Чтобы вы поняли (а многие – вспомнили) чувства тех дней, ограничусь перепечаткой собственного текста в «Спорт-Экспрессе». Текста, написанного в форме некролога. Он был опубликован через день после игры, по аналогии с фильмом «Ночной дозор» названной болельщиками «ночным позором».
«ПАМЯТИ СБОРНОЙ Уважаемые читатели! Братья и сестры!
С глубоким прискорбием извещаем, что в ночь с 13 на 14 октября 2004 года на 93-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни перестало биться сердце национальной любимицы, многолетней боли и надежды огромной страны, маленькой, но неотъемлемой частички каждого из нас, представителей осиротевшего племени российских болельщиков. В городе Лиссабоне на стадионе «Жозе Алваладе», на глазах у многомиллионной телевизионной аудитории не стало сборной России по футболу.
В последнее время лечащие врачи у смертельно больного сменялись почти каждый год. Все они были из близлежащей районной больницы, хотя больному явно требовалась помощь светил зарубежной медицины. Но главврач тратиться на светил не хотел, хотя ему даже миллион долларов на это предлагали. Со своими-то послушными медбратьями дело иметь легче и проще. В первые месяцы работы каждый из них был одержим мыслью, что именно ему суждено стать спасителем сборной, – и поначалу прогресс действительно намечался. Но проходило несколько месяцев – и очередной доморощенный медбрат начинал мнить себя хирургом планетарного масштаба. Врезультате многочисленных и беспорядочных пересадок внутренних органов больного вновь приходилось подключать к аппарату искусственного дыхания. И нанимать нового лечащего врача – такого же компетентного, как и предыдущий.
Все это не могло не привести к летальному исходу. Но когда в Лиссабоне лечащий врач на глазах у всех вышел из реанимационной палаты еще до последнего удара сердца умирающего и все ждали от него покаяния, он не захотел брать вину на себя и лишаться места, которое неделей ранее сам назвал «не мягким креслом, а раскаленной сковородой». Ему отчего-то нестерпимо захотелось поджариться на этой сковороде еще раз. Мазохизм какой-то, ей-богу.
Зачем? Это же больно. А главное – бессмысленно. Как, впрочем, и менять его на другого медбрата (вернее, теперь уже – на патологоанатома) из той же больницы, что главврач в какой-то момент непременно сделает. Потому что клятву Гиппократа он, главврач, не давал, и что бы ни произошло, халат его останется белоснежно чистым. Таковы уж законы этой странной больницы, над которой нет своего министерства здравоохранения, которое, в свою очередь, могло бы спросить с главврача по всей строгости.
Появление покойного на свет в 1912 году было столь же мучительным, как и кончина. На первом в жизни турнире, Олимпиаде в Стокгольме, команда России дважды оказалась в состоянии клинической смерти, проиграв Германии 0:16. В истории болезни, каким-то образом оказавшейся достоянием пронырливых газетчиков того времени, было указано: «Досадно, что при первой неудаче у наших игроков опускаются руки или, вернее сказать, отнимаются ноги». Но врачам удалось вытащить ее с того света, и больше в XX и начале XXI века она в официальных матчах ни разу не проигрывала даже с разницей в четыре мяча. Вплоть до Лиссабона-2004, где роковым образом проявился тот же самый симптом, на который прозорливые доктора указывали почти век назад.
На пути сборной России, позже переименованной в сборную СССР, но на старости лет возвратившей себе девичью фамилию, было много славных трудовых свершений. Она была первым чемпионом Европы и победителем двух Олимпиад, однажды стала четвертой в мире и трижды – второй в Старом Свете. Ей не должно быть стыдно за свою историю, за героев-стахановцев – от Федотова и Стрельцова до Блохина и Дасаева, за интеллигенцию – Качалина, Бескова, Морозова, Лобановского.
Если бы не было этих свершений и этих людей, покойный не удостоился бы ни некролога, ни слез, которые в эти траурные дни льются по всей стране. Но когда-то он приучил нас к хорошему и светлому. Вот почему нам так больно его терять. Память о героическом прошлом и давала нам надежду на чудесное спасение. Противоестественную, если быть откровенным, надежду – ведь уже немало лет о настоящей сборной оставались одни воспоминания. Те, кто видел эту красавицу в цвете молодости, вообще не могли без боли взглянуть на нее состарившуюся. Те же, кто в силу возраста об этой красоте только слышал и читал, постепенно переставали верить в то, что она действительно была. Потому что невозможно верить в то, что никогда не видел собственными глазами. И не увидишь.
Давайте признаемся себе честно, что к фатальным лиссабонским 1:7 дело шло давным-давно.
Можно, конечно, при желании поставить диагноз – «чудовищное стечение обстоятельств»…
Можно по вредной привычке посетовать на судейскую бригаду, не давшую пенальти за Сычева и засчитавшую первый гол португальцев из офсайда.
Можно списать все грехи на Ярцева, оставившего стартовый состав на лиссабонском стадионе вообще без средней линии, а до того упрямо взявшего на двойной выезд всего 18 игроков. В результате чего реальных запасных в Португалии оказалось на двоих меньше, чем включает в себя заявка на матч, а герои последних недель (и все – атакующие хавбеки!) Семшов, Лоськов и Семак при этом остались дома…
Можно задаться вопросом, какая степень родственных связей объединяет главного тренера и Булыкина, который остался на поле в то время, как заменили одно из немногих светлых пятен в первом тайме – Сычева.
Вот только зачем все это делать? Зачем препарировать отдельные органы покойного, если его организм давно, еще до прихода какого бы то ни было Ярцева, поражен целиком и все об этом знали? Не лучше ли признать, что для ТАКОГО больного лучше умереть, чем медленно заживо разлагаться? А потому от этих 1:7 не стоит приходить в такой ужас, потому что пользы от них может оказаться больше, чем вреда?
Но польза эта может быть только в одном случае. Если та мерзость, на которую мы имели несчастье смотреть в Лиссабоне, наконец-то подвигнет государство на то, чтобы каким угодно образом высушить это болото. Призвать к ответу тех, кто ни за что ни перед кем не отвечает. И найти людей, которые поведут дело так, как в той же Греции, где сроду не было нормального футбола, а теперь квартируют чемпионы Европы. А если кто-то скажет, что это случайность, – пусть попробует этой случайности добиться.
Пока же этого не произошло, давайте помянем нашу покойную сборную. Забыть ее будет трудно».
За несколько минут до завершения лиссабонского кошмара телекамера выхватила момент, когда Ярцев встал со скамейки запасных и, не дожидаясь окончания матча, отправился в раздевалку.
Это вызвало в стране не меньший резонанс, чем сам результат матча.
Тренер и те, кто был с ним, в тот день перестали быть людям интересными. Особенно после того, как Ярцев после Португалии не ушел в отставку, а в канун следующего отборочного поединка, дома с эстонцами, заявил: «Согласие продолжать работу в сборной после чемпионата Европы – вот единственная моя ошибка».
И только спустя длительное время врач сборной Юрий Васильков в интервью «СЭ», вспоминая матч в Лиссабоне, рассказал:
– В тот момент это был не человек, а оголенный нерв. Вначале я даже не заметил, что Ярцев покинул скамейку. Потом, когда это на табло показали, сразу бросился за ним. Смотрю – он к стене прислонился, за грудь держится, в глазах слезы: «Все, Сергеич, дальше не могу. Уходить надо». Дал ему тогда самых мощных сердечных препаратов, а сам подумал: дай-то бог, чтобы пронесло.
– Для кого-то этот случай выглядел странным. Ведь Ярцев – тренер опытный, ему к разным передрягам не привыкать, а тут…
– Здесь случай особый. Тяжелейший выход в финал европейского первенства стоил Георгию Александровичу колоссальных нервных затрат. И это сказалось на всей его последующей работе в сборной. Та история с уходом в раздевалку – следствие огромного нервного перенапряжения. Васильков – опытнейший медик и очень добрый, интеллигентный человек. Конечно, он вошел, не мог не войти в положение тренера, которому помогал. Но профессиональный спорт – жестокая вещь. При страшном эмоциональном накале, который предполагает работа на уровне первой футбольной сборной, самообладание – качество обязательное. Без него – невозможно. По-человечески понять Ярцева действительно можно и, наверное, каждый из нас на его месте в Лиссабоне чувствовал бы себя не лучше.
Но потому мы и не тренируем сборную, а занимаемся в жизни чем-то другим – тем, на что у нас хватает знаний и умения владеть собой.
Сам Ярцев в беседе с журналистами «Спорт-Экспресса» Юрием Голышаком и Александром Кружковым позже вспоминал тот день с содроганием.
– Был еще в вашей жизни матч, после которого чувствовали себя настолько ужасно?
– Нет. Это был страшный удар. Спасибо Василькову, вывел меня из предынфарктного состояния.
– Сколько раз вы его пересматривали?
– Неоднократно. Пытаясь докопаться до причин нашего необъяснимого провала. В голове, разумеется, крутятся эти 7:1. Если же абстрагироваться от счета, увидишь: по игре мы сопернику практически ни в чем не уступали. Однако малейший намек на опасность у ворот российской сборной – и мы начинаем с центра.
– Многие вас осуждали за уход со скамейки в Португалии. Что хотите сказать этим людям?
– Ничего. Плохо себя почувствовал – ушел. Бесков вовсе за игрой с трибуны наблюдал, даже не садился на лавку. Я досматривал португальский матч на табло, стоя в тоннеле. Можно раздуть ситуацию как угодно. Попробуйте рассудить иначе: какой Ярцев молодец – нездоровилось, но остался у экрана.
– Правда, что в перерыве того матча вы в раздевалке крикнули игрокам: «Вы что, меня сплавляете?!»
– Чушь. Вот после финального свистка я действительно сказал им: «Это похоже на сплав. Но если так, то вы больше себя, а не меня спла