– Ха! – заметил по этому поводу Вася Крюков. – Праздный вид. Ха!
Так вот, праздно едут по дороге между Толстой-Юртом и Червлёной, где-то посерёдке, не доезжая до моста пятьсот метров (за поворотом – наш блокпост, они нас заметить не должны), сворачивают налево и ломятся по кустам ещё полтора километра к месту сбора. Места там безлюдные, минировать вроде не должны. Расчётное время прибытия – 16.30.
На берегу Терека маскируют «бардак», дальше что-то около пяти километров топают пешком, в лес не заходят, двигаются по опушке – Заур дорогу покажет. Расчётное время выхода на подступы к ущелью – 19.00. То есть уже глубокие сумерки, можно начинать потихоньку работать.
Задача дозора: рекогносцировка на местности, детальная разведка системы охраны и обороны «объекта», выбор наиболее выгодных «гнёзд» для снайперов. Звучит просто, но задача самая важная, от неё зависит исход всей операции. Если дозор и снайпера сработают как надо, остальным нужно будет в установленное время лишь рвануть со стартовой позиции и по необходимости израсходовать половину боекомплекта.
Через два часа после убытия дозора отправляются остальные элементы боевого порядка по одной автоединице с интервалом в тридцать минут. Выдвигаемся на омоновских «Уралах», по выезду из города эмблемы закрашиваем, номера отвинчиваем. Личный состав прячем в кузовах, тенты закрыты, в кабинах сидят расхристанные товарищи праздно-тылового обличья. Между Толстой-Юртом и Червлёной тихонько сворачиваем, прибываем к месту сбора, маскируем технику и тревожно дремлем, надеясь ближе к рассвету заполучить в объятия Васю Крюкова. За Васей в колонну по одному, след в след, выдвигаемся в район сосредоточения (километр от подступов к ущелью – самим, без проводника, туда не добраться).
Вот и всё по выдвижению. Дальше – собственно операция. Точнее, последняя её фаза…
К месту сбора дозор прибыл как по расписанию: часы Петрушина показывали ровно 16.30.
– Какая-то нездоровая точность, – пробурчал Петрушин, хмуро озирая окрестности. – Лихое начало – корявая середина – летальный конец.
– Типун тебе, – сказал Вася. – Летальный конец – это да, это… Короче, сплюнь три раза, постучи по дереву.
Петрушин сплюнул и постучал по голове: другого дерева рядом не было, всё какой-то хилый кустарник с тонкими гибкими ветвями.
Обстановка способствовала мрачному настроению. Свинцовое небо без единого просвета, серые кусты вокруг, Терек с обледеневшими берегами кажется толстой чёрной змеёй, изготовившейся к смертельному прыжку. Всё как-то тускло, неприветливо, даже зловеще…
– Помогите Сане «бардак» замаскировать, – обратился Петрушин к снайперам. – А мы пока с нашим дрюгом побеседуем. Пока не стемнело.
Саня Жук, «бардачный» механик, был бледен и задумчив. Сейчас все уйдут, а ему до прибытия основных сил придётся торчать тут два часа в одиночестве. А здесь, между прочим, не центр реабилитации малолетних трансвеститов. Головёнку открутят – даже пискнуть не успеешь.
– Да ты не робей, хохол, – ободрил подчинённого Вася Крюков. – Тебе два часа переждать, подумаешь, делов-то! У тебя два пулемёта в башне и патронов полно.
– Вот как раз в этой башне и поджарят, – уныло вздохнул Саня Жук. – Жахнут с гранатомёта – и хана. Хреново без пехоты. А снаружи торчать – подползут…
– А у тебя гранаты есть. На худой конец подорвёшься – и не больно совсем. А мы над твоей койкой в роте табличку повесим. Салаги каждый день будут уголки отбивать…
– Спасибо, товарищ капитан! Вы такой заботливый…
Общаться с шахидом именно при свете пожелал Костя. В принципе, общаться можно было бы и на месте, в сумерках, но тогда не будет видно лица.
– Общаться с человеком, не видя лица, – всё равно что смотреть порно по телевизору без экрана, – заявил Костя Петрушину. – Звук есть, интонации присутствуют, но картинку ты не видишь, и приходится напрягать воображение, пытаясь представить, как выглядит главная героиня.
С шахидом обращались уважительно, словно он был бойцом подразделения, – так настоял Костя. Со вчерашнего дня в его адрес никто не проронил грубого слова, наручники сняли, выделили коврик и кувшин для намаза (пришлось омоновских татар напрячь). При выдвижении мешок на голову надевать не стали и даже выдали маскхалат, как всем остальным. Впрочем, халат так и так пришлось бы надевать – маскировки ради. Разумеется, нельзя было утверждать, что пленник полностью подпал под обаяние пресловутого «стокгольмского синдрома», но держался он непринуждённо и, казалось, чувствовал себя вполне уверенно.
Сейчас наши парни хотели окончательно уточнить детали и по возможности разжиться информацией, которая в ходе предыдущих бесед была ненароком либо намеренно опущена.
– Мы вместе, – Костя смотрел на подопечного гипнотическим взглядом и слегка растягивал слова. – Мы сейчас делаем одно дело, от которого зависит твоя жизнь и жизнь твоих родственников. Соберись, нам нужно не так уж много, но это очень важно…
Нужно было действительно совсем немного. Количество личного состава, система охраны, наличие, характер и расположение МВЗ (минно-взрывные заграждения), особенности внутреннего устройства базы.
Заур ещё раз повторил то, что уже рассказывал ранее: устройство пещеры, распорядок дня, сколько людей он видел, как вооружены и так далее. Да, везли не таясь, он дорогу видел, знает, где расположен вход в пещеру… Но бойцов на наблюдательных постах не заметил. Наверно, хорошо спрятались. Есть ли мины, тоже не знает, но машина ехала спокойно, без зигзагов, до самого входа в пещеру, и никто не выходил, чтобы чего-то снять или нажать какую-то кнопку…
Костя внимательно наблюдал за пленником и сделал вывод – ничего не сочиняет, скрытничать не пытается, сотрудничает добросовестно.
– Но ничего нового он нам не сказал, – сокрушённо отметил Вася Крюков. – А так хотелось бы… Значит, восемь плюс командир, смена через восемь, утренняя – с восьми до девяти?
Заур подтвердил. Да, в «прихожей» живут девять человек. Восемь уходят на посты, один постоянно находится там, судя по всему – командир. Восемь бойцов уходят, через полчаса приходят другие восемь. Через восемь часов – опять смена. Смены происходят равномерно, сбоев не бывает: в восемь утра, в четыре дня, в полночь. И так всё время.
– Так… Восемь – восемь, четыре парных, – забормотал Вася, доставая из планшетки карту. – Как и ожидалось… Полчаса смена. Пятнадцать туда, пятнадцать обратно, скальные тропинки – четыреста-семьсот метров от центра укрепрайона. Неплохо. Можно работать. Есть круг поисков. Вот он, этот круг…
Вася точным движением карандаша изобразил окружность в районе ущелья.
– Да, вот так… Как ни посади, всё равно – как минимум у пары соседних сектора должны пересекаться… Как думаешь, Жека?
– Чего мне думать? – Петрушин пожал плечами. – Ты всё уже придумал. Если всё так, было бы зашибись…
– А что, есть сомнения?
– А если не четыре парных? Вдруг там три парных и два одиночных? Итого – пять. Тогда у нас не хватает одной пары и придётся делиться на две группы.
– Вряд ли, – уверенно помотал головой Вася. – Торчать на посту в одно рыло в таком месте – полная стремнина. Особенно ночью. Согласен?
– Согласен. Но они же местные, всё там знают.
– Но они же люди! И не обязательно местные. Так что, думаю, – парные посты. Если и есть разделение, то в створе, на удалении не более десяти-пятнадцати метров. Чтобы и в контакте были, и больший сектор наблюдения охватывали. А это ерунда. Такой разделённый пост – всё равно одна цель, оба попадают в сектор снайпера.
– Господа офицеры! Вы, конечно, приятно беседуете, но время работает против нас, – вставил реплику откровенно скучавший Костя, который даже не пытался вникнуть в суть военного диспута. – А может, мы пойдём и на месте всё увидим?
– Да, мы так и сделаем, – согласился Петрушин. – Буквально две минуты – и мы в пути… Всего, значит, включая учеников, учителей и смену на постах, примерно двадцать пять голов. Оружия у учеников нет, но дополнительные стволы в «прихожей» имеются. Если вломиться неожиданно и резко, предварительно навоняв «черёмухой», можно будет учеников оставить в живых – пусть с ними потом Костя поработает, и отпустим на все четыре…
Костя слегка встрепенулся и вновь посмотрел на Заура, который упаковывал в свой вещмешок термосы с чаем (это его носимая часть экипировки команды – оружия и боеприпасов, естественно, пленнику никто не дал). Петрушин говорил это специально для него, чтобы поддержать видимость «свойского» отношения и показать, что они не ставят юношей-шахидов в один ряд с боевиками. Спасибо, дядя Гестапо, заработал «хорошо» по педагогике. Мальчишка, похоже, принимает всё за чистую монету: развесил уши, раскрыл душу, ещё пару суток такого режима – и в армию попросится! Мальчишка просто не догадывается, что существует и второй вариант штурма. Так называемый петрушинский – на случай внезапного осложнения обстановки либо обнаружения дополнительных сил противника. И что будет с этой пещерой, когда туда влетят один за другим три «шмеля», приправленные вдогонку полудюжиной «мух» и «агленей»…
– Заур, а среди них была женщина? – неожиданно встрял лейтенант Серёга.
– Была, – Заур почему-то отвёл взгляд и принялся теребить лямку вещмешка. – Но она так… помогает, короче… Просто ездит там, хорошие слова говорит…
– Она рыжая?
– Серый, вот это точно сейчас не в тему, – нахмурился Петрушин. – Там их могло быть полсотни – что это нам даёт?
– Она рыжая? – упёрся Серёга. – Какой цвет волос?
– Ну, такая… – Заур был в некотором замешательстве. – Ну, красная, да…
– Что и требовалось доказать, – Серёга обвёл товарищей торжествующим взглядом. – Вы напрасно игнорируете эту деталь, коллеги. Попомните моё слово…
– Ну всё, всё, хорош! – поморщился Петрушин. – По-моему, всё обсудили. Становись!
Дозор разобрался по порядку: Вася – Заур – Костя – Петрушин – лейтенант Серёга – сержант Леха. Снайпера встали замыкающими, их надо поберечь. Вязать шахида и заматывать ему рот не стали – двигаться придётся в таком режиме, что понадобится ловкость и хорошее дыхание. Костя заверил, что сумеет вовремя определить возможную смену настроения подопечного и принять меры.