А ведь знали, что больше всего денег пойдет не на благотворительность, а в собственный карман. Миллионы! Бухгалтерия добра была обманом с самого начала.
Но какими словами закидали народ:
“Выйдем ли мы из пещеры?”. “Считаю, что если народ не стремится к прогрессу, он обречён”.
“После поездки в Финляндию я возвратился в нашу станицу, к нашей печальной действительности, к нашему быту и укладу жизни, словно в пещеру, словно в каменный век”*.
“Слушаю тех, кто на каждом углу кричит: мол, терминал — это катастрофа, и думаю, что мы или лишены способности к простому анализу, или не хотим видеть жизнь такой, какая она есть…”.
“…мы отстали во всём и по укладу жизни отброшены назад по сравнению с цивилизованным миром на добрую сотню лет. Нам не надо бояться прогресса, когда-то надо начинать. Финляндия, к примеру, была самой отсталой окраиной Российской империи, а сейчас на нашем сырье разбогатела, жизнь сумела построить на зависть…”**.
“НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА” — заголовок похвальной статьи о терминалистах “Темрюкнефтегаза”. “В сущности, именно с благотворительной деятельности и начал своё становление филиал “Темрюкнефтегаз”.
Да, починили крышу Покровской церкви. И настоятель о. Павел, приехавший в Тамань из Белоруссии, горячо защищал идею терминала.
“Разве терминала надо бояться, разве от него беда исходит? Не это страшно, а то, что пустота коснулась душ человеческих, что скверна разъедает сердца людей и живут они теперь без божьего благословения***, без божьей благодати, без душевного успокоения и неповторимого чувства возвышенности и благочестия.
…Так не это ли страшнее терминала? Кстати, люди верующие к будущему строительству относятся с пониманием и верой. На всё воля божья. По заветам Господа нашего, любое деяние, направленное на благо людей, дело богоугодное.
…И, пожалуй, по-настоящему ощутимую помощь получаем от “Темрюкнефтегаза”, который начал свою деятельность с благотворительности. Люди, работающие там, внушают доверие чистотой своих помыслов. Поддержим их, дорогие соотечественники. Храни вас Бог!”.
А жители протестовали, собирались на площади. Грешно противоречить святым отцам, их византийской политике, но с кем же вы, батюшка, — с народом или с начальством, не умеющим сложить для молитвы персты? Терминал — бесово-чернобыльское деяние на последнем клочке Киевской Руси (после отпадения Украины). Меня не удивляют бухгалтеры ельцинской поры, спецы разных мастей. Мою душу клонят к печали пастыри, историки, писатели, музейщики, мотивом всей жизни которых должны звучать слова Господа: “…и не хлебом единым жив человек…”. В этом их миссия — служить духу, истине, красоте, памяти о “воде протекшей”. Хозяева будут обещать златые горы, ковырять землю — что с них взять? Но мы-то не можем осенить благословением склад и хозяйственные дворы, поставленные на древних могилах. Иначе… для чего мы существуем?
Некоторые простаки тотчас поверили в блага земные и захлопали в ладоши. Простаки — это великое горе в любой земле. В революцию они подхватывают лозунги “Земля — крестьянам” и не могут представить, что землю отнимут. Простаки пошли за Ельциным, не понимая, что такой ухарь погубит страну.
Попалось на удочку и расхваставшееся своим возрождением казачество. Что вдруг стряслось с потомками запорожцев? Кишка тонка в борьбе с бесураманами? Перевелись писари, и некому составить складное письмо турецкому султану в районе? Ну и казачество… Топнули бы чугунно: не допустим этой нефтегазовой гадости! не дадим пакостить нашу землю! Нет, скисли казаки, сделались мягкими, как телятина. Не радо ли обогащению за счёт угнетения таманской святыни и верховное казачество? Помалкивали вожди. Наказный атаман Бабыч открыл в 1908 году Тузлянскую грязелечебницу — для здоровья казаков; терминал принесёт смрадную заразу — и все большие и малые атаманы при царе Ельцине отвели очи. Историю-то свою надо любить не только по торжественным дням. Так?
Слава Богу, авантюра как-то сама незаметно прикрылась, исчезла куда-то громоздкая техника, закрылась контора, всё вроде кончилось.
Вдруг появились новые татаро-монголы — фирма “Тольяттиазот”. И всё те же речи: “Через два года вы Тамань не узнаете”.
Нынче почти все воротилы — академики, доктора наук, президенты, авторы самодельных книг. И те же журналисты обслуживают их. Одни и те же газеты.
В 2002 году загремело на Тамани странное имя: Махлай!
Послушайте, что он сказал: “Жить так, как живёт сегодня Тамань, в ХХI веке стыдно”.
Пришёл радетель земли таманской, правда? Да, снова пришёл какой-то в доску родной человек, заботливый и чуткий. Наверное, уже на другой день прямо от стыда сгорел: как бедно живут люди! Надо помочь. Устроит коммуникации, возведёт зерновые терминалы, и тогда “уверяю вас, на Тамань пойдут инвесторы”. И подумать только: “Приняли на работу больше ста жителей”. Это Махлай назовёт “новыми рабочими местами”. О, что ещё будет! “Появятся курортные базы, санатории и туристические комплексы. Через два года берег будет другим: прекрасные дороги, санатории, прогулочные катера и обустроенный берег. Это другая жизнь”.
Все поняли? “Другая жизнь”. Другая! Сытая, удобная. Кто против? Махлай пришёл — радуйтесь ! Он ведь ещё в Тольятти понял, что “потомки казаков, высадившиеся здесь, заслуживают другой жизни”. Другой, слышите? Богатой, как у самого Махлая. “Развивать социалку” — его великая цель. “Приезжайте на Тамань через два года, — повторял он всем газетам, — и вы её не узнаете”.
“Я открыл для себя Тамань, познакомился с её историей, прочитал библиотеку книг. И очаровался, влюбился в этот уникальный уголок земли”. Наконец-то в окрестностях Тамани после преподобного Никона, Палласа, Лермонтова, Пушкина, Дюбуа де Монпере, Сумарокова и других путешественников появился богатырь, который, наверное, построит дом и будет жить здесь, работать и украшать великую землю. Сам батько Кондратенко благословил его на немокрое дело. Так говорят.
Я выпячиваю Махлая, а виноватых-то пруд пруди.
Не через два года, а через три увидел я Тамань.
И не узнал!
Какие исковерканные мы люди, русские! Какое у нас повсеместное пустое, исторически неграмотное, скачущее по мероприятиям начальство, как оно не любит читать книги и терпит культуру как вынужденное зло! Почему они такие? Где они родились, где живут и будут умирать? Или они уедут (а то и удерут от возмездия) в Англию, в Австрию, в Швейцарию? Ты им скажешь: как загадили Тамань, уничтожили её тихий облик! Они разведут руками, удивятся, опозорят вас: как?! Да вы гляньте, гляньте, какие дома выросли! Какой базар! Спуск от каменного Антона Головатого выложен плиткой! Вам бы только критиковать.
И это русские люди?
Тамань уже сейчас похожа на проходной двор, а что будет дальше?
Чужие люди, натаскавшие в карман денег, захватывают прибрежные земли, выгодные усадьбы, строения, реликтовые исторические углы. Вдоль дороги у Сухого озера, почти до самой трёхэтажной гостиницы, которую тоже кто-то купил, поставлены каменные дома. Кто дал разрешение? Кто из Комитета охраны памятников проспал или за взятку позволил своей подписью губить историческую примету Тамани? “Да оно уже всё озеро продано! — говорят мне жители. — Застроят. Всё”.
От площади, сбоку которой стоит на высоте памятный танк, хороший вид открывался на озеро и белые камешки домов на горизонте. Теперь на месте бывшего некрополя белые торговые ряды ларьков. От лермонтовского музейного подворья внизу по берегу — новые рестораны. Искупался, выпил, закусил, “оторвался”. Чьи рестораны? Темрюкских господ? Пристань (на государственной-то границе) отдана в частные руки. Генеральный план застройки Тамани никто не отменял, но он уже нарушен, растерзан вольностью богачей. От вековой древности скоро ничего не останется. Даже берег, последнее напоминание о Тмутаракани, будет загажен “индустрией туризма”. С некоторых пор буквально взбесились этой никчёмной идеей — “индустрией туризма”! Не сберечь ни одного спокойного клочка старой земли, всё застроить ларьками, пивными забегаловками, игорными домами, качать, качать деньгу, обещать народу блага “и новые рабочие места”, допускать беспредел, раз и навсегда засорить грохотом и шумом редкую приморскую тишину — вот мечта хозяев новой жизни!
— Разрушено, — говорит почётный гражданин Темрюка, бывшая заведующая музеем Тамани, — во время строительства железной дороги под Темрюком одиннадцать древних захоронений, четыре селения.
И никому не докажешь, что плохо, гадко не чувствовать заповедной драгоценности родной реликтовой стороны.
* * *
В середине ХIХ века 300 вёрст казались великим расстоянием для путешественника, и некто В. Ф. Золотаренко из станицы Васюринской мечтал осчастливить себя именно путешествием. Что же это был за конечный пункт? Дневничок, почти никому не известный, прозябающий в архиве, раскрывает нам возвышенную тайну: “Увижу ли я Тамань, так давно желанную? Да и можно ли не желать увидеть местечко, обильное достопамятностями не для одной только Черномории, а и для всей отечественной истории! Не занимательно ли постоять на возвышенности, там, где два моря соединяются вечными узами, там, где взор роскошно не знает, на чём ему остановиться, не отрадно ли покупаться в море; не приятно ли побывать в Керчи, в Крыму…”.
Три дня проскучавший в Тамани Лермонтов не мог вообразить себе, что в “скверный городишко” многие десятилетия после него будут стремиться в томлении самые разные люди (чаще всего не писатели, а простые смертные). Что же витает над этой Таманью и что в ней самой прекрасного и магнитного? Вроде бы ничего такого.
Всё, что век за веком видели скифы, греки, меоты, хазары, адыги, славяне, половцы, монголо-татары, венецианцы и генуэзцы, турки, запорожские казаки, что описали путешественники — Челеби, Ферран, Паллас, Дюбуа де Монпере, Ян Потоцкий, Сумароков, Сбитнев, Герц и др., — давным-давно переменилось, развалилось, исчезло. Что же чудесного в Таматрхе-Матархе-Тмутаракани-Тамани? Не знаю. Почему-то хочется гадать о ней, цитировать каждый листочек, наивно надеяться, что в нынешнее лето археологи найдут у обрыва что-то редкое, а где-то в архивах до сих пор обиженно ждёт чью-