"С таким съездом работать дальше невозможно", - обрубил Ельцин. Сошел с трибуны и хозяйским жестом махнул: уходим! Министры и часть депутатов потянулись из зала. Далее - по тексту статьи: "Заместители спикера рвали бразды правления из ослабевших рук Хасбулатова. Микрофон разносил по залу не предназначавшуюся для посторонних перепалку в президиуме: - Перерыв! - Перерыв может объявить только председатель, я не давал вам такого права...
Заместители требовали перерыва. Скорее всего, тут бы и пригодился ОМОН, если только он не причудился впечатлительным депутатам. Отправив Хасбулатова в одиночестве обдумывать свою судьбу (улыбка затаенного торжества тронула тонкие губы Филатова, когда председатель объявил об отставке), его преемники шептались у микрофона. Яров: "Что мы будем делать?" Филатов: "Я думаю, перерыв надо объявлять".
Однако случилось чудо: нерешительный, сонный съезд вдруг мобилизовал остатки гражданского мужества... Зал зашумел. Заместители растерялись. Проголосовали: работать без перерыва. Яров вздумал было противиться, потом догадался: кворум! Кворума - после ухода послушных президенту - надеялись не собрать.
Вновь чудо: кворум сохранился. За президентом ушла всего сотня с небольшим депутатов. Впервые мелькнула безумная надежда: п у т ч п р о в а -л и л с я. На подмостках Кремлевского дворца разыгрывалась драма в античном вкусе: сила власти, натолкнувшись на нравственную стойкость людей, терпела поражение. Страна, измордованная чистками, выученная лагерями, прильнула к телевизорам, боясь пропустить невиданное зрелище.
Жадное внимание было вознаграждено. На наших глазах депутаты - может быть, впервые в истории съездов - занялись созиданием. Шаг за шагом они восстанавливали то, что намеревался разрушить президент. Не только регламент - авторитет парламента, понятия человеческой чести, долга, достоинства... Разогнать съезд не удалось".
Через несколько дней Ельцин отменил ОПУС. Это стало высшим достижением п р я м о й д е м о к р а т и и - ярчайшего проявления народной воли и силы, - которая через головы политиков, минуя корыстных посредников, определяет курс государств. Такие события, сравнимые разве что со стихийными проявлениями могучих природных сил, вроде извержения легендарных вулканов, случаются раз или два в столетие. "Счастлив, кто посетил мир сей в его минуты роковые". Нам выпало это горькое счастье.
Горькое потому, что уже тогда стало ясно: р е ш а ю щ е е с т о л к н о в е- н и е н е и з б е ж н о. Либо народ, осознав свою силу и цели, заставит власть проводить политику, отвечающую его интересам, либо власть, сконцентрировав силовой потенциал, заставит народ покориться.
Васильевский спуск стал для меня зримой метафорой близящейся гражданской войны: "10 декабря 1992 года спуск наглухо перекрыли переносными металлическими заграждениями. За ними - цепочки милиционеров. Ничейная полоса посредине. Влекущая, как магнит, пустота будущего поля боя. Людские толпы за барьерами. Красные флаги с одной стороны, правительственный триколор - с другой. "Ель-цин, Ель-цин", - надрываются динамики от собора; "До-лой! До-лой!" - хриплыми застуженными голосами отзывается Васильевский спуск.
Тот, кто любопытствует заглянуть в будущее, должен был побывать здесь. Васильевский спуск - зримая метафора гражданской войны. Пока только метафора".
В 1993 напряжение возрастало с каждым месяцем. Статьи "Дневника" фиксировали его градус. Майский номер - "Строители земли"; рассказывая о смуте начала XVII века, о подлости польских оккупантов, спровоцировавших москвичей на восстание, а затем утопивших его в крови, я предупреждал: "Внимание - он (исторический конспект. - А. К.) может оказаться пророчеством о нашем ближайшем будущем". Сентябрьский номер - "Самоубийство под контролем. Перечень вариантов"; приводя слова Е. Боннэр: "Пора понять, что реформа - это тоже война (причем, не блицкриг), и, как всякая война, она требует жертв..." ("Иллюстрированная Россия", № 1, 1993), я комментировал: "К нашим предостережениям не прислушались. Но кто посмеет игнорировать слова Елены Боннэр?! Тем более, что произнесены они с нажимом, в нетерпении: "Пора понять..." Как будто некий график требует жертв уже с е г о д н я.
...От нас ждут действия. Провоцируют на стихийный протест... Мировая закулиса крайне заинтересована в том, чтобы направить порыв в нужное ей русло... Ясно одно: самое глупое из того, что мы можем сделать, - это стать добровольными, "благонамеренными" помощниками наших убийц. Опасность собственных ложных шагов - вот чему посвящена эта статья".
В октябре слова предостережения потонули в грохоте танковых орудий.
И вновь читательские отклики на прочитанное и пережитое. "На днях еще раз перечитал Вашу статью "Строители земли" и удивился совпадению пророческого "исторического конспекта" времен великой Смуты с событиями 3-4 октября 93 г. Мне было физически больно смотреть по каналу СNN расстрел танками на прямой наводке здания Верховного Совета. Но еще больнее было через три месяца прочитать в "Витебском рабочем" коротенькую заметку о количестве погибших в "Черном доме" и о том, что стрельба велась боевыми кумулятивными снарядами (я служил срочную службу механиком-водителем танка и знаю, что это такое). Но больше всего меня убила реакция моих товарищей по работе. Из 11 человек, смотревших расстрел по телевизору, 9 приветствовали все, что происходило, причем большинство просто потому, что раз показывают по телевизору, то мы за ДИКТОРА. И только один что-то более-менее осмысленно изрек про "пора давно было покончить с этой говорильней"... Причем у меня сложилось такое впечатление, что чем выше был оклад или должность у смотревшего телепередачу, тем злее он поощрял массовое убийство. А может, люди боятся, что их подслушивают? Дома говорят по-другому?.. Бог мой! Как болен наш народ... А. Шалитов. Витебск".
Но приходили и другие письма. Одно из них я получил ровно за два месяца до октябрьского расстрела - отклик на статью "Разбуди спящих". "...Часто перечитываю то, что перекликается с сегодняшним днем. Очень интересные выводы получаются. Там, где-то наверху разгораются страсти, бури, а у нас тишина. Это напоминает мне озеро в сильный ветер - волны, пена, а метра на 2 поглубже тишь и благодать. А что было бы, если бы ветер то же натворил и на дне озера - погибла бы рыба, икра и питательная среда.
Люди же у себя сделали то, что не допускает природа... Вот я прочитал статью А. Казинцева и подумал: а зачем будить спящих? Вы там беситесь, как хотите, но не лезьте к нам вниз. Кстати, мы и не спим. Наоборот, не хватает дневного времени, чтобы успеть сделать все дела, а потому и прихватывать приходится ночного времени. Вода рядом, а некогда искупаться. А солнце палит нещадно, нет дождей. На душе становится тревожно, как посмотришь, что пропали яровые, погибает картошка, высох весь травостой.
Труженик знает, что надеяться надо только на самого себя. Вот почему и таскаешь воду на грядки до надрыва. О гуманитарной помощи мы только слышим по радио, видим по телевизору, да в печати узнаем. Да и стыдно даже думать об этой милостыне.
Я - и миллионы таких, как я - единственно чего просим от всех вас наверху: не мешайте работать! Мы и вас прокормим, только не задевайте нас внизу. А то худо будет всем - и кто разжигает страсти, и кто трудится... Орлов М. Ф., Псковская обл., Новосокольники".
Колоритная, по-своему обаятельная и убедительная речь. Так сказать, глас народа. В 93-м он был усилен всеми динамиками демпропаганды. Человек от земли, которого годами привычно третировали чванливые столичные корреспонденты, вдруг оказался в цене. Ему совали микрофон в чаянии услышать именно то, что написал мне читатель: не будите, не мешайте, не лезьте! Юркие работники СМИ знали: если МУЖИК не вмешается, у Ельцина достанет сил задавить московскую оппозицию.
Когда не хватало "аборигенов", использовали переодетых столичных актеров. Помню такого в сюжете "Пресс-клуба". Я сразу усомнился: крестьянин, рассуждает о хозяйстве, депутатов кроет (затем и снимали!), а само хозяйство не показывают. Зато Г. Каспаров, приглашенный на передачу, за сюжет ухватился: вот он, новый дед Щукарь, вот оно, мнение народа! Когда в титрах выплыло: в роли мужика - артист такой-то, гроссмейстер и политик по совместительству не знал куда деваться от стыда...
Впрочем, в переодеваниях не было особой нужды. Действительно, миллионы, то самое молчаливое большинство, смотрели на происходящее в Москве, как на пьесу в театре. Они не были сторонниками Ельцина (как пыталось изобразить ТВ), они просто н и к о г о не поддерживали. В статье "Строители земли" я пытался образумить: "Пора понять: речь о нашей судьбе. Одни борются против нас, другие за нас. И если вся страна будет сидеть в креслах и пресыщенно цедить: надоело, - нетрудно представить, к т о победит. И ч т о тогда будет с Россией. Очнитесь, вспомните: вы не только телезрители - русские люди. Сколько бы ни переключали программу, вам никуда не деться от наших реалий, не убежать с этой земли. Телевизор - не авиалайнер, не перенесет вас в спокойное место. Ваше благополучие, будущее зависит от той борьбы, что идет сейчас вокруг России".
В ответ: не буди! Спросить бы этого хлопотливого мужичка - как живется ему сейчас на благодатной глуби? Ему казалось, что от происходящего в Москве он не зависит: "Надеяться надо только на самого себя". Но одно дело - надеяться на себя, а брать удобрения из совхоза. Да и тракториста при случае попросить вспахать участок. Да и комбикорма за полцены - из того же источника. В 1993-м совхоз, скорее всего, еще существовал. Другое дело - теперь, когда нет ничего: ни тракторов, ни комбикормов, ни удобрений. Ни пресловутой социалки, которая худо-бедно в советском селе существовала: медпункт (а то и больница), магазин, Дом культуры с библиотекой (не оттуда ли прочитанный номер "Нашего современника"?), Дом быта с парикмахерской, мастерской по ремонту телевизоров... Теперь, поди, и программу "