Как и всегда, я намерен обрисовать вам обстоятельства со всей доступной мне определенностью. Именно поэтому вы снова и снова слышите как я во всех моих выступлениях, на всех пресс-конференциях и интервью повторяю, что хочу со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство — или два, или три, или столько обстоятельств, сколько я задумал подчеркнуть со всей возможной определенностью. Чтобы дать вам представление о не самых сложных сторонах жизни вашего Президента, скажу (с чарующей озорной улыбкой), что по словам моей жены я повторяю это даже во сне. (Вновь обретая серьезность.) Мои дорогие американцы, я уверен — вы, как и я, понимаете, что если человек во сне и наяву повторяет, так часто, как я, что он хочет со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство, значит скрывать ему нечего.
Итак, кто же он, этот человек, назвавший себя «Куртом Флудом»? Многим американцам, в особенности восхитительным матерям нашей страны, это имя, вероятно, говорит не больше, чем имя Эрика Старво Гэлта, присвоенное, как вы, возможно, помните, Джеймсом Эрлом Реем, осужденным за убийство Мартина Лютера Кинга.
Кто он, этот «Курт Флуд»? Что же, с год, примерно, назад ответ на этот вопрос выглядел бы достаточно простым. Флуд был игроком входящей в состав Национальной лиги бейсбольной команды «Кардиналы Сент-Луиса», центровым полевым игроком с более чем достойным средним показателем в бэттинге — 0,294. Не то чтобы он годился для Галереи славы, не лучший бейсболист большой лиги, но далеко и не худший. Многим даже казалось, что лучшие его годы еще впереди… С гордостью могу сказать, что в их число входил и я — ярый поклонник бейсбола и других видов спорта.
Затем разразилась трагедия. В 1970 году, без малейшего предупреждения, совсем как японцы в Пирл-Харбор, «Курт Флуд», как он себя тогда называл, пошел войной на тот самый бейсбол, который сделал его одним из наиболее высокооплачиваемых негров в истории нашей страны. В 1970 году он заявил — я привожу точную цитату из его же собственной писанины: «Кто-то должен, в конце концов, восстать против системы», — вчинив следом судебный иск организованному бейсболу. По словам человека, возглавляющего Комиссию по бейсболу, эти его действия, в случае победы Флуда, уничтожили бы тот бейсбол, который все мы знаем.
Так вот, трудно ожидать от рядового гражданина, зарабатывающего себе на жизнь вне занятий юриспруденцией, чтобы он сумел разобраться во всех хитросплетениях судебного иска, возбужденного этим беглецом от правосудия против нашей великой национальной игры с тем, чтобы ее уничтожить. Собственно, потому-то люди и нанимают адвокатов. Во всяком случае, когда я был адвокатом, люди нанимали меня именно по этой причине, и могу без хвастовства сказать, что мне, как я думаю, удавалось им помочь. Когда я был молодым, начинающим юристом и мы с Пасти жили на девять долларов в неделю в пригороде Ханжиера, штат Калифорния, это вот здесь (тычет указкой), я целыми ночами перечитывал труды по юриспруденции и вникал в обстоятельства разных дел, чтобы помочь моим клиентам, большинство которых было такими же восхитительными молодыми людьми, как мы с Питти. Кстати, скажу к слову, что в то время меня обремененяли следующие неоплаченные долги:
— 1000 долларов за наш опрятный маленький домик.
— 200 долларов моим дорогим родителям.
— 110 долларов моему верному, преданному брату.
— 15 долларов нашему чудесному дантисту, добродушному еврею, к которому мы питали высочайшее уважение.
— 4 доллара 25 центов нашему милому бакалейщику, старику-итальянцу, у которого для всякого находилось доброе слово. Я и сейчас еще помню как его звали — Тони.
— 75 центов нашему китайскому прачешнику, человеку щуплого сложения, который однако же долгими ночами неустанно корпел над нашими сорочками, совсем как я над книгами по юриспруденции, ради того, чтобы его дети могли когда-нибудь поступить в колледж, который они выберут сами. Я уверен, что из них получились замечательные, образцовые американцы.
— 60 центов мужчине из Польши, или «полячишке», как ласково называет подобных ему наш Вице-президент, доставлявшему нам лед для нашего старомодного холодильного ящика. Это был крепкого сложения человек, очень гордившийся своей родной Польшей.
Кроме того, мы были должны около 2 долларов девяноста центов нашему восхитительному водопроводчику-ирландцу, восхитительному японо-американцу, мастеру на все руки, и восхитительной супружеской чете из самого сердца нашего Юга, чете, принадлежавшей к той же расе, что и мы, и имевшей детей, с которыми наши дети играли в совершенной гармонии, несмотря на то, что мы происходили из других краев.
Могу с гордостью сказать, что упорный труд в адвокатской конторе позволил мне вернуть этим людям все, что я им задолжал, до последнего цента. А рассказываю я вам об этом, мои дорогие американцы, чтобы вы поняли — благодаря тем долгим часам тяжелого труда я, как мне представляется, обладаю ныне квалификацией, достаточной для понимания всех коварных, хорошо продуманных тонкостей судебного процесса, который этот беглец от правосудия затеял против спорта, прославленного такими людьми как Бэби Рут, Ру Гериг, Ти Кобб, Трис Спикер, Роджер Хорнсби, Хонас Вагнер, Уолтер Джонсон, Кристи Мэтьюсон и Тэд Уильямс — все они попали в Галерею славы и всеми ими американский народ вправе гордиться.
И позвольте мне сказать вам следующее: изучив это дело во всех его ответвлениях, я могу лишь присоединиться к мудрому мнению главы Комиссии по бейсболу, сказавшему, что победа этого беглеца неизбежно привела бы к гибели великой игры, возможно, сделавшей больше, чем какой-либо иной из наших национальных институтов, для того, чтобы американские юноши, вырастая, становились сильными, достойными, законопослушными гражданами. Если говорить прямо, я не знаю лучшего способа, которым наши враги смогли бы погубить юность американской нации, чем уничтожение игры в бейсбол и всего, что она олицетворяет.
Возможно, у вас уже созрел новый вопрос: «Господин Президент, если Курт Флуд намеревался погубить юность американской нации, уничтожив игру в бейсбол, где же ему удалось отыскать адвоката, готового вести подобное дело в суде?»
На этот вопрос я собираюсь ответить со всей доступной мне откровенностью.
Сколь бы скрупулезными, честными и преданными принципам правосудия ни были девяносто девять целых и девять десятых юристов нашей страны, в этой профессии, как, боюсь, и во всякой другой, подвизается крохотный процентик людей, готовых сделать и сказать все что угодно, лишь бы ставки — и гонорары — были достаточно высоки. В юридической школе наши профессора называли таких «настырными адвокатишками» и «крючкотворами». К несчастью, подобные люди встречаются не только среди последних отбросов нашей профессии, в редких случаях им удается вскарабкаться на самый верх — да, и даже занять посты, сопряженные с огромной ответственностью и дающие огромную власть.
Вряд ли мне стоит напоминать вам о скандале, разразившемся здесь, в Вашингтоне, во время правления прежней администрации. Все вы помните, что юрист, назначенный моим предшественником в Верховный Суд Соединенных Штатов, высший суд нашей страны, вынужден был подать в отставку вследствие финансовых махинаций. Сколь ни ужасным представляется этот инцидент каждому достойному американцу, я вряд ли что-нибудь выиграю, вновь пробуждая чувство нравственного гнева, обуявшее в то время всю страну.
Некоторые из вас поспешат напомнить мне, что на самом деле людей, счевших необходимым выйти из Верховного Суда после того как мой предшественник определил их туда, было двое. Однако было ли их двое, трое, четверо или пятеро, я считаю, что хотя бы в интересах единства нашей нации не стоит без конца твердить об ошибках, сколь бы прискорбными они ни были, той администрации, которую вы, избиратели, мудро отвергли три года назад.
Что прошло, то прошло, и никто не сознает это лучше меня. И если я сейчас напоминаю вам имена двух людей, счевших необходимым внести беспрецедентные прошения об отставке с высших судейских постов страны, то лишь затем, чтобы ответить, со всей доступной мне прямотой, на вопрос: «Что же за адвокат представлял интересы Курта Флуда?»
Двумя людьми, подавшими в отставку с постов, которые они занимали в Верховном суде, были мистер Эйб Фортас и мистер Артур Голдберг. Мои дорогие американцы, человека, который представлял интересы Чарлза Куртиса Флуда, зовут Артуром Голдбергом. Голд-берг-ом.
Так вот, прежде чем мне бросят обвинение в попытке ужаснуть или напугать население Америки, позвольте мне сказать, что меня такой поворот событий ничуть не ужаснул и не напугал. Мистер Голдберг, которому довелось послужить в высшем суде страны, несомненно знает все тонкости наших законов не хуже самого праведного юриста страны. Более того, никого из нас не удивляет, что человек, павший с самых вершин своей профессии, хватается за любые средства, лишь бы снова привлечь к себе внимание общественности. Я не удивился бы, если бы еще до завершения дела Флуда мистер Артур Голдберг объединил усилия, предпринимаемые им для защиты Чарлза Куртиса Флуда, с усилиями мистера Эйба Фортаса.
Однако вы можете сказать мне: «Но ведь, господин Президент, человек, который пытается погубить бейсбол и нанимает для достижения этой цели адвокатов, подобных названным вами, не заслуживает даже того, чтобы суд его выслушивал. Мало того, что он обращает в фарс всю нашу юридическую систему, так ведь, это мы, американские налогоплательщики, и предоставляем ему возможность „восстать против системы“, оплачивая содержание той самой системы, которую он пытается уничтожить. Если мы допустим это, мы можем с равным успехом допустить в школы людей, открыто признающих себя коммунистами, — пусть себе учат наших детей. Мы можем с равным успехом сложить оружие в нашей битве за свободу и безо всякой борьбы отдать наши школы и суды открытым врагам демократии.»
Что же, позвольте заверить вас, что я всецело с вами согласен. Фактически, мы именно сейчас изучаем возможности восстановления прежнего достоинства, величия и святости судов нашей страны. Как вам известно, одним из экспериментов, который мы не без опреде