Наш Современник, 2007 № 07 — страница 35 из 96

Когда бывшие "ненастоящие" узнали, что из очага "подлинных" ветер сумел-таки унести одну искру, они потеряли покой. И, подточенные постоянным страхом, наконец, не выдержали, оставили деревню и ушли. Говорят, они разбрелись в разные стороны. Сначала будто бы они пошли всей деревней, но им встретился иссохший и согнутый временем старик, глаза которого, однако, пылали необычайно молодо. Он и посоветовал им разбрестись, чтобы однажды не подвергнуться нападению и не погибнуть враз. Якобы стариком был сам дьявол. А кто бы еще придумал такое?

Так или не так, но этих людей сейчас уже нет, если только они не скрылись под другой фамилией и опять не стали "ненастоящими".

Возродившиеся "подлинные" посчитали наказание достаточным и всей фамилией согласились их не искать и крови не брать. С этого дня будто Божья десница простерта над ними. Все они крепки здоровьем и тверды духом. Все статны и красивы - хоть мужчина, хоть женщина. Во всех делах их неизменно присутствует удача. И когда приходит смерть, то она всегда случается на людях, так что доподлинно становится известным, с кем, где и как это произошло. В бою ли, в схватке ли со зверем, в застенке ли, дома ли в постели - излишне говорить, что они свой последний час встречают достойно.

Только один человек не удовлетворился наказанием и пошел искать "ненастоящих". Уходя, он прихватил с собой небольшой мешочек горной земли. Для чего она ему сгодится, он не знал, но всюду носил ее. Исходив полсвета и износив семьдесят пар чувяков, он, сам не зная как, вдруг снова оказался перед родными горами. Хотел он уже было подняться к себе в деревню, но вдруг подумал, что за время его поисков все родственники обустроились, обзавелись детьми, стадами и иным достатком.

- Я спасал фамилию от бесчестья, а надо мной будут смеяться! - сказал он, глядя на свои пыльные лохмотья.

И неприязнь кольнула его сердце.

- Останусь здесь, разбогатею, - он обвёл глазами тучную долину, где стоял. - Как царь приеду к ним!

Он развязал свой мешочек и развеял землю из него по округе.

- Вот земля моя. Я ничего не должен тебе, князь!

Да только ведь сказано: небо, землю и себя самого не обманешь! Горная земля, не знавшая долинного солнца и долинных тягот, сколь ни старалась, ничего, кроме скудных урожаев кукурузы, дать не могла.

Узнав о своем бедствующем родственнике, новые "подлинные" приехали уговорить его вернуться.

- Туда, где нет твоей головы, не клади ноги! - сказали они, и он не смог им возразить.

- Из тысячи вынь всего единицу - и не будет тысячи! - еще сказали они. И он снова согласился. Но ему было стыдно за ту несправедливость,

которую он допустил в мыслях по отношению к ним. Поэтому он ответил, что вернется, но только сначала соберет всю принесенную сюда разбросанную землю.

- Сколько ее было? - спросили его.

- Да с горсть нежадного человека, - ответил он.

- Ну, собирай и догоняй! - сказали они и тронули коней.

Они вообще-то не спешили и могли подождать. Но у уходящего из дому человека всегда найдется дело не для посторонних глаз.

А он так и остался на том месте, где перемешал свою горную землю с землей долины. Как бы он их различил?

Было или не было. Деревенька стоит, и озеро рядом есть. И оба они, говорят, в один день появились. Деревня, как спутанный ястреб, вскинулась, взлететь силится. А озеро монеткой в землю вдавилось.

ВАЛЕРИЙ ГАНИЧЕВ ВО ИМЯ БУДУЩЕГО СОЕДИНИТЬ РУССКОЕ И УКРАИНСКОЕ СЛОВО

В школе, в простой сельской Комышнянской районной школе на Пол-тавщине, где я после войны заканчивал десятилетку, были прекрасные учителя. Как они там собрались - я не знаю. Или все советские учителя были такими? Но ведь трудно себе представить, чтобы из нынешней сельской школы, из одного класса вышло два академика, три доктора и несколько кандидатов наук, один военно-морской командир, капитан 1-го ранга, шесть полковников, медики, учителя, инженеры, юристы. Особой скрепляющей, душевной и духовной силой были две учительницы: Надежда Васильевна - преподавательница русского языка и литературы (именно так, слитно, и преподавались они с 8-го класса) и Ганна Никифоровна, возвышавшая нас на поле "украинской мовы" и литературы. Что это были за уроки! От высот Ломоносова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тютчева, Блока, Маяковского, Твардовского - к чарующим звукам Сковороды, Кот-ляревского, Шевченко, Леси Украинки, Павла Тычины. И всё это умещалось в одной школе, в одном классе, в одном сердце каждого из нас.

А в Киевском университете, где я учился на историческом, встречи с цветом украинской литературы проходили едва ли не ежемесячно. Мы восторгались и яростно аплодировали порывистому и яркому Владимиру Со-сюре, академичному Павлу Тычине, аристократичному Максиму Рыльско-му, фронтовику Малышко. Внимательно выслушивали мудрецов и столпов украинской и всей советской литературы: Александра Корнейчука, Олеся Гончара, Миколу Бажана, Михаила Стельмаха. Всегда с нами был классически русский поэт начала века, коренной киевлянин Николай Ушаков. И раз-то в год в переполненном актовом зале университета выступали московские небожители: Константин Симонов, Александр Сурков, Анатолий Софронов, Илья Эренбург, Александр Твардовский, Константин Федин и сам Фадеев.

Всех знали и читали, читали и спорили до хрипоты в аудиториях, общежитии, у памятника Тарасу, порой забывая про латынь и древнерусский.

А рядом с нами в университете ходили и учились, пили пиво и болели за тогда ещё не чемпионское киевское "Динамо" будущие классики: Борис Олейник, Василь Симоненко, Юрий Мушкетик, замечательный кинематографист Володя Сосюра. Последнему в факультетской газете посвятили ехидную эпиграмму:

8 "Наш современник" N 7

Ты був смаглявый, кароокий, Пысав при тэбэ батько-лирык, Та про твои студентски рокы, Вин не напише, бо не сатырык!

В общем, литературное кипение давало тот наваристый живительный бульон, на котором взрастала наша общая культура, мировоззрение и великая дружба.

Несколько лет назад приехал я по приглашению Фёдора Моргуна на Со-рочинскую ярмарку, порадовался её гоголевскому многоцветию и вместе с одноклассником Анатолием Фёдоровичем Цыбом, академиком, директором Обнинского радиологического медицинского центра РАМН решил съездить в родную школу (она там, рядом, на Миргородчине). Поездка, к сожалению, была в "запустенье". Наше село Комышня, как и все сёла на Украине и в России, рухнули, зачахли и несут отпечатки распада. Единственно, кто обрадовал нас, так это были наши учителя, наши восьмидесятилетние учителя с горящими глазами, с незатёртыми воспоминаниями, с бесконечными расспросами о наших детях и внуках (они о них всё знали: сколько им лет, где учились, с кем живут).

Великие жизнелюбцы - наши учителя! Мы с Толей сходили в школу. Какая она нынче маленькая! Учеников не расшевелили, искру не высекли. Вернулись к уже собравшимся учителям, оставшимся в живых. Пытаемся шутить с биологиней: "А помните, Ульяна Фёдоровна, как мы вейсманистов-морганистов громили (учили-то мы биологию в 48-49-м годах)?" Ульяна Фёдоровна шутку не приняла: "То ладно. А вы скажите, как таку вэлы-ку державу развалили и до убожества довели?" Отвечать было почти нечего. Единственно мы сказали, что у тех, кто развалил, были другие учителя. Потом вспомнили про наш тусклый поход в школу. Надежда Васильевна всплеснула руками: "Валерий, не горят глаза у них, они ведь не читали письмо Татьяны Евгению, не слышали про Лермонтова, птицу-тройку гоголевскую не ощущают. Ведь Гоголь-то объявляется им "зрадныком" (предателем), ибо писал по-русски". Каждый привёл пример отторжения ценностей культуры и литературы от нынешнего школьника. Александр Семёнович, её муж, блестящий историк, подтвердил: "Они ведь и Есенина не читали вслух, о Тютчеве не слышали, да и украинцев-то только под углом зрения русофобии изучают. Парни и девушки великих образцов восточнославянской, всей человеческой культуры не знают". В какую же пропасть невежества и бескультурья толкают в последние годы украинские "образо-ванцы", галицийские культуртрегеры всё население Украины, выжигая единокровную русскую культуру, литературу из памяти, из сознания, из истории, разрывая исторические, духовные, душевные связи между составными частями восточнославянской цивилизации.

Великую надо взвалить на свои плечи ношу и ответственность русской и украинской литературе, чтобы снова воссоединить духовно наши народы. Эта возможность, по-видимому, больше всего беспокоит и бесит пропагандистов-менеджеров западной идеологии, торгующих прошлым наших народов, очерняющих его, подсовывающих вместо подлинных витязей и подвижников, молитвенников и нестяжателей предателей и отступников, еретиков и толстосумов.

Но вырастают трезвые, созидательные, творческие силы. "Ще не вмерла Украина"! - поют с вызовом многие "оранжевые" ребята. Не вмер-ла и не умрет никогда, ибо украинский народ жизнестойкий и жизнелюбивый, обладает замечательной культурой, оптимизмом. Он музыкален, гармоничен. Украинская мова - одно из его совершенных творений. И поэтому галицийские "мовореформаторы" всячески пытаются её извратить, изгнать из её состава всё, что составляет корневую основу языка наших народов, что через века проносилось русскими монахами и малороссийскими кобзарями, летописцами и составителями классических од и виршей наших народов.

Чем уж особенно отличались стихи-вирши Тредиаковского, Кантемира Сковороды? Поэтому вместо всех коренных древнерусских, общих для наших языков слов "мовореформаторы" вводят австро-немецкие, польские, английские слова. Думаю, что народная корневая мова их отторгнет. Конечно,

наши творческие связи с коллегами с Украины ослабли. А ведь русско-украинские, украинско-русские переводчики были одним из самых мощных отрядов замечательных посредников между народами. Думаю, что, несмотря на все политические перипетии, ответственные литературные, издательские, культурные силы найдут способы, чтобы на просторах России зазвучали украинские стихи в оригинале и переводе. А на Украине не устраивали аутодафе русскому слову. Надеемся, что и традиции русской литературы, во многом исходящие с украинской земли, не иссякнут. Тем более что на Украине - мощное сообщество русскоязычных писателей, во многом соединяющих в себе лучшие качества наших литератур.