Тютчев косноязычен. Свидетельство тому стихи: “Силенциум”, где он нарушает ритм. Пигарев, который вёл семинар по Тютчеву во время моего пребывания в Литинституте, находил, что такое нарушение ритма — загадочное своеобразие поэта. Какое к чёрту своеобразие! Косноязычие.
Нарушение русского мышления есть в стихотворении “Нет моего к тебе пристрастья”. Вторая строфа, где глаголы даны в неопределённом времени. Так может нарушать грамматику только чужестранец. Таких нарушений много у Пастернака: “Февраль. Достать чернил и плакать”. Стихотворение “День и ночь” — сырое, не прописанное, спустя одиннадцать лет Тютчев переписал его — стих. “Святая ночь на небосклон взошла”.
Самовластье духов? Это ты загнул, как и Тютчев, но в другую сторону! Окстись.
Стихи твои понравились. В стих. “Волки” плохи стихи “Желчный глаз корыстью жуток, от завидок в лапах зуд”. Корысть у волков? Загибаешь. А строка “От завидок…” — набор слов, абракадабра.
“Мысль — и благая тяжела” — не много думал. Благое всегда легко. Таковы мои мелкие замечания.
4.06.85 г. С приветом.
Юрий К.”.
На открытке с видом Загорского историко-художественного музея 15 июля 1985 года Кузнецов написал:
Стихи превосходны. Ты меня обессмертил. Я твой “должник”.
Обнимаю, твой Юрий К.”.
Речь идёт о моём стихотворении “Свеча” (“Путём ли здравствуешь, мой брат громоголосый?”), посвящённом Кузнецову. Стихотворение он похвалил (не без иронии, впрочем, добродушной), но ему оно вскоре разонравилось из-за одной строки: “А книгу вещую — ты должен воскресить”. Сказал: “Я никому ничего не должен”. “Свеча” была опубликована в моём сборнике “Мир нетленный”. Вместо “должен” я поставил “призван”.
В том же году, при встрече в Москве, Кузнецов предложил мне написать стихотворение о русалке. Написал, послал. Ответ был таков.
“Русалку” надо тебе написать заново. Она не удалась. Сейчас не имею под рукой письмо (осталось на даче) и говорю по памяти.
Это не русалка, ты ей придал несвойственные ей функции. Дорогой мой, так трансформировать традиционный образ нельзя, ты его разрушил, каналья! Инфернальное, соблазнительное, бескровное и коварное существо ты изменил до неузнаваемости. Ты выступил в роли этакого лермонтовского демона, убивающего “печальным” взором. Ты ощутил русалку как некий трепет, твоё дело, но не твоё дело выдумывать невесть что. “Сорвал резьбу”. Неоправданно задана “странность”: река течёт вспять, сиянье льётся на луну, а не наоборот.
Тут ты попросту рационалистичен. Ужасен банальный словарь: трепетно-нежна и даже, кажется, чудна, и тот же печальный взор. Повторяю, это красивости банальные.
Не огорчайся, пиши заново. Русалка, такая стерва, тебе не даётся в руки.
Всех благ. Твой Юрий К.
3.08.85 г.”.
Моя “Русалка” вошла в литературно-художественный сборник “Слово” издательства “Современник” в 1989 году. Реки, текущей вспять, в стихотворении не было и нет, так же как печального взора, сиянья, льющегося на луну; взгляд зыбок, трепетно лишь внимание прохожих, слышащих ночной голос русалки. Сам Кузнецов изменил своё отношение к стихотворению (до его публикации). Он как-то спросил: “Что с “Русалкой”?”. Я сказал, что её уничтожил, не переделывая. Он бросил: “Ну и дурак!”. После такого комплимента я отправил стихотворение в “Слово”. (Может быть, я переделывал “Русалку”, да не помню.)
Беспокоился Юрий Поликарпович о моём приёме в Союз писателей.
С приёмом хорошо, но ты должен обязательно взять у Дедкова третью рекомендацию. И отдать три экземпляра твоей книги. Сигнал её вышел, возможно, его, сигнал, тебе прислали из издательства.
Три рецензии, три книги (первую, костромскую, можно и два экз.) и решение о приёме в Костроме они (Корнилов и Ко) вышлют в Москву в приёмную комиссию. Это вторая стадия. Поздравляю тебя с успехом на первой! Не обращай внимания на провинциальных посредственностей и их великие амбиции.
Если приедешь в Москву, буду рад встрече.
Сентябрь 85 г. Обнимаю. Юрий К.
Р. S. При случае прочти мои стихи в 9-м номере “Дружбы народов”.
Кроме Дедкова рекомендации мне дали В. В. Кожинов и сам Ю. П. Кузнецов, повергшие в шок костромских писателей: дескать, чрезвычайно завышена оценка моей поэзии.
В 1987 году начались хлопоты по поводу пробивания для меня квартиры. Озаботился и Кузнецов.
Сообщи адрес горкома галичского и фамилию, имя, отчество первого секретаря. Ну, и на всякий случай ф. и о. первого секретаря обкома КПСС Костромы. А также: какая у тебя площадь и поимённо сколько людей на ней прописано. А ещё: сколько лет ты проработал в галичской газете. Чтобы что-нибудь предпринять, нужна полная информация, понял? А теперь отвлечёмся.
В издательстве “Московский рабочий” организован ежегодник “Чистые пруды”, объём 42 печатных листа. 10 листов на поэзию. Я член редколлегии. Нужны стихи, строк 300, лучшие. Это престижное издание. Туда войдут произведения московских писателей преимущественно о Москве. Стихов о Москве и только о Москве давать бессмысленно, посему поэзия свободна в выборе тем. Тебя продвинем как гостя Москвы. Срок до мая сего года. Ежемесячник выйдет летом следующего. Только новые стихи. Мои стихи в “Чистых прудах”.
Обнимаю. Юрий К.
“Пёстрое” письмо датировано 21.05.87.
Письмо за подписью С. Михалкова было отослано в горком Галича где-то в начале апреля. Стало быть, должен быть результат.
Твои стихи отданы в “Чистые пруды”, кажется, целиком.
Написал небольшое эссе о женственности в поэзии.
Отдал в “Лит. Россию”, но главный редактор-дундук заморозил. Передал в “Литгазету”. (…) Краснухин сказал: “Будем пробивать”.
Вот и вся информация. На эмоцию в эпистолярном жанре меня не хватает.
Не унывай.
Твой Юрий К.
P. S. А тут пришло известие: умер мой друг детства В. Горский. Ночью скончался, пополудни схоронили. Закопали как собаку. Так велели врачи. Я даже не смог вылететь в Краснодар”.
Я просил помочь в издании книги вологодского поэта М. Сопина. Кузнецов ответил откровенно.
“Виктор! Не занимайся самодеятельностью. Рецензии заказывает издательство, это его прерогатива. Рецензии, написанные “от себя”, не имеют формальной силы. Сначала издательство должно заказать рецензию. К тому же я не уверен в твоём протеже Сопине и не люблю, когда мне навязывают чужую волю. Ты тут наивен, а я очень устал. Сам посуди: а вдруг мне не понравится рукопись Сопина, — что тогда? Я ведь её могу и зарубить. Ну да ладно.
Живу кое-как. На досуг посылаю тебе последнее стихотворение. Жаль, что письмо Михалкова не возымело действия.
Обнимаю. Твой Юрий К.
18.08.87 г.”.
Критик и поэтесса Татьяна Глушкова прислала мне свою новую книгу статей “Традиция — совесть поэзии”, в которой громила Кузнецова. Я дал ей “отлуп” и спросил Юрия Поликарповича, читал ли он Глушкову.
Книгу Глушковой я не читал и читать не намерен. Мне, однако, приводили по телефону её пассажи. Да, пышет ненавистью и корчится на месте, ужаленная тарантулом злобы ко мне. Это вполне объяснимо по мелкости её женской природы. Года четыре назад, а может, поболее, во время составления моего “Дня поэзии-83”, она меня стала втягивать в какие-то мелкие свары и интриги (надо сказать, до этого у нас были отношения вроде приятельских), и я её послал вон, а потом наполовину сократил её подборку за посредственность. Посуди сам, какая женщина это простит или забудет!
Так что её ненависть — личного характера и отношения к общему делу не имеет. Не обращай на эту истеричку внимания.
Жизнь моя покамест движется по инерции, но похоже на то, что она летит в бездну. Говорю загадкой, ибо прямо тут не скажешь. Короче, бой в сетях. Ну ладно.
В “Книжном обозрении” готовят большое интервью со мной. Не знаю, что выйдет: я там наговорил резкостей. А ты не скучай.
Обнимаю. Твой Юрий К.
15.09.87 г.”.
Похоже, в самом деле в то время Кузнецову жилось нелегко. Возможно, моё существование давало ему возможность “открывать предохранительный клапан”, хотя бы письменно.
Наконец сдал новую рукопись в “Советский писатель”. Написал много необычайного. Во всё пространство этого года испытывал жестокие перегрузки. Этого надо было ожидать, ибо ещё с 1 января вошел раком: напился с вечера 31 декабря. Новый 1989-й встречу посерьёзней.
Ты когда-то спрашивал, как переводить рваные строчки. Можно не соблюдать точность слогов.
То, что мы не встретились, жаль, но не слишком придавай этому значения. Ты не мудрец, чтобы серьёзно принимать каждый пустяк. Даст Бог — встретимся.
Чем ты живёшь?
Немного насчёт Котюкова. Я разорвал полгода назад всякие с ним отношения. Я его много раз предупреждал раньше, чтобы он не ныл и не злобствовал по любому поводу, ведь так можно испортить характер. Он свой характер испортил вконец, бесповоротно. Как только он входил ко мне в дверь, то первое слово начинал с нытья. Я как-то его встретил, упреждая: “Лёва, молчи. Не начинай разговор с нытья”. “Хорошо”, — сказал он и тут же, в секунду, стал ныть и злобствовать. К тому же он стал дельцом. Я не стерпел и выгнал его. Он стал меня называть негодяем, так мне передавали. Бог с ним. Я, конечно, могу передать ему твою книгу (через другого человека) с твоей надписью “На дружбу”. Но надо ли?
Ладно. Повторяю: чем и как ты жив?
Обнимаю. Твой Юрий К.
16.12.88 г.”.
В каждом письме Кузнецова ясно виден его крутой нрав. Неважно, о чём он пишет: о стихах или о житейских неурядицах.
Давненько я не писал тебе. Я несколько рассеялся. Был в США 20 дней, поездил по Западной Украине (понравился Львов), побывал в Минске у любовницы. Бросил пить. Не тянет, но мозги как бы блокированы. Вышло две книги. Ещё в этом году на подходе три. Потом как-нибудь пришлю.