На земле валялась гильза, в нескольких футах от нее лежал нож, испачканный в крови по самую рукоять, но, насколько мог судить Август, девятое отделение не попало в засаду. На них никто не нападал – ни люди, ни монстры.
Они сами напали друг на друга.
Не кто-то один на шестерых – речь не шла о том, что кто-то из солдат сошел с ума, – нет, у каждого было и оружие в руках, и смертельное ранение. Полнейшая бессмыслица!
Сунаи смотрел на лица, знакомые и незнакомые, лица тех, кто еще недавно был людьми, а теперь превратился в пустые оболочки. Как Рез, подумал он, сопротивляясь ощущению утраты, пока оно не прорвалось наружу.
– Какая бессмысленная потеря, – сказали Соро. Они стояли рядом и с отсутствующим видом вертели флейту в пальцах, словно здесь был сад, а не поле боя. На форме погибших были нашивки ФТФ, но Август знал, что в глазах Соро они уже не являлись солдатами.
Они были грешниками.
А грешники заслуживают любого ужасного конца.
Но все-таки – что же могло толкнуть все отделение на эту бойню?
Может, этот признак раскола в Компаунде?
Да, напряжение существовало, но одно дело – словесные перепалки, а вот это – нечто совсем иное. Слишком уж велико расстояние от обычного раздражения до подобного уровня агрессии.
Что-то здесь нечисто.
Малхаи?
На мгновение Август задумался: может, погибшие солдаты – это привет от Алисы, какой-то психически нездоровый подарок, выложенный словно угощение. Ни одна нашивка не пропала, и на телах не было следов от зубов.
Нет, такой жуткий конец случился не из-за монстров, а по вине людей.
– Генри знает? – спросил Август.
– Конечно, – произнесли Соро так бесстрастно, словно им никогда в голову не приходило не докладывать. Август предполагал, что так оно и было: конечно, Генри – человек, но при этом он – глава ФТФ и генерал их импровизированной армии.
– А совет в курсе? – спросил он.
На это Соро отрицательно помотали головой.
– Генри хотел, чтобы сначала ты на это посмотрел.
Август нахмурился.
– Зачем?
Соро замялись.
– Он сказал, что ты всегда отличался… восприимчивостью. Что ты умеешь думать как человек. Сказал, что ты изучал их. – Похоже, что сказанные слова причиняли Соро дискомфорт. – Что ты всегда хотел быть одним из…
– Я – сунаи! – отрезал Август. – И я понятия не имею, что здесь случилось. Если Генри нужно мнение человека, ему следовало отправить сюда кого-нибудь другого.
Соро вздохнули с облегчением.
Август развернулся и зашагал обратно к Компаунду.
Поднимаясь по ступеням башни, Слоан стер кровь с рук.
В ней было нечто отвратительное: в человеческих жилах она была теплой и несла жизнь. Снаружи же превращалась просто в грязь.
Все пространство полутемного холла заполняли малхаи: они даже сидели на лестнице и перевешивались через перила. Дюжина Клыков в поблескивающих стальных ошейниках стояли на коленях рядом со своими хозяевами.
Из прокусов у них на коже сочилась кровь, но при ее виде голод Слоана лишь слабо шевельнулся. Ему никогда не были по вкусу добровольные жертвы.
При звуке его шагов малхаи зашевелились. Те, мимо кого он проходил, опускали взгляд красных глаз.
Зайдя в лифт, Слоан позволил себе прикрыть глаза. Он грезил о многом: о крови, власти, разрушенном городе, о Генри Флинне, познавшем унижение, о его солдатах, стоящих на коленях, о сожженном сердце Августа у себя в руке и о шее Катерины под своими зубами.
Но когда лифт взмыл вверх, Слоан хотел только одного – спать. Провести пару часов в тишине, прежде чем окунуться в неистовство ночи.
Он вышел из лифта в пентхаус и оцепенел.
Алиса устроила пожар.
Так ему показалось в первую секунду. Жаром тянуло от стального кофейного столика, на который Алиса поставила ковш с горячими углями: из емкости торчали разнообразные инструменты и кухонные приборы, а четверо малхаи, присев на пол перед Алисой, пировали на каком-то юноше.
– Сообщаю сразу, – произнесла Алиса, – это ни разу ни было похоже на Фалстейд. Я не имею к ним ни малейшего отношения. Ту ситуацию я давно проехала.
– Ты сейчас вообще о чем? – спросил Слоан.
Алиса нетерпеливо щелкнула пальцами.
– Да про кучку Клыков. Они, похоже, свихнулись. Почему-то поубивали друг дружку. Ну, вроде бы. Корсаи мало что от них оставили. Я бы предположила мелкие разборки. Люди такие, – она подула на угли, – темпераментные.
– А они тут зачем? – спросил Слоан, кивнув на малхаи.
– Они вызвались побыть добровольцами.
– Для чего?
Алиса не ответила. Взяла одного из малхаи за подбородок и приподняла, так чтобы он смотрел ей в глаза. Когда она заговорила, голос ее изменился – сделался низким и плавным, почти гипнотическим.
– Ты хочешь, чтобы я тобой гордилась?
– Да, – прошептал малхаи.
Она достала из огня тонкий металлический пруток, раскаленный на конце докрасна.
– Алиса! – с нажимом произнес Слоан.
– Хочешь загадку? – отозвалась она. Теперь голос ее звенел от нездорового возбуждения. – Можно прогнать корсаи при помощи света, можно ослабить укус малхаи, но как остановить песню сунаи?
Слоан подумал про Ильзу, про последний звук, который она издала, прежде чем он разорвал ей горло.
– А не надо ее останавливать, – улыбнулась Алиса. – Просто перестань слышать.
И она воткнула раскаленный пруток малхаи в ухо.
Происходящее казалось ей нереальным, пока она не очутилась в Пустоши.
Пока не увидела раскинувшийся вокруг простор и не вспомнила, как тащила горящего в лихорадке Августа через поля к дому, вспомнила мамину комнату, человека на пороге и пистолет в своей руке. Один-единственный выстрел, водораздел между «до» и «после». Между невиновностью и виной. Между человеком и монстром.
Кейт не нравилось думать об этом.
Незачем вспоминать, что где-то существует монстр, которого создала она.
Если повезло, он умер с голоду где-то в Пустоши.
Если повезло…
Машина содрогнулась, задребезжала и задымилась. Кейт выругалась и направила глохнущий автомобиль на обочину.
До окраины И-Сити – восемь миль.
Восемь миль – и меньше двух часов до темноты.
Кейт выругалась еще раз и выбралась наружу, закинула сумку на плечо и обошла машину. Пистолет валялся на полу рядом с пассажирским креслом, там, куда она его бросила, как только КПП скрылся из вида. Кейт подняла оружие, взвесила на руке, вспомнила сладкий ужас и…
Она извлекла из пистолета обойму, спрятала и то и другое в сумку, повесила ее на плечо и побежала. Солнце светило ей в спину, тень протянулась перед ней, а ботинки отбивали размеренный ритм на асфальте.
В Лейтоне беговая дорожка входила в обязательную программу, и Кейт быстро обнаружила две вещи.
Она любит бегать.
Она ненавидит бегать по кругу.
Теперь Кейт попыталась вспомнить былую любовь, когда перед ней лежала пустая прямая дорога. Через две мили она была уверена, что дело дрянь.
Через четыре мили ей захотелось курить.
Через пять – чтобы она никогда не начинала курить.
Через семь она, пошатываясь, перешла на трусцу, затем на шаг, а потом и остановилась. Ее вырвало. Голова заболела опять, и Кейт захотелось лечь и закрыть глаза, но солнце уже повисло над горизонтом.
Ей надо выбраться отсюда до наступления темноты.
Она должна продолжать двигаться – и она двинулась вперед.
Забавно, каким простым все становится, когда у тебя нет выбора.
К тому моменту, когда она добралась до зеленой зоны, мышцы и легкие ее горели.
Раньше это был самый богатый район столицы, местечко, зарезервированное для тех, кто мог себе позволить не только покупать защиту Харкера, но и вести праздную жизнь. Раньше, но не сейчас.
Теперь район был пуст.
Нетрудно предположить, что все обитатели зеленой зоны убрались восвояси.
Этакий массовый исход.
Нетрудно было бы…
Если бы не многочисленные машины на подъездных дорожках.
И кровь.
Кейт посмотрела на давно засохшие коричневые пятна, истончившиеся от ветра, дождя и солнца. Отзвук насилия.
– Что же случилось? – пробормотала Кейт, обращаясь к пустым улицам, хотя сама знала ответ.
«Корсаи, корсаи – во мраке клыки,
И кости во мраке, и когти-клинки,
Он съест твою плоть, разорвав на куски».
Солнце нырнуло за горизонт, и Кейт сдвинула солнечные очки на макушку. Свет истаивал. Скоро совсем стемнеет. Надо искать укрытие.
Кейт расстегнула сумку, заставила себя не прикасаться к пистолету: достала выкидной нож и железный штырь и оглядела улицу. Она шла от дома к дому, но везде двери были заперты. У третьего здания она встала на цыпочки и заглянула в окно.
Кейт сглотнула.
Все выглядело как снимок места преступления – за вычетом тел: перевернутая мебель и темные пятна на стенах и на полу. Кейт представила себе, как жители зеленой зоны заперлись и стали ждать.
Когда электричество отключилось, и в дома проскользнули тени.
Раздалось негромкое шипение, и Кейт напряглась и крепче сжала оружие. Спустя секунду она осознала, что шипит человек.
Он шикнул на нее и позвал:
– Сюда!
Кейт развернулась и заметила отблеск на металле. Нет, не на металле. На зеркале. Одна из входных дверей дома на другой стороне улицы приоткрылась, и какой-то мужчина вертел пудреницу, подавая ей сигнал.
– Эй! – окликнула его Кейт и двинулась к нему.
– Тс-с-с! – прошипел мужчина и испуганно оглядел улицу.
В правой руке он держал фонарь, хотя еще и не стемнело толком, а за его спиной Кейт заметила другие огоньки.
– Сюда, сюда! – произнес мужчина, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы Кейт могла просочиться.
Девушка пересекла двор, но перед лестницей заколебалась. Тень ее исчезла, поглощенная сумерками, и Кейт чувствовала, как что-то ворочается у нее внутри. Но все остальные дома были безмолвны и пусты. Она занервничала.