Борька вскочил на первый плот и едва не упал в воду. Мальчишки захохотали. Наталка хмыкнула и начала рассматривать кинжал почти на правах хозяйки. Я смотрела на секундомер. Борьке удалось перепрыгнуть на второй плот. Он старался как мог. Было видно, что ему тяжело прыгать.
– Да я бы в таких жоботах все рекорды побил, – вздохнул Костик.
У Борьки и обувь была другая. Отличные кеды с хорошей, не сношенной подошвой. Мальчишки свистели и улюлюкали – Борька едва держался на плоту. Мне вдруг его стало жалко. Зачем он связался с ребятами? Ради того, чтобы его приняли в компанию? Да его бы все равно не взяли! Меня-то приняли только из-за Наталки. И зачем Борька выбрал именно меня для нападок? Потому что я была самой слабой и не могла дать сдачи? Но разве так честно поступать? Ведь он прекрасно знал, что за меня есть кому заступиться. Значит, он делал это сознательно, рискуя получить в глаз от Наталки и других ребят? Я совсем запуталась, но продолжала смотреть на секундомер, чтобы честно записать время. Правила есть правила. Борька добрался только до третьего плота за то время, когда ребята уже возвращались на берег. Еще меня не покидала мысль о цветах – мне очень хотелось, чтобы они были от Мишки. Я иногда бросала на него взгляд, но он вел себя совершенно обычно, как всегда. Никаких тайных знаков не подавал. Хотя я не знала, какие должны быть в подобном случае тайные знаки. Но ведь он меня опять спас. Значит, цветы были от него? Может, он не хотел, чтобы о его чувствах узнали остальные ребята? Или у них принято ухаживать именно так?
Я отвлеклась от секундомера и вообще от всего происходящего. Только видела, как Наталка примеряет кинжал к поясу, Костик проверяет фонарик, а Дамик с Тимуром шуршат фантиками.
– Его нет, – услышала я голос Мишки, и мы все посмотрели на мост. Борьки на нем не было.
– Свалился небось, – хихикнул Костик.
И в этот момент над водой появилась Борькина голова. Он размахивал руками, шлепал по воде и пытался крикнуть.
– Чего он? Там же мелко. Даже Каринка выбралась сама, – презрительно сказал Тимур.
– Он захлебнется. Его течением сносит, – сказала я.
Все остальные тоже видели, что Борька не может справиться с течением и его уже относит на середину реки.
– Встань на ноги! – закричал Мишка. – Там мелко!
Но Борька или не слышал, или боялся опустить ноги на дно.
– Надо его вытащить, – сказала я. – Жалко же.
– Пусть побарахтается, ему полезно будет, – ответил Мишка. – Как он тебя столкнул? Ему было не жалко? Ты могла утонуть!
Я повернулась, чтобы попросить Наталку спасти Борю, даже если он плохой и так поступил. Я уже побывала в воде, понимала, что ему сейчас страшно, и была готова умолять Наталку его простить. Только пусть она его вытащит.
Моя подружка уже была на плоту. Все-таки ее победа была заслуженной – она легко пробежала сразу три пролета и прыгнула в воду. В несколько гребков она доплыла до Борьки, приподняла его над водой, подхватила под мышки и потащила к берегу.
– Помогите! – попросила я мальчишек.
– Пошли, парни, мы не ему, мы Наталке помогаем, – скомандовал Мишка, и все ребята ринулись в воду.
Борьку вытащили. Он почти не дышал. Наталка несколько раз сильно хлопнула его по спине, и его вырвало водой. Она дождалась, пока Борька отдышится, и со всей силы двинула его кулаком в нос – да так сильно, что мальчишки ойкнули, а Борька схватился за нос. Он сидел весь в крови, мокрый и очень жалкий.
– Это тебе за Каринку, – заявила моя подруга, потирая кулак. – Теперь в расчете.
Она сгребла все сокровища, выложенные на берегу, и начала рассовывать по карманам.
– А можно, я его тоже ударю? – спросил Костик. – Он мне один раз шину на велике проколол.
– Я же сказала – в расчете, – отрезала Наталка, и никто не посмел ее ослушаться.
Мы собрались и пошли по домам. Борька остался на берегу. Наталка переживала, что мы вернемся домой мокрыми и мама будет ругаться.
– Скажи, что я в реку свалилась, а ты меня вытащила, – предложила я.
– Ты что? – возмутилась она. – Врать я не буду ни за что. Тем более про тебя!
– Наталка, скажи, а почему ты Борьку спасла?
– Очень хотелось ему в рожу дать. А если бы он утонул, то как бы я за тебя отомстила? – улыбнулась моя подружка.
– Ты такая хорошая и очень добрая. – Я вдруг заплакала.
– Ничего я не хорошая, – буркнула моя подружка. – Перестань реветь. Я так испугалась, когда ты в реку свалилась. Да и дурака этого жалко стало. Место это опасное, там много раз люди тонули. А Борька как котенок бы захлебнулся. Для мужчины это позорная смерть.
На следующий день роза в почтовом ящике не появилась. Я решила, что цветы точно были от Мишки, и ходила почти счастливая, ног под собой не чувствовала. Но с другой стороны, мне очень хотелось получать розы. Или еще что-нибудь. Тетя Соня тоже немного расстроилась, не найдя цветка в ящике, но ничего не сказала.
После происшествия на реке мы сидели тихо и слушались тетю Соню. Ребята, как говорила Наталка, были заняты домашними делами – латали крышу, раскидывали щебенку, вскапывали огороды, поливали. Мы перечистили песком все кастрюли, я сшила две наволочки и прополола весь палисадник. Наталка белила стволы деревьев и даже покрасила старую лавочку. С ребятами мы не виделись. Никто не знал, что сказал родителям Борька и что нам будет за прыжки по мосту. Мы честно, уже по доброй воле, бегали к бабушке Терезе, а Наталка даже взялась за вязание салфетки. Три дня мы только и делали, что драили, подметали, чистили, гладили, стирали. Ложились вовремя, вставали даже раньше тети Сони.
Я уже не спрашивала Наталку, что нам будет за соревнования на мосту. И так понимала – оторвут голову точно. Да еще Борька мог наговорить про нас родителям, и тогда был бы такой скандал, что даже представить невозможно. Ведь он чуть не утонул. Он мог наврать, что это ребята его столкнули, а Наталка ему нос сломала. Моя подружка в последнем, кстати, не сомневалась.
– Не рассчитала силы, – шептала она мне, – точно нос ему сломала.
– Почему ты так переживаешь? – спросила я. Обычно мою подружку мало волновали чужие сломанные носы.
– Борькин отец. Он начальник большой в сельсовете, – вздохнула она, – его никто не любит. И он никого не любит. Мама с ним однажды поругалась из-за комбикорма для курей. Говорила, что он – не мужчина, а хуже бабы: жадный, склочный и болтливый. Но его все боятся, никто ему не перечит. Поэтому и Борьку мы никогда не трогали – он сразу отцу нажалуется. А тот комбикорм не даст или еще чего гадкого сделает. Мама Борькина ни с кем из женщин не общается. А тетю Тамару они особенно не любят. Говорят, что она никакая не знахарка, а всех обманывает, что она хуже цыганок, которые гипноз наводят. С Борькой никто дружить не хочет – он всем пакостит. То колесо проткнет на велике, то скажет, что его ребята обидели. Один раз Тимур его случайно мячом задел – мы в футбол играли, а Борька рядом стоял. Так столько крику было, Борька сказал отцу, что Тимур в него специально метился. Чтобы в голову мячом засадить. Да кому он нужен, чтобы еще мячом в него целиться? Мы говорили, что Тимур не специально, все это видели, но нам не поверили. Всех наказали. А Борька хихикал и радовался. Я еще тогда хотела ему нос разбить. Меня Борькина мама вообще терпеть не может, столько гадостей наговорила, что моя мама всю ночь плакала.
– А что такое сельсовет? – спросила я.
– Такое место, где все решается – кому комбикорм давать, кому талоны на масло, кому участок выделить, кому муки лишний мешок. Отец Борькин все, что хочешь, может сделать. Даже из села выгнать. У них еды всегда много, какой захочешь. Даже масло сливочное!
– Но мне-то поверят! Я скажу, как все было!
– Им все равно. У них Боречка лучше всех, а мы так, шпана. Мать Борькина ему запрещает с нами водиться. Мы вроде как хулиганы необразованные и невоспитанные. Сами ходят, задрав нос, будто они лучше всех. Терпеть их не могу. Я даже просила у тети Тамары траву какую-нибудь ядовитую, чтобы Борька чесаться начал или чтобы у него язык отсох от вранья, но она не дала, не разрешила. Сказала, что даже отвара ядовитого для таких людей жалко. Мол, их судьба накажет. А я так думаю – живут они припеваючи, Борьке все с рук сходит, Борькин отец даже бабушке Терезе лишнего мешка сахара не выписал, и ничего им за это не было. А вот как я Борьке нос разбила, так сразу легче стало. Вот какое наказание должно быть, если по-другому не понимают. Мы же с ребятами не за себя боимся, за родителей. Борька сразу взрослых вмешивает, хотя у нас правило железное – самим разбираться. А его родители нашим начинают мстить. Или с ребятами что-нибудь сделают. Особенно с Мишкой, ему уже четырнадцать. Отец Борьки обещал всех в колонию отправить для преступников. Грозился, что у него связи там большие. А из колонии – сразу в тюрьму. Ладно, что будет, то будет. Давай клубнику, что ли, прополем.
– Давай, – согласилась я.
Увидев идеально прополотые грядки клубники, образцовый палисадник, новые наволочки и сверкающие кастрюли, тетя Соня заподозрила неладное. Но когда она увидела, как дочь яростно рвет нитку крючком, вывязывая очередной ряд салфетки, то перепугалась уже не на шутку и вызвала тетю Тамару.
– Вот, вяжет, – показала она на дочь.
– И что? – не поняла тетя Тамара.
– Я ее не заставляла, не наказывала. Сама, по доброй воле, – чуть не заплакала тетя Соня.
– Наталка, ты заболела? – уточнила знахарка.
– Да! – заорала Наталка. – Я заболела! Что я, не могу связать салфетку? Может, у меня тоже желание появилось! – она продолжала кричать.
– Точно заболела, – поставила диагноз тетя Тамара. – Что было до того, как она начала вязать?
– Ну, кто-то цветы в почтовый ящик начал подбрасывать. Целый букет набросал. Давид решил, что для меня, и целую сцену мне устроил. Наталка поклялась, что цветы – не для нее. Я думала, что у Каринки поклонник появился. Но Давид все равно не поверил. Опять так кричал, что я даже не знала – радоваться или переживать. Ведь если ревнует, значит, любит, да? А если злится, то это плохо, да? Потом все было как обычно. А три дня назад в ящике ничего не оказалось. Больше розы никто не бросал. И вдруг они начали все мыть, чистить – я даже не просила. Не ходят никуда. Сидят за воротами и не высовываются.