ленного успеха провели здесь, в Вашингтоне, является программа «Правосудие на улицах». Это программа, в соответствии с которой вынесение и исполнение приговора как за преступления, наказуемые смертной казнью, так и за обычные уголовные преступления и даже за мелкие проступки производятся прямо на месте, в тот самый момент, когда преступление совершается, а иногда и раньше. Посредством программы ПНУ и аналогичных ей методов ускорения судебной процедуры, мы рассчитываем не только значительно разгрузить наши суды, но и полностью свести на нет нашу судебную систему уже ко дню выборов 1972 года.
Так вот, полное сведение нашей судебной системы на нет будет, конечно, великим благом для достоинства наших судей, которым не придется больше ронять оное, общаясь с наиболее нежелательными элементами населения. Как только мы полностью ликвидируем судебную систему, наши судьи, ныне столь ужасно перегруженные работой, не станут больше, мне хочется верить в это, общаться ни с какими элементами населения вообще. А это даст им досуг, который они смогут посвятить размышлениям и чтению, столь необходимым для поддержания мудрости наших судей на достаточно высоком уровне.
Второй выигрыш, который мы получим, заменив архаичную, медленно работающую судебную систему более современными методами отправления правосудия, таков: залы судов нашей страны вновь станут восхитительными, вдохновляющими местами паломничества школьников Америки. Фактически, я предвижу тот день, в который родители смогут посылать своих детей на экскурсии в залы суда, не опасаясь, что дети увидят там нечто неподобающее, нечто непригодное для глаз и ушей подрастающего поколения. Я предвижу день, в который не только школьники, но и матери с младенцами смогут гулять по залам суда, разглядывая судей в их восхитительных черных мантиях, судей, избавленных от трудоемкого бремени судебных слушаний, судей, овладевающих мудростью многих веков посредством размышлений и чтения свода законов. Я предвижу день, в который школьники и матери, смогут, держа на руках младенцев, сидеть на местах присяжных, как бы присутствуя при настоящем слушании, и припадать, тем самым, к источнику векового величия нашей юридической традиции, во всем ее блеске перешедшей к нам от времен англосаксов.
Но разумеется, мы не в состоянии за одну ночь разгрести юридические завалы, оставленные нам предыдущей администрацией и еще тридцатью пятью администрациями до нее. В результате, несмотря даже на наши усилия свернуть судебную систему, требующую от страны слишком больших расходов и постоянно приводящую ее в замешательство, нам по-прежнему приходится сталкиваться в зале суда с людьми, подобными Чарлзу Куртису Флуду и его адвокатам.
По счастью, два разных суда уже высказались против Чарлза Куртиса Флуда и его попыток уничтожить бейсбол. Эти решения, принятые при правлении нынешней администрации, сделали, я в этом уверен, многое для восстановления доверия общества, столь значительно поколебленного недавно вердиктом, вынесенным в Нью-Йорке, мэром которого является Джон Ланселот, и позволившим освободить тринадцать членов партии «Черных Пантер».
Конечно, я обладаю не большим правом указывать мэру Нью-Йорка, как ему следует управлять городом, чем он — правом указывать мне, как следует управлять страной или миром. И тем не менее я должен со всей доступной мне честностью сказать, что я, как и большинство американцев, был ошеломлен, во-первых, этим вердиктом, а во-вторых, последовавшим за ним решением мэра Ланселота позволить тринадцати «Черным Пантерам» возобновить свою политическую деятельность в его городе Как президент, я могу сказать лишь одно: я надеюсь, что его поступок не станет образцом для подражания при обхождении с оправданными преступниками в других городах страны.
Так вот, я нимало не сомневаюсь, что если бы мое место занимал мэр Нью-Йорка, он без колебаний прибегнул бы к политике невмешательства во все, что касается Чарлза Куртиса Флуда. Уж если людей, открыто признающих свою принадлежность к «Черным Пантерам», отпускают привольно расхаживать по улицам, на которые мы боимся ныне выпускать своих жен и дочерей, зачем тогда хлопотать о совершении правосудия над человеком, который даже не признал своей принадлежности к «Черным Пантерам»? Боюсь, именно такая логика была бы в ходу, если бы мое место занимал другой человек.
Но до тех пор пока его не занимает другой человек, до тех пор пока я остаюсь должным образом избранным президентом Соединенных Штатов, я могу заверить вас в том, что мы не станем цацкаться с беженцем, который, после того, как суды дважды помешали ему уничтожить бейсбол и подорвать здоровье нашей молодежи, решил, что с него, с Чарлза Куртиса Флуда, довольно закона, порядка и честной жизни в нашей системе. Мы не станем цацкаться с человеком, который пытался развратить и растлить наше юношество самыми коварными средствами, какие только можно представить, проявив при этом наглость и порочность, которые не отыщешь даже среди самых закоренелых торговцев наркотиками и самых отвратительных распространителей порнографии.
Нет, Чарлз Куртис Флуд пошел со своим планом уничтожения Америки не в общежития наших распущенных, беспринципных студентов, которым слишком многое сходит с рук. И не к отбросам общества, не к хиппи, не к осквернителям флага из стана левых обратился он с очередным призывом к насилию.
Кого же, в таком случае, спросите вы, пытался он развратить и растлить? Ответ, мои дорогие американцы, прост: бойскаутов Америки! Чарлз Куртис Флуд не только подстрекал их к восстанию, он не только злоумышлял против моральных ценностей несовершеннолетних, он поступил еще хуже: именно он и только он наставил бойскаутов на путь, который привел к трагедии, разыгравшейся вчера в Вашингтоне.
Разумеется, подавляющее большинство населения Америки согласится со мною в том, что когда наши доблестные солдаты вынуждены рисковать своими жизнями на улицах Вашингтона, округ Колумбия, а не в какой-нибудь зарубежной стране, мы имеем дело с трагедией в каком угодно смысле этого слова, Но именно это и произошло здесь, в нашей национальной столице, где наши доблестные солдаты, вооруженные всего только заряженными винтовками с примкнутыми штыками, канистрами слезоточивого газа и противогазами, в течение долгого дня и долгой ночи противостояли почти десятитысячной орде бойскаутов.
Я уверен, всем вам известно какого рода лозунги и припевки выкрикивали эти десять тысяч бойскаутов на улицах нашей национальной столицы. Я уверен, вы видели плакаты, которыми они размахивали перед телевизионными камерами. Я не собираюсь повторять вам слова, которые были написаны на этих плакатах. Довольно сказать, что слова эти вполне соответствовали языку и склонностям Чарлза Куртиса Флуда, любимым городом которого является, согласно собственным его писаниям, Копенгаген, Дания, — порнографическая столица мира.
Плакаты находятся в настоящее время в руках ФБР, чьи лаборатории уже приступили к кропотливой работе по снятию отпечатков пальцев со всех и каждого из них, а также по взятию с них проб крови с тем, чтобы определить соотношения между непристойностями, напечатанными на каждом отдельном плакате, и группой крови бойскаута, несшего плакат, на котором были напечатаны эти предосудительные слова. Если такие соотношения удастся установить с разумной степенью точности, — а мы полагаем, что это возможно, — они, разумеется, станут значительным подспорьем в работе наших органов правосудия. Мы сможем, в рамках нашей программы «предварительного задержания» отлавливать людей с подозрительной группой крови еще до начала подобных демонстраций, тем самым не позволяя им чинить надругательства над принятыми в обществе нормами приличия, а также над правилами вежливости, благопристойности и хорошего вкуса, священными для подавляющего большинства американцев.
Все вы видели газетные заголовки и знаете, что для поддержания закона и порядка нам пришлось убить всего лишь трех из почти десяти тысяч бойскаутов, скопившихся здесь, в Вашингтоне, в ходе их почти двухдневного восстания и угрожавших жизням наших доблестных солдат. Это сводится всего-навсего к полутора мертвым бойскаутам в день, причем девять тысяч девятьсот девяносто восемь с половиной бойскаутов получили возможность жить полноценной, активной жизнью в первый день и девять тысяч девятьсот девяносто семь — во второй.
Так вот, я считаю, что, по каким угодно меркам, для кризиса подобного рода показатель потерь составляющий 0,0003, представляет собой восхитительное свидетельство невиданной сдержанности, которую мы сумели противопоставить ужасной трагедии, подстерегавшей наших солдат. И уж конечно, показатель этот станет великим утешением для всех, кто ненавидит кровопролитие так, как ненавижу его я, раз и навсегда доказав лживость злонамеренных обвинений, согласно которым ответственность за насилие лежит не на скаутах, а на армии. С другой стороны, на мой взгляд, тот факт, что к исходу второго дня погибли всего три скаута, служит достойным свидетельством проявленной нами необходимой твердости, которую мы всегда стараемся сочетать с невиданной сдержанностью.
Разумеется, я уверен — подавляющее большинство населения Америки понимает, что всегда найдется незначительное, но горластое меньшинство придир и критиканов, которым ничем не угодишь, сколь бы скрупулезно ни сочетали мы необходимую твердость с невиданной сдержанностью, которые мы проявляем во время гражданских беспорядков такого размаха. Даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного мертвеца, то есть меньше половины покойника в день, даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного слегка покалеченного скаута — эти критиканы вели бы себя так, словно разыгравшаяся трагедия не была чревата огромной опасностью, которой подвергали себя десятки тысяч наших доблестных солдат, а незначительные увечья получил не один-единственный юнец из десяти тысяч, юнец, который, что более чем вероятно, пробрался сюда, в отличие от наших доблестных воинов, из пригорода и не получил бы вообще никаких увечий, если б спокойно сидел дома.