квартал в центре города в обугленные развалины. Но Ильза в том отеле – и эта, нынешняя Ильза, – совершенно не походила на такое существо. Она была ласковой и доброй.
Она посмотрела на Кейт, чуть нахмурилась, и Кейт даже без голоса представила себе, как Ильза говорит: «Тебе не следует здесь находиться, и ты сама это знаешь».
Ильза взмахнула рукой в сторону солдата, как будто стряхивала воду, взяла Кейт за руку и повела обратно в лифт.
– Попробовать-то стоило, – пробормотала Кейт, когда двери закрылись. Но тонкие черты Ильзы уже исказились, по лицу промелькнула тень. Казалось, будто даже сам воздух изменился, скованный внезапным холодом, словно настроение Ильзы было материальным.
– Что такое?
Ильза протянула руки, тонкие пальцы зависли над ушами Кейт – нет, только над одним. У Кейт душа ухнула в пятки. Ильза знала – про осколок, про ее болезнь. В голове Кейт сразу же завертелась дюжина мыслей, но с губ ее сорвался вопрос:
– Что случилось с Августом?
Ильза уронила руки.
Она покачала головой, но Кейт показалось, что Ильза не пытается сказать «нет», а выражает свою скорбь.
Лифт остановился на том этаже, где находились тренировочные залы. Двери разъехались. Когда Кейт вышла наружу, Ильза просияла и подставила руку. Вторую же она запустила в глубокий карман сарафана и извлекла планшет Кейт. Тот самый, который забрал Соро.
Ильза сунула устройство Кейт в руки и постучала по нему пальцем, словно в ответ. А потом лифт проглотил ее.
Кейт уставилась на планшет, потом сунула его в карман разгрузки. Ее наручные часы запищали. Ее время истекло.
С одного конца коридора находился выход. И его никто не охранял.
А с другого – дверь в тренировочный зал.
Кейт беззвучно выругалась и побежала.
Она опоздала.
Двадцать четвертое отделение уже было в сборе. Два солдата постарше приняли боевую стойку. У одного на шее был повязан красный платок.
– Ваша задача, – сказала инструкторша, – как можно быстрее одолеть Клыка. – Тут она увидела подбегающую Кейт, и на лице женщины на миг отразилось недоброе веселье.
– Десять кругов.
Кейт хотела что-то сказать, но остальные кадеты уже двинулись к дорожке. Никто не спорил и не ныл, но, как только они пустились бежать, Кейт поняла, что, какого бы успеха она ни достигла утром, теперь все потеряно. Откуда-то то и дело выныривали чужие ботинки, подцепляя ее за лодыжку или каблук.
Кейт пару раз споткнулась, но не упала, и вскоре отделение оставило попытки уронить ее и сосредоточилось на том, чтобы она плелась в хвосте.
– Ты вернулась.
Это была Мэни. Она бежала легко и размашисто, как будто способна была двигаться так целый день.
– Я уже начинаю жалеть об этом, – сказала Кейт.
Пока они кружили по залу, Кейт смотрела, как дюжина других отделений отрабатывают те же самые приемы, как пара неподалеку от центра сцепилась и покатилась клубком по полу. В конечном итоге Клык оказался прижат к полу с вывернутой рукой. Победитель отпустил его и тут же получил от Клыка удар локтем. Это был грязный ход, но послание читалось вполне ясно: Клыки драться честно не будут.
– А что будет, если его не удастся скрутить?
– У нас нет выбора. Убивать человека – это преступление.
– Ну да, но разве такого никогда не случалось?
– Таннер, – бросил Колин, бежавший в паре шагов за ними.
– Алекс Таннер, – сказала Мэни и побежала быстрее. Колин отставал, а Кейт прибавила шагу, чтобы держаться с ней вровень.
– Ну, так и что?
– Алекс был из первого потока. Ему вообще не следовало давать оружие. Он был из тех людей, которым только дай повод кого-нибудь пристрелить. Это даже неплохо, если ты стреляешь только в монстров.
Их ботинки выбивали ровный ритм.
– Но он на первом же своем дежурстве разрядил пистолет в группу Клыков. Даже не попытался задержать их.
– И что же случилось?
– Его отделение попыталось его прикрыть, – пропыхтел Колин.
– Идиоты, – пробормотала Мэни. – Как будто это можно просто смыть! Сунаи такие вещи нюхом чуют. И Совет решил примерно наказать Таннера в назидание другим. Они собрали все отделения вот в этом зале, привели Таннера и заставили нас смотреть, как вон тот, – при этих словах Мэни мотнула головой в сторону двери, и Кейт, извернувшись, увидела Соро. Сунаи стоял, выпрямившись и задрав нос, и осматривал зал, – вырвал его душу. Наглядный урок по теме «Что происходит с грешниками».
У Кейт перехватило дыхание.
– И как, помогло?
– Я же тебе рассказываю! Время от времени кто-то вляпывается в неприятности. Напряжение сильное, ошибки неизбежны. Так что им не удалось сделать из этого пример. Когда такое случается, солдат просто исчезает. Знаешь, как говорят в ФТФ? Соро приходит за плохими, а Ильза – за сожалеющими.
Они пробежали целый круг, прежде чем Кейт снова подала голос.
– Как насчет Августа?
– А что с Августом? – пропыхтел Колин.
– Ну, если Соро вырывает плохих, а Ильза – сожалеющих, то кого вырывает Август?
Мэни фыркнула.
– Всех остальных!
Август прошел к сцене.
Толпа расступалась. Люди отшатывались от него, как будто он был живым горящим углем.
«Я готов сойти во тьму…»
Он достал скрипку из футляра и вместо людей внизу сосредоточился на смычке и струнах.
«Я готов…»
Он начал играть.
Песня взмыла в воздух, но на этот раз тело Августа не расслабилось, и разум не очистился. Август хотел забыться, уйти в музыку, насладиться редкими мгновениями душевного покоя, но слова Кейт застряли в мозгу как осколок.
«Что случилось с тем Августом, которого я знала?»
«Что произошло?»
«Обстоятельства изменились».
«Я изменился».
Лео хотел, чтобы он был стальным, как скрипка, но Август чувствовал себя прежней скрипкой – которая разбилась вдребезги об пол ванной в доме Кейт, на краю Пустоши. Музыкальным инструментом, превращенным в груду обломков.
Был Лео. Он постоянно приказывал ему стать существом, которого боятся монстры.
А Соро заставлял его чувствовать себя эгоистом за свое желание быть человеком.
Ильза же заставляла его чувствовать себя монстром за то, что он недостаточно этого желает.
Генри, похоже, думал, что он способен быть повсюду и делать вообще все.
Кейт хотела, чтобы он был тем, кем он уже не мог быть.
«Ты лжешь».
Он стиснул смычок.
«Сосредоточься, братец», – упрекнул его Лео.
«Ты говоришь в точности как он».
Его песня ускорилась.
«Тот Август, которого я знала…»
Смычок соскользнул, и нота получилась слишком визгливой. Август перестал играть, уронил руку со скрипкой. Он не завершил песню, но этого было достаточно. Люди смотрели на него широко распахнутыми глазами, и души светились на поверхности кожи.
Белое море, и в его центре единственный красный цветок. Мужчина, приземистый и невзрачный. Рядом с ним – женщина. Они слились воедино, невзирая на разделяющее их расстояние. Ее душа сияла белизной, а его – горела красным, и, приблизившись, Август услышал исповедь мужчины.
– …но страх ведь толкает нас на глупости, верно? Он мог быть после меня. Я не знал… – Глаза были обращены на Августа, но смотрел он куда-то сквозь сунаи. – Понимаете, я не плохой человек. Просто мир плох. Я был молод и ничего не соображал.
Красный свет курился над кожей мужчины, как пар.
– Можете вы меня обвинить? Можете?
Август его не обвинял – что за неудачное словечко! – но это ничего не меняло. Он прижал ладонь к коже мужчины, и тот умолк.
Душа повисла в воздухе, и жизнь покинула человека.
Труп осел на пол. Август отвернулся.
В тишине чужие души спрятались в людских телах, и Симфонический зал вокруг него ожил.
Август услышал рыдания женщины, но не обернулся. Харрис с Ани пытались успокоить ее, а он заставил себя идти.
«Твоя работа здесь».
С потолка посыпалась штукатурка. Август дернулся. Люди сжались от страха, прикрыли головы. Пистолет Харриса очутился у женщины. Она сжимала его так, что костяшки побелели, и целилась в Августа. Ани с Джексоном уже схватились за шокеры, но Август пошел по проходу, подняв руки.
– Положи его.
– Сучка бешеная! – прорычал Харрис.
– Брось оружие! – потребовала Ани.
Но женщина смотрела лишь на Августа.
– Он не заслуживал смерти!
Август сделал еще шаг.
– Мне жаль.
– Ты не знал его! – женщина всхлипнула. – Ты совсем его не знал!
– Я знал, его душа запятнана. – Еще один шаг, мимо Ани и Джексона. – Он выбрал свою судьбу.
– Он совершил ошибку! – яростно бросила женщина. – Ты весь такой праведный, но ты ничего не понимаешь! Не можешь! Ты же вообще не человек!
Удар принес с собой боль – не острую, тупую, но сильную.
Теперь Август был рядом с Харрисом.
– Он выбрал…
– Он изменился! Люди меняются! – слезы текли по ее лицу. – Почему вы с нами не считаетесь?
«А, может, стоило бы», – подумал Август.
Женщина выстрелила.
Зал заполнился оглушительным треском: она разрядила Августу в грудь всю обойму. Было больно – но лишь на миг. Женщина продолжала жать на спусковой крючок, даже когда патроны закончились, и пистолет лишь бессильно щелкал.
Август не препятствовал ей, ведь это ничего не меняло. Ее муж умер, а Август был жив. Цел и невредим. Когда обойма опустела, последние силы покинули женщину, и она рухнула на пол рядом с трупом. Пистолет выпал из ее руки. Август присел на корточки, положил пальцы на разряженное оружие. От его кожи тянулся пороховой дым.
– Вам очень повезло, что я не человек.
Август перевел взгляд на Джексона. Ани с Джексоном кинулись к женщине и подняли ее.
Вестибюль башни энергично гудел.
Корсаи забились по углам и перешептывались, а малхаи перемещались с места на место – им всегда было беспокойно, если они собирались в таком количестве, как, к примеру, сейчас.