Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Мейсон перевел дух и нажал зеленую иконку на своем телефоне.
Гудок… Второй… Третий… Четвертый… Пятый… Черт… Мейсон готов был нажать на отбой, когда гудки оборвались и он услышал тихое:
— Алло?
От неожиданности он не знал, что сказать.
— Мейсон, если ты собираешься только дышать в трубку, я пошла спать.
Мейсон усмехнулся.
— Извини, я не ожидал, что ты ответишь…
— Почему бы мне не ответить?
— Ты могла спать. Или разозлиться на поздний звонок.
Мейсон откинулся на кровать, вытянул ноги и закрыл глаза, представляя, что ее голос скользит по его телу.
— Я редко засыпаю раньше половины первого.
Хорошо, что ты позвонил мне.
Мейсон улыбнулся.
— Ты думала обо мне, Калли?
— Думала. Я просматривала свой список заветных желаний и подумала, не поможешь ли ты мне исполнить один пункт.
Сердце Мейсона заколотилось, а рот пересох.
— Я помню, мы обсуждали только два: секс с официантом и секс по телефону. Я буду рад помочь с любым из них.
Калли молчала. Мейсон представил, как краска заливает ее нежную кожу. Пауза затянулась, и Мейсон уже был готов сдаться и обернуть все в шутку, но тут в трубке раздался голос Калли:
— Если я не решусь на секс по телефону, как я решусь на настоящий?
Мейсон закрыл глаза и перевел дух.
— Тогда этим и займемся.
Он услышал прерывистый вздох.
— Только расскажи мне, как это делается? Мы будем говорить всякие сексуальные вещи?
— Просто расслабься. Я все сделаю сам. — Мейсон начал с простого: — Что на тебе надето?
— Э‑э… — Калли колебалась. — Черный прозрачный пеньюар…
Мейсон издал тихий и низкий смешок. На ней наверняка было что‑то более удобное.
— Я думаю, что на тебе трикотажная пижама. Длинная майка и шорты. Может быть, только майка. Волосы у тебя распущены. Макияж ты смыла, у тебя совсем чистая кожа. А глаза у тебя голубые, как незабудки.
— О‑о… — раздался в трубке ее первый стон, тихий и короткий.
Мейсон почувствовал себя так, будто выиграл в лотерею миллион долларов. Он еще заставит ее постонать.
— И не рассказывай мне сказок про прозрачные пеньюары. Что бы на тебе ни было надето, я это сразу сорву.
— Сорвешь?
Мейсон положил руку на свой напрягшийся член, представляя, что это ее рука.
— Представь, что я лежу рядом с тобой. Ты хотела бы этого?
— Да. Очень, — ответила Калли и, к удивлению Мейсона, добавила: — Я представляю, как ты целуешь меня. Наши языки соприкасаются.
Мейсон сунул руку в свои пижамные брюки.
— Я целую твою шею, Калли, ямку над ключицей. У тебя такая нежная кожа.
Калли судорожно вздохнула. Если бы он мог ее видеть! У него было большое искушение попросить ее переключиться на скайп, но он боялся спугнуть ее.
— Я обнимаю тебя за талию и крепко прижимаю к себе так, чтобы ты почувствовала, какой он твердый. Ты ласкаешь себя сейчас?
— Нет.
Мейсон закусил губу, чтобы не рассмеяться.
— Если ты не согласишься потрогать себя, то как я доведу тебя до оргазма?
— Боже, Мейс…
Мейсон остановился и вцепился в простыни. Он не хотел кончить раньше ее. Это ночь Калли. Все его ночи — ночи Калли.
— Мейс?
— Да?
— Ты молчишь, я подумала, что ты ушел… А ты ласкаешь себя, Мейсон? Ты хочешь, чтобы это была моя рука?
Она даже и представить не могла насколько.
Ди‑Эй плавала в полудреме, ее веки то приоткрывались, то смыкались снова. Она пошевелилась, и тут же большая теплая рука обняла ее. Мэтт раскинулся поперек ее кровати, голова лежала на ее подушке. Они были голыми. Ди‑Эй сквозь дрему подумала, как хорошо просыпаться рядом с ним. Это казалось очень естественным. Волосы на его груди щекотали ее спину. Под ее щекой вздувался мощный бицепс. Его нога была закинута на ее бедро. Почему‑то это казалось более правильным, чем просыпаться в одиночестве. Мэтт захватил ее кровать, захватил ее, но она чувствовала себя защищенной, спокойной, любимой.
Прошлой ночью было так хорошо, лучше, чем когда‑либо, лучше, чем она могла себе представить. Они были на катке, и ей все‑таки удалось проехать пару кругов, не падая через каждые пять метров. Потом они с Броганами и Локвудами собрались в кафе при катке, чтобы согреться, Мэтт развеселил их рассказами, как он учился стоять на коньках. Леви расспрашивал его о работе, и Мэтт рассказал несколько интересных случаев. Ди‑Эй, следившая за его карьерой, сразу поняла, что он решил не говорить о своих главных победах или о громких процессах, в которых участвовал. Наверное, потому, что все они были связаны с человеческими трагедиями. Ди‑Эй знала, что только очень сильный человек мог делать то, что делал Мэтт. Он жил в мире политических беженцев и этнических преступлений. Он постоянно сталкивался с темной стороной человеческой натуры. Ди‑Эй понимала, что ему не хочется вспоминать об этом в частной жизни, возможно, поэтому он так страшился близкого общения.
Ди‑Эй вздохнула. Почему она думает об этом? Через несколько недель он оставит ее и Бостон, и неизвестно, когда они увидятся в следующий раз. Она никогда не расспрашивала о его жизни, потому что не могла позволить себе привязаться к нему, создать эмоциональную связь, которая заставила бы ее скучать по нему.
У них не было эмоциональных связей.
У них было взаимное уважение и секс. Горячий, сумасшедший, дикий секс.
Хотя…
Вчера вечером у них не было секса.
Это была любовь. Но и секс при этом был потрясающим. Именно таким сексом она хотела бы заниматься всю оставшуюся жизнь.
Ди‑Эй раздраженно встряхнула головой. Это была одна ночь — одна ночь! — и она уже мечтает о совместной жизни? Она совсем с ума сошла?
У них с Мэттом не было будущего, кроме редких встреч в случайных местах. Они жили на разных континентах и в разных часовых поясах. У каждого была карьера, отнимавшая много времени и энергии.
Но впереди у них три недели до Рождества.
Глава 8
— Доброе утро, — пробормотал Мэтт. Он еще не открыл глаза, но уже нежно гладил ее по бедру. — Сколько мы проспали? Где мой кофе? Который час?
Ди‑Эй подняла его запястье, посмотрела на циферблат дорогих часов и нахмурилась.
— Твои часы стоят.
Мэтт открыл один глаз.
— Это самый крутой бренд в мире, они не могут встать.
— Но на них десять.
Мэтт поднял руку, посмотрел на часы и кивнул.
— Это потому, что сейчас десять. Утра.
Мэтт обнял ее и крепко прижал к себе, поглаживая грудь. Ее тело сразу откликнулось, но было уже очень поздно.
— Мэтью! Я должна быть на работе два часа назад!
— Ну, во‑первых, сегодня суббота, а во‑вторых, вчера вечером близняшки дали тебе выходной. — Его глаза все еще были закрыты, но на губах была довольная улыбка. — Они явно подозревали, что сегодня мы… задержимся. И не ошиблись.
Это был предел мечтаний — просто поваляться утром в кровати с Мэттом (ну разве что с Мэттом и чашкой кофе), но у нее были счета, которые нужно оплатить, приказы, которые нужно подписать, контракты, которые нужно обсудить. И если быть честной, ей хотелось взять тайм‑аут и на некоторое время отстраниться от того нового чувства нежности и доверия, которое возникло у нее после вчерашней необыкновенной ночи.
Ей нужен был кофе. И пара лишних извилин.
Ди‑Эй выскользнула из его объятий и села. Ее взгляд упал на рубашку Мэтта, валявшуюся на полу, и она с удовольствием надела ее. Потом отыскала свой телефон. У нее было несколько сообщений от близняшек.
Наверное, возникли проблемы в магазине, и они просили ее прийти, она была нужна им. Но она ошибалась.
Дарби написала: «Уже девять тридцать. Кажется, у тебя была бурная ночь» и поставила несколько больших пальцев.
«В магазине все в порядке. Не вздумай выходить на работу», — написала Джули.
Черт!
Ди‑Эй оглянулась на Мэтта, который уже проснулся и теперь смотрел на нее, подперев голову рукой. Ди‑Эй почувствовала, как в ее животе завертелся теплый комок. Какой же он сексуальный…
— Мне запретили появляться на работе.
Мэтт улыбнулся.
— Не будь я таким самовлюбленным, я бы обиделся на твой разочарованный тон.
Он перебирал волосы, темной волной падавшие ей на спину. Еще один нежный жест, к которому Ди‑Эй была не готова, поэтому она встала, подошла к окну и отдернула шторы. Приоткрыв створку, она прижалась лбом к холодному стеклу. Она чувствовала себя так, как будто в мозгу у нее открылись сотни вкладок, но ни одна не хотела загружаться.
— О чем задумалась?
Она не могла ответить ему — прошлая ночь ошеломила ее, ей нужно было время и личное пространство, чтобы прийти в себя. Это все было так странно и незнакомо, и она никак не могла с этим совладать.
Мэтт встал с кровати и с наслаждением потянулся, ослепив ее своей прекрасной наготой. Ну как можно быть таким великолепным? У него было сухощавое мускулистое тело атлета и лицо фотомодели. Она залюбовалась его длинными ногами, его упругими ягодицами… Но Мэтт скрылся в ванной.
Ди‑Эй прижалась лбом к холодному стеклу.
Телефон загудел — пришло сообщение от Калли. «Проникнемся духом Рождества! Следующий шаг: в пятницу мы идем покупать елку, а потом печем рождественские пряники у меня дома. Пригласи Мэтта».
Мэтт вышел из ванной, нашел на полу боксеры, натянул их, пригладил волосы руками и спросил:
— Как насчет кофе?
— Конечно.
Она спустилась за ним по лестнице и, прислонившись к стене, смотрела, как он, в одних боксерах и еще взъерошенный со сна, хозяйничает в ее кухонном уголке. И опять она поразилась тому, как органично Мэтт вписывается в ее пространство. Она готова была смотреть на это вечно…
— Калли зовет тебя в пятницу покупать елку и печь пряники.
Мэтт снял с полки две чашки.
— Ты говоришь об этом так, будто она нас к дантисту пригласила.
— Почти. Во‑первых, шопинг с близняшками и Калли может затянуться на несколько часов. Для меня это пытка. И я не умею печь пряники.