Глядит толпа, не понимая сути, В глазах вопрос колышется едва: Так чей же праздник отражён в салюте Над Украиною
"во время люте"? .Молчит в ответ забвения трава, Земля в косынке чёрной - как вдова.
Как быть нам, люди?
* *
Носы один другому порасквасим - И всё ж. за мировой пошлём гонца.
Под щедрым компанейским Водолеем Остатки пира на столы снесём. И вдруг, на третьей где-то, прохмелеем: Так жили мы - иль отбыли. и всё?
.Но снова вихрь - и снова нарастает По кругу переодеванье душ. Как быть: усы - иль бороду оставить?! Иль то и сё - на случай новых стуж.
С кем будет нам труднее, с кем вольнее - Не разобрать без чарки и. Москвы. Так лучше наливай, сосед, полнее, И всё сначала повторим, увы.
А ну, срывай "московской" янычарке Головку с плеч, коль так заведено! Так что, коллеги, опрокинем чарки За то, что живы. были вы давно?
БЕЛАРУСИ
Три берёзы. Четвёртая - стала огнём. О, прости!
Ты прости мою память,
хотя не прощай её лучше.
Будут вёсны любимым зелёные письма нести,
Но один адресат никогда уже их не получит.
Стал я сед, словно лось. Стал я бел, будто ядерный дым.
На обугленный мир мои очи дождями упали.
Ты простила б, как мать, эту страшную память, Хатынь,
Но - коль ты сожжена - кто же будет прощать эту память?
Ты прости. Я не смею касаться болезненных ран. Но когда меня вечер окутает вечным туманом, О, позволь, Беларусь, перейду я печальный курган И у тихих берёзок задумчивым явором стану. .Хотя б вдалеке.
ПОСЛЕДНИЙ
И он придёт, с печалью мировою, Момент, когда в края, где вечны сны, В конце концов уйдёт Последний Воин Великой и Священной той войны.
Душа бойца потусторонним краем Шагнёт спокойно на высокий Суд, И от осколков давних
перед раем Вокруг неё сияния взойдут!
И даже Пётр, кто все века спокоен, Дивясь на чудо этой новизны, У Всеблагого спросит: - Что такое?
И Бог ответит:
- Се - Последний Воин
Великой и Священной той войны.
Ты отворяй Ему ворота града И - грешного - с почётом в рай пусти. Он на земле изведал столько ада, Что Я Его на все века простил! -
Прощальный залп пронзит затишье остро, И в горький миг своих сиротских грёз Такую боль услышит вечный космос, Что, и из камня высечен, Апостол За веками сдержать не сможет слёз.
Переводы Евгения Нефёдова
ЛЕОНИД ГОРЛАЧ СТАРОРУССКАЯ ВЯЗЬ
ИЗ ПАМЯТИ
Посёлок тихий. Речка. Ты над ней - всегда одна, как будто я в дороге. Расти! Цвети! - твердит в потоке дней мой мир подвижный, что плывёт в тревоге.
У вас там летом
тишь и благодать, Речушка в берегах едва струится. А мне о вас осталось лишь гадать, когда на вёслах не могу забыться. Рекой струится время. Гром стремнин пловцу не спеленает страхом руки. Что для меня тот мир среди равнин - я понял лишь благодаря разлуке.
Я полюбил сильней: посёлок, сад, тебя в саду, и тихую речонку, и георгина солнечную чёлку - всё то, что память выстроила в ряд.
ГОРЛАЧ Леонид родился в 1941 году в деревне Рипки на Черниговщине. Окончил Нежинский педагогический институт. Автор более 40 книг поэзии, прозы, публицистики. Живёт в Киеве
РОДНАЯ РОЖЬ
Я так давно не падал в эту рожь, в рожь голубую
под шатром небесным.
Такую рожь
в чужих краях найдёшь, но там она поёт другие песни.
Такую рожь
в любой стране найдёшь. Но только дома
нежно спросит поле: "А ты давно не падал в эту рожь?.." И словно в сердце колосок уколет.
МАМА ЗА ТЫНОМ
Мама, за тыном ты стену белиШь. Всходит квашнёй золотистая глина. Прямо в весенний зелёный спорыш входит отава осенняя чинно.
Мама родная! Чужая войдёт осень в твои нелукавые вёсны. Косу забытую ржавчина бьёт, перезревает трава по откосам.
Как без печали оставить я мог то, что сама начертала природа: этот за грядками дедовский лог, хату свою во главе огорода; влажное это - весною - тепло, девственность вишни и яблони пышность, озера гладь, что литое стекло, трав и отав этот запах давнишний?
Всё мы забыли. Теперь не вернём давние грёзы и детские страны. …Мама, ты стену белишь за плетнём, словно бинтуешь сыновние раны.
ГДЕ ВЫРОС МОСТ
За памятным мостом*, когда-то вросшим в травы,
за тем березняком, что к берегу бежит,
за снегом, что бинтом укрыл столетий раны,
российский материк немеряный лежит.
За стыком стык гремит, грохочет под вагоном,
как будто пульс земли, что переходит в мой.
Российский материк сегодня, как исконно,
опять вознёс зарю над целою страной.
* Мост у хутора Михайловского на границе Украины с Россией.
Дороги полотно в дни мира и сражений,
как дружества рушник, нам выткали века.
Вот здесь, где вырос мост, ведомые прозреньем,
встречали казаки соседа-мужика.
Не ведали забот о гетманах с царями -
роднила их земля и общие враги.
И клятвы громкий клич, помноженный ветрами,
катился по лесам вдоль межевой реки.
Славянский род свежел, катился, разрастался,
яснее постигал призвание своё.
Здесь около моста
мой пращур побратался
с российским мужиком
на общее житьё.
Всего познали мы
в нелёгком том походе, не раз, не два меж нас
вогнать пытались клин. Но братства гордый дух, как бы в одном народе, для общих высших дел
сплотил народ един.
Переводы автора
ВАСИЛИЙ БАБАНСКИЙ СЛАВЯНСКИЙ ПЕЙЗАЖ
БЕЛЫЙ КОЛОДЕЦ
Сыну Андрею
Три гремучих ключа из-под Белой горы Закурчавили мох на дубовой колоде… Вдоль речушки лозняк, огороды, дворы… Вот село сокровенное - Белый колодец.
Ну, казалось бы, что в нём? Село как село. Лишь в названье два чистых, как изморозь, слова. Только в этих краях всё так дивно бело, Что не может колодец быть цвета иного.
Да, немало криниц здешний дошлый мужик В ладный сруб заключил, о природе заботясь. Мне дороже из всех и милей для души Самый старый и чистый - Бабанский колодец.
Говорят, что срубил его ссыльный поляк,
По отцовским корням мой, выходит, прапрадед,
Для которого стала родною земля,
Где с сумой да тюрьмой только сильный и сладит.
БАБАНСКИЙ Василий Васильевич родился в городе Краснодоне на Луганщине. Окончил Уральский госуниверситет им. Горького. Работал в газетах "Донбасс", "Правда Украины", "Вечерний Киев". Возглавлял редакцию "Деловая Украина". Заслуженный журналист Украины, член-корреспондент Украинской академии наук. Живёт в Киеве
Я родился не здесь. Не моя в том вина.
Мне донецкая степь колыбельную пела.
Отчего ж у меня холодеет спина,
Лишь заслышу "колодец" с приставкою "белый"?
Видно, каждым из нас не кончается след Или даже пунктир в родовые истоки. Мне понятен теперь ностальгический бред Двух соседей - хасидов о Ближнем Востоке.
Всё же разные мы. Даже русский язык Нам не выразит то, что душою зовётся. "Исторической родины" мёртвую зыбь Не сравнить с ощущеньем живого колодца.
Наяву ль, в душе ль - он со мною всегда В дни коротких свиданий и в годы разлуки. Чуть закрою глаза - и струится вода Чистым звоном ключа на усталые руки.
Я умою лицо, помолюсь на Восток. Не на Ближний, конечно, а на настоящий. И глотну из бадейки целебный глоток Настоящей воды, белопенно кипящей.
И сожмётся пространство в границе ведра. Лишь земля под ногами прогнётся упруго, Да промчат облака на незримых ветрах По подёрнутой рябью поверхности круга.
Воду молча смахну я с усов. (Хороша! Нет на свете студёней и слаще, поверьте!) И вдоль пожни пойду я к горе не спеша, Собирая в букет сухозвонный бессмертник.
Он неярок на цвет, неказистый на вид И манит только тем, что с годами не вянет. …Если каждый в душе свой родник сохранит, Мы стоять на земле будем крепко, славяне.
СОЛДАТСКАЯ КРУЖКА
Память детства… это ли не чудо?!
И на дне как будто бы рисунки Заиграли, золотом горя.
Вдруг среди разорванного дня Невесть как, неведомо откуда Что-то входит давнее в меня.
Пил он крупно, жадно, но умело Ни толчка в натруженной руке, Только капля вытекла несмело, Оставляя след на кадыке.
.Помню залпом вздыбленное утро. Облаками - пыль во все концы, - Отступив, сквозь наш Червонный хутор Проходили группами бойцы.
А лицо! Улыбкою зарило. Ах, вода!.. Ну, чистая слеза. На прощанье кружку подарил он, Наклонясь, с улыбкою сказал:
Тяжело в пыли ступали ноги, Выбивались из последних сил. Вдруг один отстал среди дороги, У меня напиться попросил.
"Вот, возьми, чтоб памятью живою Вспоминал ты нынешний денёк. Ну а я поговорю с войною И вернусь за кружкою, сынок".
Вынул кружку бережно из сумки, Сдул на землю крошки сухаря,
И ушёл. И больше уж не видел Я его на жизненном пути. Как жалел я в искренней обиде, Что меня солдату не найти!
Что свой адрес, тот, первоначальный, Я сменил десятки лет назад, Что теперь, и встретившись случайно, Не узнал бы мальчика солдат.
Как всё это больно и щемяще. Мне теперь не нужно ничего, Только бы из сонма уходящих Задержать любого одного.
Поддержать, согреть его собою, Хоть со мною он не говорил,
Не дарил мне кружку с поля боя.
Он ведь больше - жизнь мне подарил.
Мы с ним сядем как-нибудь под вечер Во дворе, у общего стола, Разольём, как водится, за встречу, Чтоб она последней не была.
Выпьет он за павшего комбата, И за опалённого огнём Моего знакомого солдата, И за то, что помню я о нём.
Встану я, взволнованный. И тоже Выпью за бойца. И в свой черёд - За того мальчишку, кто, быть может, Мне воды однажды поднесёт.
ГЕОГРАФИЯ ДУШИ
Вновь лечу я во сне, окрылённый, Но внизу подо мной не мираж, А живой бело-красно-зелёный, Милый сердцу славянский пейзаж.
Бор дубовый, берёза, калина. Что милее - судить не берусь, Мать - Россия, сестра - Украина И зазноба души - Беларусь.