За каждый уложенный кирпич отец платит старшему по одному рублю, с младшими рассчитывается оптом. Деньги собирают кто на компьютер, кто на мороженое, а кто на американские горки.
Спрашиваю у старшего, которого все подчеркнуто уважительно зовут полным именем Николай:
— А если у матери денег нет, дашь ей взаймы?
— Взаймы дают только чужим, а своим просто отдают, — поправил меня Коля.
— А читать любишь?
— Очень они все любят, особенно книжки про войну, — вступает в разговор мать. — Я им даже вслух читаю перед сном.
Ни разу за месяц не слышала, чтобы ругались или ссорились между собой ребята или что-то не хотели сделать, отлынивали от работы, канючили с какими-то просьбами.
— Но такая идиллия была не всегда, — рассказывает мне мать семейства Надежда. — Беда была страшная. Отец пил и с каждым годом все сильнее. Работал в бригаде строителей, и каждый вечер после работы приходил сильно выпивши. Однажды в пьяном виде свалился с лесов, сломал ногу и повредил позвоночник. Лежал полгода в гипсе. Вот тогда Николай и решил свою бригаду организовать. И взял слово с отца, что тот не будет пить. Отец идею одобрил, и вот уже два года работают все вместе, всем семейством, и отец держится, ни разу не выпил. Хотя собутыльников хоть отбавляй. Приходят, уговаривают идти к ним снова в бригаду, а заодно приносят бутылку, но отец держится твердо. Не пьёт и детей своих не подводит. Обучает их мастерству, а заодно прививает им трудолюбие и ответственность.
Если взялся за дело, то доведи его до конца, сделай работу в срок и красиво. Он ведь мастер высокого класса. Раньше его дома никогда не было, а теперь из дома никуда не выгонишь. Все время с детьми, и чувствую — этот интерес в радость. При детях никогда не ругается, не кричит на них. Хотя раньше бывало всякое.
Отцу нельзя поднимать ничего тяжелого из-за поврежденного позвоночника, и дети следят, чтобы он ничего ненароком не подхватил.
Дочке пришлось уйти из техникума, надо было платить 10 тысяч рублей, а платить нечем. Она училась на хлебопекарном отделении. Такие нынче времена, за всё надо платить, а раньше тебе даже стипендию выдавали — только учись. Я сама кончала пищевой техникум. Конечно, стипендии не хватало, из дома присылали продукты — сало, варенье, крупу, было нелегко, но за учебу все-таки не платили. Отец не может себе простить, что из-за него дочке пришлось бросить учебу, — закончила разговор Надежда и поспешила в вагончик готовить ужин.
В полдень жизнь на стройке замирает. Послеобеденный сон обязателен для всех членов бригады. Как-то я заглянула к ним в вагончик в это время. Кто-то спал, кто-то читал, а старшие ребята вместе с отцом разгадывали кроссворд. Стены все обклеены самодельными грамотами, графиками, шаржами, афоризмами, фотографиями ребят. Схвачены какие-то интересные моменты их работы на стройке.
Как-то встретилась с Петром в автобусе, он ехал в поликлинику, чтобы выписать лекарство от болей в позвоночнике. Разговорились. Он оказался общительным человеком. Любит жизнь и работу на воле, где потолком является само небо.
— Вот построим дом, заработаем на машину, и буду возить Юрку в изокружок. У него способности к лепке, скульптуре, а младшего отдам в музыкальную школу — и голос и слух абсолютные. По моим стопам, наверное, только Николай пойдет. У него явно есть к этому призвание, кладку делает — не придерешься.
— Но не эксплуатируется ли таким образом детский труд? Детям летом вроде бы полагается отдыхать, — говорю я неуверенно. — Они ведь еще маленькие, рано встают, к вечеру устают сверх меры, работают под пеклом — разве это для детей?
— Мне кажется, что не игра в работу, а только настоящий труд способен воспитать волевую сильную личность, — попытался рассеять мои сомнения Петр. — Единственное, что еще не доверяю, так это класть фасад, а вот бытовку, внутреннюю кладку делают ребята. Они у меня на глазах, в городе мальчишки пьют и наркоманят, всякие соблазны, а мои тут, со мной, делу учатся и ума набираются. Сегодня клали арматуру для сейсмического пояса. Так Федька сделал нам сообщение о землетрясениях — где и в каких районах наиболее часто бывают. Какие горы молодые, какие старые. Специально для этого ездил в городскую библиотеку.
Вот такая любопытная семейка.
А рядом от безделья и скуки изнывала другая семья. Приехавшие погостить к бабушке две внучки не знали, чем заняться, куда себя деть. Проводили целый день на пляже, сгорали на солнце, с родителями не очень-то считались и совсем не желали, чтобы их сопровождали или контролировали. Время впустую идет у девочек, а бабушка и дедушка целый день на огороде трудятся, поливают, обрабатывают, уничтожают сорняки, чтобы у внучек все свое было, с огорода, из сада, экологически чистое, а девочки ни разу не выразили желания им помочь. И мать их тоже с утра до вечера в огороде трудится, ни разу даже на пляже не была, но ни трудовым энтузиазмом, ни желанием помочь близким дочек не заразила. У девочек как бы отсутствует “чувство семьи”. Вот подрастут, выучатся, выйдут замуж и разбегутся в разные стороны. Одиночество поджидает родителей, если что-то кардинально не изменится в их отношениях.
Любовь и взаимная помощь — самая надежная основа жизни всех поколений. Счастье детей зависит от хорошей обстановки в семье, а счастливая семейная жизнь от хороших детей.
— Они отдыхать приехали, — как бы оправдывается перед соседями бабушка. — Да и дети они городские. Им земля не интересна.
Народу понаехало к старикам много, вроде бы должны быть счастливы, радостны, да только что-то особого веселья не заметно. Без конца слышатся крики и ругань, мать что-то просит, потом требует, а девочки не реагируют. Ходят скучные, понурые, оживляются только тогда, когда мальчики приходят.
Кстати, потом узнаю, что девочки совсем неплохие, отлично учатся и одна даже мечтает стать дизайнером по ландшафту, но вот помогать дедушке и бабушке в огороде не хотят.
Самое удивительное — ведь мать тоже горожанка, а трудится до седьмого пота.
Говорят, что в России люди отучились по-настоящему трудиться. Отсюда и все беды и наше нищее бытие. Но я нигде в Европе и в Америке не видела, чтобы женщины столько и так работали, как работают наши. В каких условиях и какие результаты этой деятельности — можно только поражаться. Без какой-либо техники, всё вручную, не разгибаясь весь длинный летний световой день.
Горожане на своих садовых участках выращивают овощи и фрукты, которые разнообразят их скудный зимний рацион.
“Пашу как лошадь” — это не рекламный слоган, а истинная жизнь российской женщины. Но это мы отвлеклись.
Почему все-таки пример матери, бабушки и дедушки не увлекает девочек? Да потому, что беспросветный труд — труд до седьмого пота — не вызывает желания подражать. Наоборот, появляется желание увильнуть от такого “самоутверждения”.
Труд — это не игра и не забава, но и не подёнка, обязаловка, порождающая усталость и безразличие. Если мы хотим, чтобы дети трудились, помогали нам, нужно во всякий труд вдохнуть искру интереса, соревновательности, радости, куража от проделанной работы.
И еще. Чтобы увлечь трудом, необходимо включить воображение, фантазию самим родителям. Отбросив будничные заботы и усталость, расшевелить и раззадорить себя, пробудить творческие силы, вспомнить детство. А делать это зачастую нам лень. Потому что не считаем важным, необходимым. Хотя душа родительская, как сказал поэт, обязана трудиться и день и ночь, и ночь и день.
В каждом занятии необходимо искать свою долю радости, бодрости и не закрывать глаза на трудные стороны работы, которую хочешь не хочешь, а исполнять должен.
Все дело в настрое. Особенно когда это касается детей. Они ждут в работе самостоятельности, возможности выдумывать, пробовать. И наконец, это деятельное проявление любви. Чем меньше в семье общего труда, общих забот, тем меньше заинтересованности родителей и детей друг в друге. Но обучить любви к труду на словах еще никому не удавалось. Только собственный пример, трудовое усилие без стенаний и проклятий, может воспитать трудолюбие, побороть лень, а главное — желание работать вместе с родителями, помогать им.
* * *
Неполная семья. Это чаще всего трагедия безотцовства. Но уходят из семьи и матери, хотя это бывает намного реже. Есть сегодня даже клуб отцов. Его членами становятся мужчины, воспитывающие детей без матери. Но чаще всего у брошенных матерью детей появляется мачеха, и строится новая семья, новый дом.
А. П. Чехов как-то задал вопрос писательнице Лидии Алексеевне Авиловой, женщине, с которой его связывали сложные отношения в течение 10 лет: “Справедливо ли, что ошибка в выборе мужа или жены должна испортить всю жизнь?”
И вот что она ответила: “Нельзя в этом вопросе руководствоваться одним чувством, а всегда надо знать наверное, стоит ли? Взять всю сумму неизбежного несчастья и сумму возможного счастья и решить: стоит ли?”
Я была уверена, что он скажет: “Это значит не любить” — или возмутится расчетливостью, а он замолчал, нахмурился и потом спросил: “Но в таком случае когда же стоит?” — “Когда нет жертв, которых очень-очень жалко с той или другой стороны. А в одиночку всегда можно все перенести, то есть не пожалеть себя. Именно себя надо меньше жалеть, и тогда ясно будет, стоит ли”.
Свою любовь к Чехову она скрывала, как могла. У нее было трое детей, и характер у мужа был несносный, вдобавок муж не одобрял ее писательства, ревновал ее к литературе и к среде, чуждой ему, и к Чехову, который незримо вошел в их мир и занял все мысли и чувства. По ее словам, это чувство так празднично осветило и так мучительно осложнило ее жизнь. И тем не менее она ради спокойствия семьи, ее благополучия не позволила себе хотя бы на один день задержаться в Москве, когда Чехов просил ее об этом.
Такая трепетная любовь возможна между интеллигентными, чистыми, возвышенными натурами, и страх, что можно все испортить одним неосторожным поступком, и мучительная мысль о том, что на чужой беде не построишь свое счастье. Нельзя разорвать душу пополам, ведь в оставленной семье дети будут расти без одного из родителей.