лометровом проливе, разделяющем погост и Ерснево, и кажется, что хозяева просто сели в лодку и переплыли на остров, чтобы вскоре вернуться обратно. Вечная им память!
* * *
P. S.
“Председателю Правительства Республики Карелия Катанандову С. Л.
Уважаемый Сергей Леонидович!
В деревне Ерснево, расположенной напротив музея-заповедника “Кижи”, сохранился дом семьи крестьян Елуповых, построенный в середине XIX столетия. В этом доме родился и прожил всю свою жизнь замечательный заонежский плотник Борис Федорович Елупов (1924-1989). С юного возраста начал он трудиться в бригаде мастеров, созданной по инициативе известного архитектора-реставратора А. В. Ополовникова, и со временем стал постоянным руководителем плотников, восстанавливающих сокровища Кижского заповедника. Благодаря деятельности Б. Ф. Елупова и его сотоварищей на остров Кижи перевезены многочисленные памятники северного деревянного зодчества, сохранены от разрушения Преображенская и Покровская церкви и другие уникальные постройки “Кижского ожерелья”.
В настоящее время дом Елуповых в Ерсневе принадлежит детям прославленного мастера и нуждается в текущем ремонте. Сохранилось много различных документов, фотографий и чертежей, рассказывающих о реставрационных подвигах бригады Елупова. В ерсневском доме в разные годы гостили и работали видные представители отечественной культуры, известные художники, писатели, спортсмены.
Сейчас, когда почти утрачена память о тех, благодаря кому сохранено историко-культурное наследие Отечества, важно сберечь материальные свидетельства прошлого и сделать их достоянием современников.
Всероссийское Общество охраны памятников предлагает поставить на учет дом крестьян Елуповых и организовать в нем мемориальный музей выдающегося реставратора-плотника Б. Ф. Елупова. Для этого не нужны штатные единицы, ибо в доме постоянно проживает дочь мастера, Галина, которая будет следить за его сохранностью.
С уважением,
Председатель Центрального совета
Общества охраны памятников
Г. И. Маланичева;
Член Президиума
С. В. Ямщиков”.
Письмо наше, встретив, как и положено, немало возражений со стороны бюрократов, свое действие возымело. Руководитель Республики Карелия полностью поддерживает интересное начинание, и станем надеяться, что музею русского плотника Бориса Елупова в Ерсневе суждено быть.
“ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН БЫТЬ ДОСТОИН СВОИХ УБЕЖДЕНИЙ”
Беседа Александра КАЗИНЦЕВА с доктором исторических наук,
профессором Миколасом БУРОКЯВИЧЮСОМ
Человек, к которому я добирался через три государственные границы, в свое время сделал то, что, строго говоря, должны были сделать три сотни миллионов жителей СССР. Для всех нас Союз был домом. Может быть, не слишком комфортным, но обжитым, а главное — родным. Миллионы жителей этого дома имели некоторые привилегии как члены КПСС — ведущей и направляющей, по тогдашнему определению, силы общества. В момент испытания, на переломе исторической судьбы вся эта человеческая громада, казалось бы, должна была защитить свой дом и свои убеждения. И тогда бы Союз устоял. На деле ответственность и активность продемонстрировали единицы — и Союз рухнул.
То, что не сделали бесчисленные цековцы-обкомовцы-райкомовцы, грозные генералы, всесильные работники “невидимого фронта” (о, эти первыми побежали занимать места в правлениях банков и нефтяных компаний), а также, увы, “инженеры человеческих душ”, сделал этот пожилой человек с мягким прибалтийским акцентом и размеренной речью профессионального лектора. Он и был профессором вуза, доктором исторических наук. Академическим ученым, далеким от политических схваток. Но когда Компартия Литвы начала разваливаться, а ее руководители перебежали на сторону разрушителей Советского Союза, он использовал свой научный авторитет, чтобы собрать верных, и возглавил обновленную КПЛ.
В августе 91-го он до конца оставался на своем посту (его пришлось вывозить на армейском БТРе сквозь толпу разъяренных боевиков). Три года спустя выкраденный литовскими спецслужбами из Минска, он предстал в Вильнюсе перед судом, который и не думал скрывать политической предвзятости. Ему и горстке его товарищей грозил расстрел. Но он не только не согласился публично отречься от дела своей жизни и своих убеждений — уже отбывая 12-летний срок, фактически убийственный для семидесятилетнего человека, он отказался от помилования, предложенного самим президентом Литвы.
Профессор Бурокявичюс совершил самое естественное, но, как показали события на переломе эпох, и самое трудное — остался собой, сохранил верность своим идеалам. И этим поступком спас идею, в преданности которой клялись миллионы. Больше того — спас весь мир идей, идеологию как таковую. Ибо чего бы стоили высокие идеалы, если бы не нашлось подвижников, готовых отстаивать их?
В начале 2006 года Миколас Мартинович Бурокявичюс, отбыв срок и перенеся в тюрьме тяжелейшую операцию на сердце, вышел на свободу. И вот я в его небольшой, скромно обставленной квартире на последнем этаже старого дома в центре Вильнюса.
Миколас БУРОКЯВИЧЮС: Ну что, приехали? Я очень рад встретиться с представителем такого популярного журнала. “Наш современник” мне приносили все эти годы, и я читал его в камере.
Александр КАЗИНЦЕВ: Наш журнал?
М. Б.: Вот поглядите, один из последних номеров.
А. К.: Для нас большая честь иметь такого читателя… Миколас Мартинович, как вы себя чувствуете после операции, сделанной в тюрьме?
М. Б.: Оперировали меня не в тюрьме, там для этого нет условий. Но уже на следующий день перевели в тюремную больницу.
A. K.: Даже нескольких дней не дали восстановиться после операции?
М. Б.: Это показывает, что декларации властей и практика расходятся. Много говорят о гуманизме, а человечности как paз нет. Но я благодарен руководителю тюремной больницы, который отнесся ко мне неказенно и создал хорошие условия для лечения — насколько это возможно в тюрьме.
A. K.: Сколько же лет вы провели в заключении?
М. Б.: Двенадцать лет — без двух дней.
A. K.: В каких условиях вы находились, что из себя представляет тюрьма “демократической Литвы”?
М. Б.: Камера — пять шагов на три. Нас было четверо: профессор Ермалавичюс, один из руководителей Компартии Литвы, профессор Кучеров, Юозас Куолялис, бывший председатель Комитета по радио и телевидению Литовской ССР, и я.
A. K.: Наверное, то была единственная тюрьма в Европе, а может, и в мире, где в одной камере находились три профессора. Своего рода рекорд! Для “просвещенной Европы”, по-моему, постыдный…
М. Б.: В тюрьме я просидел больше семи лет — пока шли допросы и суд. Слушание дела началось в октябре 1996-го, а закончилось в августе 1999-го. Профессор Кучеров до суда не дожил. Он заболел раком и умер. А мы еще подавали апелляцию на несправедливое решение суда. И лишь затем нас перевели в колонию строгого режима.
A. K.: Миколас Мартинович, к счастью, большинство наших читателей смутно представляет, что это такое — колония строгого режима. Поясните, пожалуйста.
М. Б.: Разница в том, что в тюрьме заключенный все время заперт в камере, а в колонии можно передвигаться в пределах определенной территории.
А. К.: А свидания были разрешены? Сколько людей вас посещало? Не создавалось ли такого ощущения, что вместе с вами выступали тысячи, а отбывать срок вам пришлось в одиночестве.
М. Б.: Ко мне приходили жена и дочь. До окончания следствия — а это два с половиной года — другие посещения были запрещены. А затем вопрос в какой-то мере зависел уже от меня. Я не хотел, чтобы людей преследовали из-за того, что они ко мне приходили. Многие изъявляли желание, но я считал, что навлекать на людей опасность негуманно.
A. K.: Неужели в Литве, которая позиционирует себя как демократическое государство, даже встречаться с политзаключенными опасно?
M. Б.: Видите ли, к власти в Литве пришли люди, которые ненавидят Советский Союз, социалистический строй, компартию. Парламент принял закон, по которому за активное участие в деятельности КПЛ грозил расстрел. Такая вот особенность развития Литвы после крушения Советского Союза.
В этих условиях я просто не мог подставлять тех, кто сочувствовал мне. А вот с посетителями из Белоруссии, с Украины, из России я встречался охотно: литовские власти не могли их преследовать. Приезжал и Андреас Гросс из Швейцарии — председатель Комитета по правам человека Парламентской Ассамблеи Совета Европы.
А. К.: Какие обвинения вам предъявляли?
М. Б.: Сначала 62-ю статью УК. Измена родине: наказание — расстрел. Я все отмел и потребовал, чтобы прокуратура обратилась с запросом в Конституционный суд. Я Советскому Союзу не изменял. А Литва вошла в СССР 3 августа 1940 года, когда Верховный совет СССР удовлетворил просьбу Народного сейма Литвы о вхождении в состав Союза от 21 июля 1940 года. Юридически обвинение в измене было несостоятельно. И Конституционный суд после рассмотрения вынужден был признать это. От меня скрывали решение КС. Только в конце tardymo — как это? следствие — они объявили, что Генеральная прокуратура не может предъявить мне обвинение в измене, потому что Конституционный суд такую трактовку не поддержал.
А вопрос был не такой простой. Прокуратура хотела доказать, что Литва была оккупирована. Тогда нас можно было бы судить как коллаборационистов-изменников. Не получилось! По 76-й статье Конституции СССР каждая республика в составе Союза являлась с у в е р е н н ы м социалистическим государством.
Нас судили уже по другим статьям. В конце концов в решении окружного суда записали (достает бумагу, читает. — А. К.): “Бурокявичюс осуждается за активную деятельности в Компартии Литвы как партии, входившей в КПСС, которая играла роль “пятой колонны”.
A. K.: Да какой же это юридический термин — “пятая колонна”? Это политическая метафора, публицистическая инвектива, но никак не строгое понятие уголовного права! Иными словами, вам предъявили откровенно идеологическое обвинение. Судили фактически за то, что вы были первым секретарем ЦК Компартии Литвы.