Большинство данных сводятся к тому, что в Афинах письмо подписали 11 человек – легионеры Шалимов, Кульков, Мостовой, Колыванов, Юран, Саленко и Кирьяков, спартаковцы Хлестов, Онопко и Никифоров, вернувшийся в «Динамо» Добровольский. Хотя Дмитрий Попов, с которым мой коллега по «Спорт-Экспрессу» Михаил Пукшанский беседовал в январе 94-го, высказал иную точку зрения: «Тогда подписи свои поставили, по-моему, лишь семь человек. Остальные отказались».
Занятен масштаб расхождений, к примеру, между Поповым и Бышовцем, не правда ли?..
Как свидетельствует в своей книге «Моя география» Андрей Канчельскис, в том матче дисквалифицированный, свою подпись он прислал по факсу из Манчестера после звонка Шалимова. Не вызванные в сборную спартаковцы Карпин и Андрей Иванов поставили свои автографы уже в Москве, откуда после перепечатки текст и отправился по факсу на стол Шамиля Тарпищева. Так, по крайней мере, восстановил хронологию событий Шалимов – оговорившись, что спустя много лет может что-то путать.
Колосков о существовании «письма 14-ти», как уже было упомянуто, узнал от Тарпищева. По информации экс-президента РФС (как обычно, она полностью противоречила сведениям Бышовца), изначально подписей было всего семь, а остальные организаторы «восстания» добирали уже позже – всеми правдами и неправдами. Впрочем, раз подписи стоят, значит, не имеет никакого значения, когда и при каких обстоятельствах они были поставлены. Никто из игроков ведь не заявлял, что его обманули и вписали совсем не то, о чем договаривались!
Я спросил Тарпищева:
– Вы наверняка слышали версию, что за спиной игроков, подписавших это письмо, стояли вы с Бышовцем? – спросил я триумфатора Кубка Дэвиса.
– Это глупость. То письмо было криком души людей, которые прошли серьезную школу западного спорта и вступили в конфликт с теми, кто этот этап не прошли и работали по старинке. Та же проблема многими годами позже произошла в хоккее, когда мы провалили чемпионат мира 2000 года в Санкт-Петербурге. На профессионалов, привыкших отвечать за себя, опять надели «колпак» – и у них возникло чувство протеста. Всегда придерживался убеждения, что с ними нельзя работать по советскому менталитету, по командно-приказной системе. Эти ребята по своей сути не были революционерами. А ко мне обратились потому, что из всех чиновников я был к ним, спортсменам, ближе всех и понимал их лучше всех.
– Но разве справедливо с их стороны было требовать отставки одного тренера и назначения другого?
– А кто говорит, что справедливо? Когда я получил их письмо, поддержал его по всем позициям, кроме снятия тренера. Это не их вопрос. Что лишний раз доказывает: я к идее этого письма отношения не имел и ничего игрокам не подсказывал.
– А Бышовец?
– Если и имел, то косвенное. В том смысле, что на предложение игроков не ответил отказом. Прямого воздействия, думаю, он не оказывал. Вдобавок уверен: если бы письмо было организовано не «снизу», а «сверху», такого количества подписей собрать бы не удалось. Легионеры были самостоятельными людьми и под чужую дудку петь бы не стали.
Итак, поначалу у скандальной истории был единый сюжет. Футбольное руководство в лице Колоскова поддержало Садырина, политическая элита в лице Шамиля Тарпищева – игроков. Все было четко и ясно, оставалось только дождаться, чья возьмет.
25 декабря в огромном и престижном зале пресс-центра МИД на Зубовской площади состоялась пресс-конференция «отказников» – Шалимова, Юрана, Кирьякова, Добровольского, Мостового, Кулькова и Иванова. РФС представлял Александр Тукманов. Тренеров сборной не пригласили, но оказавшийся среди журналистов Борис Игнатьев выступил с места: «Просто пришел послушать, но не выдержал и сказал: я всех вас давно знаю и уважаю, но потребовав замены тренера, вы переступили грань дозволенного».
Не было и Бышовца, который тоже говорит, что его не пригласили. Зато были Тарпищев и президент ОКР Виталий Смирнов. Никаких надежд на примирение та встреча не дала. Скорее наоборот.
Самое интересное, что от организации этой пресс-конференции в фешенебельном зале, куда с улицы не попадешь, потом стали открещиваться все поголовно! И Игнатьев, и Шалимов полагали, что собрал их на Зубовской Тарпищев. Но тот неожиданно сказал мне: «Да я был против этой пресс-конференции, меня туда вытащили почти насильно, сказав, что все равно ее уже не отменить! Я вообще в то время был в гипсе: играя в футбол, порвал ахилл. Когда шел туда, знал, что ничего хорошего не будет. Чтобы договориться, надо организовать круглый стол без свидетелей, а публичные выступления могут только спровоцировать новый виток скандала».
Журналисты Валерий и Олег Винокуровы в своей книге «Наш мир – футбол» пишут:
«Эмоциональность выступлений футболистов уравновесил бесстрастный тон Тукманова, который сообщил, что позиция РФС однозначно: сборную к чемпионату мира будет готовить Садырин, он и будет определять состав команды, кандидатами в которую на данный момент являются 55 футболистов, в том числе и находившиеся в зале. Другие же претензии футболистов – финансовые и организационные, – многие из которых Тукманов признал справедливыми, должны быть рассмотрены, а все вопросы решены».
Исходя из этих слов, следует признать: в накаленной атмосфере конфликта гендиректор РФС хладнокровно и верно расставил акценты и не потерял голову от обидных реплик игроков.
Зато сколько нового на той пресс-конференции узнал о себе первый «штрейкбрехер» в рядах авторов письма – Олег Саленко! Неудивительно: для «подписантов» его появление стало дурным знаком. Оказалось, что кого-то из них можно выдергивать поодиночке.
Подняв газетные архивы тех времен, я убедился, насколько нынешние высказывания участников той истории мудрее и взвешеннее тогдашних. И какие тогда неистовые бушевали страсти. Шалимов, например, сказал на упомянутой пресс-конференции: «Нас называют рвачами, но это неправда. Вот Саленко – этот рвач. Ему кто-то позвонил из федерации и, по-видимому, что-то пообещал. И он отказался от своей подписи». Кирьяков добавил: «Я в шоке, что он отказался от своей подписи. Наверное, сейчас можно сказать вот что. Там, в Греции, он чуть ли не больше всех орал и сказал, между прочим: «Что ж, я снимал Садырина в „Зените“, сниму и второй раз!»
В январе 94-го в беседе для еженедельника «Футбольный курьер» я попросил Саленко прокомментировать это обвинение. И услышал:
– Думаю, что при мне у него не хватило бы совести все это сказать. Потому что эти слова – откровенная ложь. Но даже если бы они и были сказаны, порядочный человек не стал бы выносить их на публику… С Садыриныму меня никогда не было никаких конфликтов. Да и как они в том же «Зените» могли произойти, если мне еще 18-ти не было, и я в дубле играл?! К тому же с Садыриным дружил мой отец, и после его отставки из «Зенита» не прервал с ним отношений.
– Словом, никакого участия в снятии Садырина в «Зените» вы не принимали?
– Упаси Боже!
– Чем же руководствовался Кирьяков, рассказывая об этом на пресс-конференции?
– Вот чего понять не могу! У нас всегда с ним были хорошие отношения, мы с 16 лет вместе в юношеских сборных играли. И я был ошарашен, когда узнал, что именно он произнес эти слова.
– Что же заставило вас отказаться от своей подписи?
– То, что Садырин в клубе, а Игнатьев в сборной меня вырастили, всю душу вложили, а с Бышовцем я даже не знаком. И ничего хорошего о нем не слышал. Как я могу подписываться за «кота в мешке» и предавать людей, которым я многим в жизни обязан? Это неэтично, некультурно, в конечном счете – подло.
– Но сначала вы ведь подписались. Верна, значит, версия, что под чистым листом бумаги?
– Нет, я, как и другие, с текстом был ознакомлен. Но недопонял всю серьезность, уверен был, что акцентируется письмо на претензиях к федерации, на требовании изменить ее отношение к игрокам. Потому и подписал. Меня, как и многих других ребят, возмутила форма, в которой нам был сказано в раздевалке о контракте с Reebok. Мы – профессионалы, играем на Западе, получаем приличные деньги и уже не воспринимаем, когда к нам обращаются в приказном порядке. А тут – будете, мол, играть в Reebok, а если не будете – выгоним из сборной. Мы и взорвались, я только поэтому и подписал – глаза застило.
(Версия о чистом листе принадлежала Колоскову. В декабрьском интервью 93-го года для «Футбольного курьера» он высказался так: «Насчет чистого листа прямо сказал Саленко в разговоре с Игнатьевым, когда тот позвонил ему в Логроньо. Олег заявил, что подписал лист, не зная, что речь пойдет именно о снятии Садырина»?)
– Но ряд других игроков вовсе не подписали: Черчесов, Харин, Попов, Радченко, Галямин, – продолжил я в январе 94-го разговор с Саленко.
– Они не находились во власти эмоций и поняли все сразу. Я же и, думаю, ряд других ребят были в состоянии экзальтации.
– Когда вы решили отказаться от участия в бунте?
– Уже после Греции я решил созвониться с игроками и тренерами, разобраться поглубже, что все-таки произошло. Поговорил сначала с Шалимовым и Игнатьевым. И получил такие противоположные сведения, что поначалу был в полной растерянности. Но, проанализировав, принял решение. Потому что, если бы предал Игнатьева с Садыриным, перестал бы себя уважать. К тому же в сборной России я без году неделя, и не имел никакого морального права даже заикаться о смене тренера. Который, тем более, меня в эту сборную пригласил.
– А вы не боялись, что рассоритесь с людьми, с которыми вам еще играть?
– Было такое. Но пришел к твердому убеждению: каждый должен принимать решение сам. Посоветоваться со своей совестью, решить. Потому что когда действуют большой группой, вступает в силу «эффект толпы»: все, мол, подписали, и я тоже подпишу. Чтобы не стать изгоем.