесе было просто нереально. Поэтому, закрыв руками лицо, пришлось проехать еще минут двадцать.
Посреди степей стоял небольшой барак, рядом, в десяти метрах, искрилось озеро. К Сергею подошел капитан из Волгоградского ОМОНа, которых приехали менять липчане.
— Здорово, земляки. Ну, как вам место дислокации? — спросил он.
— А что? Бывает лучше? — Сергей смотрел на капитана.
— Бывает и похуже, земеля. Повезло вам. Рядом с водой — это здесь самое главное.
Как был прав волгоградец, Сергей понял много позже, когда слышал в эфире радиообмена, как соседние с ними отряды костерят почем зря тыловиков, которые задерживали привоз питьевой воды.
— Здесь хозяином — дед-хохол, — продолжал капитан, — у него бахчи. Этот барак он выстроил еще до войны для сезонных рабочих. А потом его «чехи» притеснять стали: то кошары подожгут, то урожай «помогут» собрать. Видишь? Село чеченское огнями светится — Сары Су. До него по степи километров пять. Так вот. Дед съездил к начальнику Кизлярского райотдела милиции и договорился: пусть, мол, у меня омоновцы живут, я за это платы брать не буду, а они мне будут защитой и опорой.
— А озеро здесь откуда? — Сергей внимательно слушал волгоградца.
— Да Терек разлился лет пятьдесят назад. Так и осталось озеро, да еще и родники снизу бьют. А вот, чуть не забыл. Здесь раньше зверосовхоз был — нутрий разводили. Не знаю, как, но одна из них выжила. Машкой ее кличут. Вы ее не убивайте, она ручная совсем, да и какая-никакая тварь Божья. Бросьте ей хлебушка, она хорошая.
Прием-сдачу произвели очень быстро. Волгоградцы сели в «Уралы» и, помахав на прощанье, уехали в степь, чтобы через пару дней возвратиться в свой город на Волге.
Липецким омоновцам были поставлены задачи по охране и обороне административной границы. Километрах в семи по степи на трассе в землю был вкопан самодельный шлагбаум. Около него вырыт котлован, в котором размещалось три вагончика. Котлован был обнесен деревянными столбами, на которые была натянута колючая проволока.
На этом, довольно импровизированном, блокпосту и предстояло нести службу липецким парням.
Граница была условной, только на бумаге, а попросту ее не было вовсе. На другой стороне виднелась чеченская таможня. Таможенники вели себя очень независимо. В их обязанности входил досмотр всех грузов, ввозимых в их маленькую мусульманскую республику, в которой в тот момент действовали очень строгие шариатские правила. Но с россиянами они поддерживали довольно дружеские соседские отношения и частенько по вечерам приходили погреться к костру и поболтать со своими вчерашними врагами. Причем чувство юмора у чеченцев отсутствовало напрочь. В этом Сергей убедился, подслушав однажды такой разговор.
— Вот отдежурю, — говорил, дымя папиросой, один из сыновей свободной Ичкерии, — возьму аутомат, возьму СВД и поеду у горы на охоту.
— Ты только изоленты возьми с собой побольше, — озорно щуря зеленые глаза, отвечал ему один из липчан, Ришат Валеев.
— Зачем это? — не понял подвоха таможенник.
— На лицо намотать, а то потрескается от счастья, — вторил ему Валеев.
— А-а-а, я-то думал — рожки от аутомата перематывать.
Костер пыхнул от хохота, вместе со всеми смеялся и таможенник, не понявший насмешки.
А надо вам заметить, что чеченца, говорящего по-русски, можно моментально отличить от других кавказских народностей. Все фразы они говорят с придыханием, как будто выплевывая их. Такой уж у них артикуляционный аппарат.
На блокпост выставлялся взвод около десяти человек, во главе с офицером. Остальной личный состав занимался укреплением постов на фермерском хозяйстве, где жил основной отряд, и охраной себя любимых.
В этой командировке Сергей очень сдружился с командиром роты майором Саней Слободиным. В отряд Александр пришел почти перед самой командировкой. Росту он был выше среднего, серые глаза, орлиный профиль, волосы цвета воронова крыла и волевой подбородок характеризовали его как грамотного офицера, прошедшего огонь и воду. В свое время Саня с отличием окончил суворовское училище и без экзаменов был принят в Рязанское военное командное училище воздушно-десантных войск, о котором он мечтал с детства. Причем военные науки давались ему без труда. Училище Саня тоже закончил с красным дипломом. Потом пришлось ему послужить и поучаствовать. Мотало его по просторам нашей необъятной Родины во всех направлениях. Прошел воин-десантник и Карабах, и беспорядки в Тбилиси, и Приднестровье. А когда совсем перестали платить военным, он решил осесть в родном городе. Благо служить оставалось пару лет, а армейский стаж шел в зачет милицейского. Устраивался в отряд Саня около полугода, и если бы не опыт и настырность кадровика Витьки Нежданова, не попал бы Саня в милицию — запросы на него были посланы в десятки мест, и в конце концов личное дело его раздулось до размеров «Войны и мира». А предложения сыпались на него как из рога изобилия. Предлагали Сане работу и начальником службы безопасности в банк, и начальником охраны в супермаркет, где работать надо было несоизмеримо меньше, а платили несоизмеримо больше. Но Саня выбрал должность ротного в Липецком ОМОНе. Судьба.
Перед самой командировкой в роту Слободина был назначен заместителем капитан Володя Аникин, который пришел в отряд из ППС. Не раз Сергей видел, как Саня и Володя сиживали вместе на лавочке и покуривали, причем ротный учил своего товарища азам военной науки, а зам рассказывал Сане о специфике милицейской службы.
Володя Аникин окончил Минскую высшую школу милиции. Об учебе он всегда рассказывал интересные и смешные истории. Например, такую.
— Однажды, — рассказывал он, шевеля русыми усами, — шли мы по городу. Видим, объявление висит. Написано на листочке шариковой ручкой «Продаю детскую коляску», а под ним телефоны. Один наш корешок — бабник и балагур — возьми да и оторви телефончик. Зачем? — спрашиваем. А он смеется и говорит — увидите, мол. И вот вечером в казарме он говорит, так невзначай:
— Эх, ребята, познакомился я с одной кралей, ну все при всем, горячая, как необъезженная кобылица. Даже вспоминаю ее сейчас, а у самого мороз по коже.
Наш боевой товарищ — грузин, Гоги его звали, — так и завелся. Познакомь, говорит, а у самого аж уши покраснели. Ну, тот ему и отвечает: «Для друга, Гоги, ничего не жалко, вот телефон. Но только смотри, пароль такой. Звонишь — спрашиваешь: у вас детская коляска продается? Замужем девка. А если говорит, мол, да, продается, значит, муж в отъезде — фарватер свободен».
На следующий день казарму потряс вопль: «Где этот гад? Я его зарежу».
И наш Гоги, побелевший от гнева, мечется по комнате, готовый и вправду расправиться с шутником.
Мы его еле остановили, а когда парень поостыл, спрашиваем: что, мол, случилось-то, рассказывай.
— Звоню по телефону, — говорит грузин, — спрашиваю: коляску продаете? А голос женский, приятный такой, говорит, продаем — приезжайте, говорит, по такому-то адресу. Ну, я купил цветы, шампанское. Приезжаю по адресу, дверь открывает дэвушка в халате, такие формы, вах, у меня даже голова закружилась. Проходите, говорит. Я цветы ей протягиваю, вам, говорю. Она: что вы, что вы, стоило ли? Я шампанское на стол, а сам раздеваться начинаю. Она мне говорит: у вас мальчик или девочка? Я ничего не понимаю, думал, может, тоже пароль какой? Начинаю еще быстрее раздеваться. Тут из соседней комнаты мужик с коляской выходит, здоровенный. Вах, чудом ушел, чудом. Где он? Я зарежу его…
В обязанности Сергея в этой командировке входили ежедневные вояжи в Кизляр. Лето в тот год выдалось очень жарким даже для видавшего виды Дагестана. Столбик термометра зашкаливал за пятидесятиградусную отметку. Ребята в шутку клали одноразовые зажигалки под прямые солнечные лучи. Минута — и бах, зажигалка взрывалась, как пиропатрон. Поэтому, когда Сергей в кабине «Урала» ехал в город и обратно, он с водителем Ленькой Брянским открывал в машине все окна, а иногда и двери, чтобы не засохнуть. В Кизляре в группе оперативного управления через день назначались совещания, еще получение продуктов и ГСМ, да и по рынку приходилось пошататься, купить что-нибудь для отрядных нужд и по просьбам сослуживцев.