Помню лето 1942 года. Призвали в армию моего друга детства, 17-летнего Васю Шкурина. На очереди были мы, ребята 1926 года рождения.
- Мой отец может определить тебя на работу в водный транспорт, - доверительно говорил мне сверстник Костя Королев. - Бронь дадут, на фронт не пошлют. Подумай, скажешь. Отец сделает...
Думал я недолго, может, несколько секунд. За эти секунды мне зримо представился фронт, бои, мои родные - отец, два брата и сестра. Их письма, их вера в победу.
- Нет, Костя, не хочу на бронь, - ответил я твердо. - Не хочу на водный транспорт...
Осенью 1943 года с железнодорожного вокзала приволжского города Кинешма паровоз повез наш состав - вагоны-теплушки с трехъярусными дощатыми нарами, - на действующий Краснознаменный Балтийский флот. Молодой лейтенант в черной шинели, в черных брюках и в черной флотской фуражке сопровождал нас. После двухнедельного следования (днем преимущественно стояли где-нибудь в лесу, затаившись от вражеской авиации и артиллерии) паровоз доставил нас в блокированный Ленинград...
Многие мои друзья-одногодки сгорели в танках, навечно уснули после яростных атак пехотинцев, погрузились в морскую пучину...
А мой сверстник Костя Королев, поступив в водный транспорт, получил бронь. Работал бакенщиком. Нелегкий был у него труд. Кое-кто говорил: "Зато в тылу. Жив остался"...
Вернемся, однако, к письмам с фронта. В материале Центрального военно-морского архива, повествующем о боевой судьбе командира 9-го гвардейского Краснознаменного минно-торпедного полка Северного флота, гвардии подполковника Бориса Павловича Сыромятникова, я с волнением не раз прочитал и переписал в свою рабочую тетрадь его письмо к матери с пометкой на конверте: "Прошу отправить семье, когда не приду с боевого задания".
"Здравствуй, дорогая мама!
Это будет мое последнее письмо к тебе. Ты его получишь, когда меня не будет...
Мама, тебе не придется краснеть за меня. Я во имя Родины отдам все, что могу. Я уверен, что эти гады будут разбиты. Русский человек никогда не будет рабом. Я выполняю твой наказ - беспощадно громлю фашистских собак и всегда помню твои слова: "Боря, не сдавайся живым". Нет, мама, этого никогда не будет. Живым я не сдамся. В последнюю минуту, когда почувствую, что безысходное положение, пойду на таран, врежусь своим самолетом в гадов. Пусть они смотрят, на что способен русский человек. А за нашу смерть, мама, отомстят мои соколы. Всё, мама! Никогда я не забывал, как тебе было тяжело в те трудные годы растить нас. Ты говорила: "Дети, будьте честными!" Мама, думаю, мы оправдали твои надежды. Ты сумела воспитать нас такими, какими мы нужны Родине.
Хотелось мне посмотреть, мама, на тебя еще раз, давно не видел. Ты, наверное, стала совсем седенькой, но ничего, крепись...
Твой сын Борис".
Да, он, Б. П. Сыромятников, ради Победы, ради жизни на земле других советских людей, ради Родины отдал все, что мог, - свою жизнь. Большего у него не было.
А вот другое письмо - к жене и детям:
"Здравствуйте, дорогая Женюрочка и мои дорогие дочурки Жанночка и Танечка!
Женя, эту короткую записку ты получишь тогда, когда меня не будет в живых. Я знаю, тебе будет трудно воспитывать дочерей. Но помни, что ты не одна!..
Я мстил гитлеровским собакам за смерть моих товарищей, за поруганную нашу Родину, за стоны наших детей и матерей. На нашу долю выпала почетная миссия, и мы с нею справимся, чего бы это ни стоило! Русский народ - это самый стойкий народ мира. Какая страна устояла бы в том положении, в каком мы очутились в 1941-1942 годах? А мы не только устояли, но и победили! Я в этом уверен, потому что мы по-настоящему научились бить врага, ненавидеть его всем нутром, потому что нас ведет к победе великая партия.
Милая, прощай!
Крепко, горячо целую тебя, Женя, и наших дочурок Жанночку и Танечку.
Ваш Боря".
Такие вот письма.
Герой Советского Союза полковник В. Рукавицин вспоминает:
"Мы наносили удары по конвоям и базам противника, ходили на торпедоносцах далеко в расположение врага. В этих полетах в полной мере проявились замечательные качества командира нашего полка Бориса Павловича Сыромятникова. Летчики шли за своим командиром уверенно, ибо знали, что он никогда не возвращается на аэродром, не выполнив задания.
Особенно мне запомнился последний бой Бориса Павловича. Накануне войска Карельского фронта при содействии кораблей и частей Северного флота овладели городом Петсамо. Враг начал спешно оттягивать силы на запад. 16 октября 1944 года из Киркенеса выходил конвой с живой силой и техникой. Нам, торпедоносцам, была поставлена задача - сорвать эту переброску, не выпустить из фиорда ни одного транспорта.
На задание пошли двумя группами. Я был в первой. Борис Павлович вел вторую. Наша группа легла на боевой курс со стороны суши. С первого же захода мы потопили один транспорт. Группа Сыромятникова шла с моря, и на нее был направлен весь огонь кораблей".
Далее вновь обратимся к архивным документам. Фонд 243, дело 34692. На странице 144 говорится:
"Плотная дымка застилала горизонт, видимость не превышала пяти километров. Когда по курсу показался караван, ведущий приказал:
- Перестроиться в правый пеленг!
Принимать боевой порядок приходилось под сильным артиллерийским огнем.
- Атака! - скомандовал Сыромятников.
Ведомые ринулись на врага.
Недалеко оставалось до цели, когда вражеский снаряд попал в левый мотор машины Сыромятникова. Самолет загорелся, но уверенно шел в цель.
- За мной! Ближе! Ближе! Смелее! - командовал Сыромятников.
В это время вражеская трасса зажгла и правый мотор торпедоносца. Ведомым казалось, что горящий факел летит на врага.
Штурман 9-го гвардейского Краснознаменного минно-торпедного полка, майор А. И. Скнарев продолжал наводить самолет, и с дистанции 800 метров по транспорту была сброшена торпеда.
- Командир, горим, - поступил доклад стрелка-радиста, гвардии старшего сержанта Г. С. Асеева.
- Спокойно, спокойно! - ответил командир.
После этих слов от самолета отделилась вторая торпеда и устремилась к вражескому транспорту.
Гвардейский экипаж, верный присяге и воинскому долгу, до последнего дыхания выполнял боевую задачу и героически погиб. От сброшенных машиной Сыромятникова торпед погиб, затонув, и вражеский транспорт, на котором эвакуировались более трех тысяч солдат и офицеров. Боевые друзья-североморцы отомстили за смерть своих товарищей. В тот день группа Сыромятникова потопила два транспорта, сторожевой корабль, тральщик и катер противника.
На следующий день, 17 октября, на траурном митинге гвардейцы поклялись открыть счет мести за своего командира полка и его боевых товарищей. 24 октября экипажи летчиков Лукашова, Псиаренко, Абрамова выполнили клятвы. Они атаковали вражеский конвой с короткой дистанции и потопили три корабля.
На боевом счету 9-го гвардейского Краснознаменного Киркенесского минно-торпедного авиаполка было 118 потопленных транспортов, судов и боевых кораблей, 12 сбитых самолетов противника. Полк воспитал 17 Героев Советского Союза. За успешное выполнение заданий командования авиаторам полка было вручено 463 боевых ордена и медали.
5 ноября 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР гвардии подполковнику Б. П. Сыромятникову, гвардии майору А. И. Скнареву, стрелку-радисту гвардии старшему сержанту Г. С. Асееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза...
Приказом Министра Военно-Морского Флота от 8 мая 1950 года Б. П. Сыромятников навечно зачислен в списки личного состава одной из частей Военно-Воздушных Сил Северного флота.
* * *
В этой братской могиле, каких не счесть на Руси, спят вечным сном фронтовики-подводники. Что ж, война есть война... А вот гибель "Курска" в мирное время - на чьей она совести? Кто за это преступление ответит?!
Взорванные террористами жилые дома в Москве и других российских городах, заказные убийства, трагедия "Курска", угон чеченцами авиалайнера, затопление космической станции "Мир"... - не много ли для начала "возрождения" Великой России?!
* * *
"...доставалась дорогая бронь, с зерцалом и локотниками, шелом с панцирным ожерельем, бахтерцы, колонтари, восточные, добытые в бою или меной, клинки, клевцы и шестоперы, отделанные серебром рогатины... И вот выезжает со двора дружина. Ратники, приторочив копья, подрагивают в седлах... дружина в бронях, остальные в тегилеях: от стрел татарских нашили толстые войлочные пансыри. На коне в таком сидишь, как бочка, да зато стрела не пробьет! Новинка, раньше не было такого..."
под эпигр.Д. Балашов.
под эпигр."Младший сын"
Семь столетий пролегли между победами Александра Невского и сражениями Великой Отечественной войны. Многое изменилось за это время. На смену копьям и клевцам, шестоперам и рогатинам пришли танки и самолеты, "катюши" и подводные лодки... "Панцирная дружина", казалось, тоже должна бы кануть в Лету... Ан нет - жив курилка!
Андрей Андреевич Черкашин (1919-1993), известный пушкинист, составитель самого полного родословного древа великого поэта, во время войны был свидетелем любопытных малоизвестных эпизодов, о которых он вспоминает в своих записках, созданных им в конце 80-х годов.
О днажды, на Смоленском направлении, это было в 1943 году, нас, командиров рот и батальонов 133-й стрелковой дивизии, собрал командир полка подполковник Сковородкин, только что вернувшийся из Москвы. Мы с удивлением разглядывали фигурные стальные пластины защитного цвета, лежавшие перед ним на куске брезента.
- Это противопульные панцири. Личное средство защиты пехотинца в бою, - сказал Сковородкин, поднимая одну из броняшек с заметным усилием. - Ну, кто хочет примерить?
Почему-то охотников не нашлось. Я бы давно шагнул первым, но не хотелось быть выскочкой в глазах товарищей. Не знаю почему, но взгляд подполковника остановился на мне. Может быть, потому, что у меня на гимнастерке сверкал рубином тогда еще редкий знак