В боевое охранение машины все время брали разных омоновцев, человека по три в кузов. Но из всех выделялся молодой сержант Игорь Бровкин, по прозвищу Человек-война. Деревянный приклад своего автомата Игорь в самом начале командировки изрисовал фломастером в камуфлированные пятна — для маскировки, авторитетно заявлял он. Носил натовский маскхалат, причем капюшон все время напяливал на голову. Но самым пиком его обличил были солнцезащитные очки. Когда в них попадали солнечные лучи, высвечивалась голограмма — череп с костями. Дагестанские мальчишки, увидев такой шик, просто открывали рты и без зазрения совести в упор рассматривали Игоря, а он, не замечая никого вокруг, дефилировал походкой Шварценеггера.
Причем во время пути Игорек все время норовил сесть на край кузова и упирал рожок своего «калаша» на крышу кабины. Убрать его оттуда было невозможно. «А вдруг обстрел? — говорил он. — А я наготове». У Сергея складывалось такое впечатление, что будь война с какой-нибудь совсем уж крошечной республикой, то Игорек победил бы всех вообще один.
Несколькими годами позже Сергей провожал на липецком вокзале родственников в Москву. Поезд отходил поздно, поэтому было совсем темно. Сергей решил прикурить сигарету, как вдруг из темноты на него свалилась огромная туша. «Аллилуйя, — кричал человек, обнимая его, — Сергей, покайся, да и будет тебе. Как поживаешь, дружище? Аллилуйя». Сергей пригляделся и ахнул, на него в упор смотрели веселые глаза Игоря Бровкина, который сразу после командировки уволился из милиции и ушел воевать по контракту. Теперь в этом располневшем, ударившемся в религию парне трудно было узнать того худенького пацана…
А на блокпосту продолжалась жизнь. Однажды в Чечню попытались завезти фуру с крепкими спиртными напитками, а попросту с водкой. Таможенники свободной Ичкерии вовремя пресекли попытку и на глазах у наших парней били бутылки и сливали водку в арык. Представляете реакцию нормального русского человека? Как у Юрия Никулина в фильме «Операция Ы». «Пол-литра вдребезги? Да я тебя…»
Один из таможенников, которого звали Магомед, признал в Ришате Валееве единоверца и проникся к нему искренней симпатией. Так вот: «Ришат, тебе надо?» — крикнул он Валееву, показывая бутылку с водкой.
— Давай, коли не жалко. — Ришат пожал плечами.
— Держи! — И Магомед одну за другой кинул Ришату две бутылки напитка, которые тот ловко поймал и спрятал под бронежилет.
Через час Валеев сменился с поста и употребил белый чай со своими боевыми товарищами. Но не таков был Мага. Вечером у костра он решил проверить, насколько у его мусульманского брата сильна вера.
— Ришат, — спросил он, — я тебе сегодня водку давал. Где она?
— Да, вначале, Мага, хотел я ее выпить, — не моргнув глазом, отвечает наш татарин, — а потом вспомнил, что нам про нее мулла в мечети говорил, и вылил ее в арык.
— Ты молодец, Ришат, — у Маги даже глаза заблестели от таких речей, — я тебе завтра суры из Корана принесу почитать.
— Приноси, — и Ришат весело сощурился, — только если еще водку или там вино повезут, ты мне отдавай — я их опять вылью…
У деда-хохла на подворье было много живности. Одних собак штук пять. Но один из них: то ли чистый немец, то ли помесь немецкой овчарки с дворянином — всей душой привязался к людям в военной форме. Звали его Джек. Собака была умнейшая. Особенно любил Джек кататься в кузове «Урала». Бывало, только заведется движок, он прыг в кузов, и никакими калачами его оттуда не выманишь. Сначала пробовали выкидывать его, а он прыг назад — и рычит. Потом плюнули, да пусть ездит — жалко, что ли?
А вечером только солнце утопало в степи и на землю опускалась вечерняя прохлада, по глади озера подплывало к берегу лохнесское чудовище. Маша — собственной персоной. Волгоградец не соврал, была она совсем ручной, правда, сначала дней пять привыкала к новым людям, но потом, попривыкнув, выбиралась на берег, становилась на задние лапки, передние складывала на груди и смотрела на людей черными бусинками-глазками. Типа, чего смотрите? Давайте мне мой доппай! Причем ела нутрия только хлеб. Пробовали давать ей и тушенку, и рыбу. Бесполезно! Когда не было хлеба, Маша с удовольствием уплетала сухари. Возьмет его передними лапками, размочит в воде и жует. Под конец командировки она настолько осмелела, что загорала вместе с ребятами и позволяла желающим фотографироваться со своей вип-персоной.
Ежедневно Сергей привозил из Кизляра по десять килограммов огурцов и помидоров, много зелени и шесть литров сметаны. Салаты выходили на славу. Ребята с блокпоста снабжали основную группу арбузами и дынями. Снабженцы, у которых омоновцы получали продукты, не обижали парней. Колбаса, консервы, яйца, сыр, масло не переводились. Короче, не жизнь, а малина. Единственное, что поражало, — это количество съедаемого чеснока. Может, молодые и дикорастущие организмы требовали этого природного антибиотика, а может, парни отъедались чесноком вдали от жен и боевых подруг. Приехав из Кизляра, от длительного нахождения на жаре Сергей с водителем Ленькой Брянским вначале полчаса отмокали в озере, затем пили холодный компот, который повар специально для них убирал в холодильник, и только потом возвращались к полноценной жизни.
Однажды в отряд приехали оружейники из группы оперативного управления с проверкой. Как хранится и используется боевое вооружение в липецком отряде? Нет ли каких нарушений? Командир отряда Миронов вызвал к себе Сергея и Саню Слободина.
— Я сам-то не пью, — сказал он офицерам, — а вы возьмите водочки, скажите поваренку — пусть поляну накроет. Да и посидите с проверяющими.
Неформальное общение вышло на славу. Проверяющие оказались мировыми парнями, проверять они ничего не стали и пообещали, что справка о проверке будет положительной. К липчанам вопросов нет. Да и глупо было бы после всего съеденного и выпитого. И только когда Сергей с Саней неуверенной походкой заходили в барак, подполковник Миронов, зло глядя на них, кинул: «Замахали вы уже бухать, алкаши!»
Что было ему ответить? В следующий раз, товарищ подполковник, пусть твоя печенка отряду послужит.
Как-то в гости к хозяину фермерского хозяйства приехали родственники из Кизляра. Приехали они не просто так, а порыбачить. С собою родственники привезли около пятисот метров огромных донных сетей.
— Ребята, помогите моим, — сказал омоновцам дед-хохол, — им одним не справиться, а рыбу пополам поделите.
Такой интересной рыбалки Сергей никогда не видел. Люди встали по берегам озера, взяли сети, ко дну которых были привязаны тяжелые валуны, и, как бурлаки на Волге, потащили сети через все озеро. Улов был ошеломляющим. Омоновцам достались два сома килограммов по пятнадцать, четыре толстолобика, вес которых определить не удалось, потому что дедовы весы больше двадцати килограммов не показывали. А более мелкой рыбы попалось около двух центнеров. Рыбу тут же почистили и сварили, но съесть всю ее не смогли, половину оставили на завтрашний день, но из-за невыносимого зноя наутро она испортилась. Местная живность ела от пуза весь следующий день. Маленький рыжий котенок, всеобщий любимец, два дня икал и ходил, пошатываясь, не отвечая на ласки. Обожрамшись.
Шел двадцать седьмой день командировки. Сергей, умывшись холодной водой, протер тыльной стороной ладони красные от бессонной ночи глаза. На ближайшие сутки пришла его очередь заступить ответственным по отряду. Ночь прошла спокойно. Утром надо было в первую очередь разбудить водителя и смену, заступающую на блокпост. Сегодня должен был пройти пересменок на трассе.
Сергей вошел в расположение. Ленькина кровать стояла у окна, сам Леонид, разбросав руки в разные стороны, спал, улыбаясь во сне, как ребенок. «Даже будить жалко», — подумал про себя Сергей, но делать нечего, он тихонько потряс Леню за плечо:
— Лень, вставай, дружище, пора!
— А? Что? Утро уже, что ли? — и Леня, повернув голову, посмотрел в окно, завешенное марлей от комаров. — Утро, — утвердительно сказал он себе и, откинув одним движением одеяло, схватил полотенце и побежал к озеру.
Помощником на эти сутки к Сергею был назначен младший сержант Андрей Половников, который, в свою очередь, разбудил ребят из взвода, заступающего на смену.
Солнце всходило из-за степи, его блики красиво плясали на глади озера. Ребята, как дельфины, резвились и дурачились в воде, прыгая и ныряя, а вынырнув, отфыркивались и хохотали. Сон с Сергея как рукой сняло, он, улыбаясь, смотрел на ребят, и сердце его наполнялось нежностью и симпатией к этим парням, которые за сотни километров от дома, несмотря на невзгоды и трудности, не теряют самообладания и просто выполняют свою тяжелую и неблагодарную работу.
Наскоро позавтракав, ребята оделись по форме и построились. Проводить инструктаж встал командир роты Саня Слободин. Запрыгнув в кузов «Урала», парни ощетинились в разные стороны стволами оружия, и только Джек, раньше всех запрыгнувший в кузов, весело махая хвостом, заливался счастливым лаем.
«Урал» взревел и начал сдавать назад. Ленька Брянский, лихо развернув машину на пятачке, что-то весело крикнул Сергею.
— А, что? Не слышу! — крикнул ему Сергей.
Ленька махнул рукой, «потом» — прочитал Сергей по губам, и «Урал», обдав Сергея запахом солярки, поехал по степи, и только облако пыли, клубящееся в поле, указывало на его движение.
Командир отряда Миронов, как всегда, встав раньше всех, раскуривал на крылечке свою первую сигарету. Сергей, подойдя к нему и сев рядом, подкурил у подполковника.
— Давно наши уехали? — спросил Миронов у Сергея.
— Минут двадцать назад, скоро смена должна вернуться.
В этот момент далеко в степи раздался глухой взрыв, и в небо взметнулся столб пыли.
— Что это? — Сергей смотрел на Миронова.
— Там Тарумовский райотдел милиции на блокпосту закреплен, — как бы про себя сказал командир. — Отряд в ружье, тревога! — громко прокричал он.
Отряд собрался и построился в мгновение ока. Парни стояли в строю, готовые прийти на помощь своим дагестанским братьям. Взгляды источали решимость и спокойствие.