датели с теми федералами.
Я сначала не поверила. Вышла из машины, открыла багажник… точно, нет денег! Они лежали в багажнике, в двух дорожных сумках и «дипломате», который планировали вручить Аликперу в качестве задатка.
Я достала свой пистолет, направила его на Аюба и потребовала объяснений. Аюб, довольно улыбаясь и совершенно игнорируя пистолет, рассказал, как он спрятал деньги. Вышел, как будто в туалет, из «дипломата» высыпал деньги в одну из сумок, уложил сумки в чехол от сиденья и зарыл в сарае, сверху навалил навоз. Магомед не в курсе, никто вообще ничего не видел. Только он, Аюб, знает, где эти деньги. Ну, теперь и я знаю…
Мне показалось, что он окончательно сошёл с ума. Стоял и довольно улыбался, глядя на меня взором победителя. Первое желание было – застрелить этого придурка и затем покончить с собой.
– Всё просто прекрасно, красавица моя! – верно уловив моё умонастроение, сказал Аюб уверенным голосом. – Я всё обдумал, это не было случайным порывом. Аликпер сам развязал нам руки. Теперь с ним никто не станет разговаривать, будут сразу убивать там, где встретят. Так что никто и никогда не узнает, куда делись эти деньги. Помнишь, ты сказала, что мы заработаем в десять раз больше? Ты была немножко не права. Мы заработали в сто раз больше!
– Ты хоть представляешь, что с нами сделают за эти деньги? – Я убрала пистолет – рука не поднялась стрелять в эту сияющую от счастья физиономию.
– Ничего не сделают, – небрежно отмахнулся Аюб. – Никто не знает, кроме нас двоих… А ты представляешь, что я мог бы в одно мгновение избавиться от тебя и стать единоличным хозяином этих денег?
Он мгновенно выхватил нож левой рукой и приставил его к моему горлу. Да, я представляю. Этот «волк» может за секунду убить любого опытного воина, не то что слабую женщину, неважно, что правая рука ранена. Но я его совершенно не боялась, даже не моргнула, когда горла моего коснулась отточенная сталь. С некоторых пор этот сумасшедший стал как бы частичкой меня, мы с ним – одно целое, единый организм. Если бы хотел убить, сделал бы это ещё там, когда мы удирали от того проклятого моста.
Аюб смотрел на меня, всё так же ласково улыбаясь. Хмыкнув, он убрал нож, погладил меня по голове и поцеловал в щёку.
– Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Почему? Потому что встретил наконец женщину, которая меня достойна. Таких, как ты, больше нет. Мы будем всегда вместе – ты и я. Я тебе говорил, что мы их всех переживём. Верь мне, звезда моя, мы скоро будем гулять в Анталии.
Я подумала, что гулять в Анталии он будет до первого полицейского. Такие, как он, не приспособлены к мирной жизни, он к концу первой недели безделья подохнет от тоски. Ему место – только здесь, это его стихия. Он это прекрасно понимает и сам, поэтому даже не стал говорить о том, что сейчас мы могли бы никому не докладывать и вообще удрать прямо тут же из страны с этими деньгами.
– Ладно, набирай, – вздохнул Аюб, недовольно скривившись – пришла пора заниматься неприятными вещами. – Будем докладывать.
Я набрала номер связного. Алдат ответил сразу, голос его был спокоен.
– Мне нужен кто-то из Восьмерых, – сказала я, опустив приветствие.
– Всем нужен кто-то из Восьмерых, – Алдат привычно хмыкнул. – Это опять ты?
– Это опять я, – не стала отпираться я. – Давай побыстрее.
– Ух ты, какая нетерпеливая! Жди, тебе перезвонят…
Минут через десять раздался звонок. Это опять был Алдат.
– Извини, девушка, тебе не повезло, – сказал он. – С тобой работает Шестой, больше ни с кем не имею права связывать. А он что-то пока не отвечает. Наверно, занят. Наверно, ты у него не одна девушка. Так что…
Чёрт побери, я об этом даже и не подумала! Вот дубина! Вот так значит, да… Ну, сейчас посмотрим, насколько крепкие у тебя нервы, весёлый ты наш.
– Ты сейчас звонил Шестому?
– Странный вопрос, девушка! А как бы я…
– Шестой улетел к родителям. Немедленно поменяй трубу.
– Ты… Ты что сейчас сказала?! Ты пьяна, что ли?
– Помой уши, мальчик. Повторяю: Шестой улетел к родителям. Я жду звонка кого-нибудь из Восьми. И немедленно поменяй трубу!
Я отключилась. Представляю, какой у них там сейчас начнётся переполох.
– Алдат звонил Саладину? – Аюб презрительно хмыкнул. – Ну не дебил ли?
– Они ничего не знают, – я передала ему трубку. – Знаешь, я боюсь. Давай-ка сам…
– Нет проблем, – Аюб взял трубку. – Давай таблицы.
– Не боишься?
– Я?! – Он был вполне искренен, на лице блуждала пренебрежительная усмешка. – Знаешь – боюсь только Деда. Это сверхчеловек, его не стыдно бояться. А эти наши чабаны для меня вообще не авторитет. Одно название – ГКО. Сидят третий год в горах, шашлык жрут, спят целыми днями, нос боятся высунуть. Пользы от них – как от мула приплод…
В этот раз позвонили быстро, минуты через три после того, как я отключилась. Аюб коротко переговорил, повторил насчёт несвоевременного отлёта Саладина к родителям, сказал, что подробности – не по телефону. Затем отдал мне телефон и уселся за руль.
– Поехали. Нас будут ждать в Первомайской…
В Первомайскую мы приехали в сумерках – Аюб сворачивал с трассы перед каждым блокпостом и далеко объезжал по бездорожью, он почему-то думал, что нас после всего этого должны искать. Я успела подремать, немного расслабилась и стала чувствовать себя увереннее. Хорошая машина – джип. Зачем ставить посты, если их можно запросто объехать на таких машинах? У федералов наверняка совсем немного таких, как эти страшные люди-призраки, в основной массе весь воинский контингент – растяпы и дилетанты, такие, как Аюб, обматывают их вокруг пальца. Значит, можно жить и бороться. И насчёт Деда, если хорошенько подумать, не всё потеряно…
В Первомайской нас встретили, проводили в тот дом, где мы давеча встречались с Саладином. Я думала, что там будет кто-нибудь из Восьмёрки или теперь уже Семёрки. Хотя нет, свято место пусто не бывает, назначат кого-нибудь другого. В общем, из больших никого не было, а ждали нас там моджахеды. Они забрали у Аюба оружие, посадили нас в другой джип и под охраной ещё двух джипов куда-то повезли. Куда – не сказали, но, судя по направлению, куда-то на юг.
Ехали мы очень долго, много раз объезжали блокпосты по полям, как это недавно делал Аюб, и на место прибыли, когда уже была глубокая ночь.
Мы были в каком-то горном селе. Стояла ясная ночь, каждая звёздочка на небе видна, было холодно. Невдалеке виднелись заснеженные шапки гор.
– Ведено, что ли? – пробормотал Аюб.
Нас отвели в большую усадьбу, в глубине которой мерно гудел дизель. В просторной гостиной одноэтажного кирпичного дома нас ждал… Шамиль. Он сидел в кресле у работающего телевизора, на вид был очень мирный, в домашней душегрейке и толстых шерстяных носках, больная нога покоилась на пуфике. Рядом стояла тумбочка, к которой была прислонена его трость. При нашем появлении Шамиль не встал, здороваться тоже не пожелал, лишь молча кивнул на диван – садитесь, мол. Четверо моджахедов, которые нас привели, остались стоять по обеим сторонам от двери.
У меня вдруг нехорошо затрепетало сердце и заныло в груди. Отчего-то мне такой приём не понравился… Шамиль мельком глянул на Аюба и долго рассматривал меня. Я бы даже сказала – неприлично долго.
– Ну, рассказывай, – Шамиль наконец перевёл взгляд на моего спутника.
Аюб начал рассказывать. Я была потрясена переменой, которая произошла в нём. Сейчас мой придурковатый дружок был преисполнен торжественной скорби, в глазах его поселилась великая тоска, голос был глух, как будто он старался сдерживать слёзы. Вот ведь артист! Так искренно изображает горе, словно и в самом деле скорбит об утрате.
У Шамиля был очень спокойный взгляд. Ничего нельзя прочитать в нём, смотрит свысока, без всяких эмоций, будто орёл на горе сидит, а ты внизу стоишь и задрал голову, чтобы его видеть. Выслушав Аюба, он кивнул, погладил бороду и сделал вывод:
– Значит, Саладин стал шахидом. Деньги мы потеряли. Деда тоже потеряли… Потому что теперь мы не можем с ними общаться, пока достойно не отомстим. То есть мы потеряли очень много. Так?
Аюб молча развёл руками, взгляд был виноватый, будто он готов был взвалить всю ответственность за произошедшее на свои плечи.
– Мы очень много потеряли, – повторил Шамиль. – И потеряем ещё. Чтобы отомстить за Саладина, придётся положить целый отряд моджахедов и пролить много крови невинных людей. Но это наша обязанность, нохчалла[26], значит, нам в любом случае придётся это сделать. Денег, конечно, жаль, но это не самая большая беда… Почему всё-таки все умерли, а вы остались живы?
Вопрос прозвучал неожиданно. Ведь говорил он вроде бы о другом, а тут вдруг – нате вам!
– Но я же объяснил! – Аюб опять развёл руками. – Нам повезло. Саладин сказал, чтобы я остался прикрывать тыл. Когда всё началось, я прыгнул в последнюю машину, а она уже там сидела… Двигатель работал, я врубил скорость, и мы умчались…
– Да, повезло вам, – кивнул Шамиль. – Но не очень. Я сказал, деньги – не самая большая беда. Беда в том, что без Деда наш план равен нулю. Все затраты, все потери – впустую. Вызволить его из этого гадюшника мы не в состоянии, даже если пойдём штурмом на Джохар. А заменить его не может никто. Потому что это – Дед… Так вот, это и ваша беда. Вы мне больше не нужны.
Тут Шамиль кивнул моджахедам. Те взяли оружие на изготовку и направили на нас стволы. Один из них – видимо, старший охраны – буркнул, обращаясь к нам:
– Давай, на выход.
– За что, Шамиль? – Голос Аюба задрожал от обиды. – Я же всё рассказал! Что мы сделали не так?
– Вы остались в живых, – бесстрастно ответил Шамиль, сузив глаза. – А Саладин, который в десять раз лучше всех вас, стал шахидом. Это неправильно. Должно было случиться по-другому, и сейчас мы это исправим.
Нормальная логика, правда? Мне уже пугаться дальше было просто некуда, я и так была готова к самому худшему. У Аюба в глазах запрыгали знакомые чёртики: сейчас будут выводить – обязательно нападёт на охрану и будет драться до последней капли крови. Один он много не сделает, это вотчина Шамиля, и нам придётся воевать со всем селом…