Напомнить ему о хороших временах – вот что мне посоветовала медсестра. Я попробовала последовать ее совету, но, похоже, это не сработало. Из прошлого можно было бы вспомнить тысячу эпизодов, но, возможно, оглядываться назад было недостаточно? Может, воспоминания не обладали достаточной силой, чтобы вытянуть его оттуда, где он сейчас находился? А может, ему нужна была информация о чем-то очень хорошем, что ждало нас впереди? Что-то о нашем будущем. Конечно, для этого было несколько рановато, я все понимала. Я не хотела об этом думать до самого Рождества. Я даже мысленно представляла себе этот момент. Будет канун Рождества. Джейк заснет (наконец-то!), и мы останемся только вдвоем, создавая очередное воспоминание для будущего. Джо оставит грязные следы от ботинок возле камина, а я закончу раскладывать подарки под елкой, мерцающей разноцветными огоньками.
Каждый год в Рождество мы обменивались подарками перед тем, как лечь спать. И хотя многим это покажется немного странным, я уже точно знала, что именно заверну в оберточную бумагу, чтобы преподнести ему в этом году.
Магазин находился именно там, где сказала Шарлотта. Неоновая вывеска мерцала в темноте и притягивала меня к себе как магнит. Как ни странно, учитывая поздний час, я оказалась не единственной покупательницей в ярко освещенном супермаркете. Я миновала несколько человек в проходах с нагруженными покупками тележками, рассматривающих содержимое морозилок или в растерянности глядящих на выложенные на прилавках фрукты и овощи. Я не стала думать о том, кто занимается покупкой продуктов в то время, когда все остальные люди спят, а прямиком направилась в отдел личной гигиены, расположенный в самом дальнем зале.
Я сразу же нашла то, что искала. Здесь было несколько образцов – посложнее и попроще. Видимо, технология прошла долгий путь с тех пор, как я в последний раз покупала нечто подобное. Я решила не выяснять все плюсы и минусы каждого образца (что на меня совсем не похоже) или разбираться, какой из них экономичней, а выбрала цифровой вариант (потому что люблю технологичные штучки), который обещал точность до 99 % (потому что люблю определенность).
Я передала продавщице двадцатифунтовую купюру, которую мне вручила Шарлотта, и стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, пока она проверяла ее всеми возможными способами. Эта женщина либо от рождения была занудой, либо раньше работала в банке. В отчаянии я сжала руки в кулаки, пока она подносила мою купюру к свету, наклоняла ее то в одну сторону, то в другую, чтобы убедиться, что держит в руках не фальшивку. В конце концов я решила, что в эту ночь в магазине действительно было маловато посетителей.
Наконец, удостоверившись, что я не провожу свое свободное время, занимаясь изготовлением фальшивых денег, она вручила мне мою покупку в белом бумажном пакете. Я совершенно не помню, как вернулась в больницу. Я почти бежала сквозь снежную бурю (что было достаточно опасно, если учесть, как обледенели тротуары), но у меня абсолютно выпало из памяти, как я переходила дорогу и вообще смотрела ли я перед этим по сторонам (что было даже еще опасней).
Я вызвала лифт, но вышла на этаже, который находился под тем, где лежал Джо. Я искала дамскую комнату, которую бы не посещал персонал, как в отделении интенсивной терапии. На этом тихом этаже от лифтов расходились тускло освещенные отделения, и я скоро нашла то, что искала.
Я направилась к комнате с табличкой, изображающей стилизованный силуэт женщины, толкнула дверь и включила свет. Понимая, что веду себя как параноик, – настолько я боялась, что мне кто-то помешает, – я так и не осмелилась достать покупку из пакета, пока не заперлась в одной из кабинок. Здесь я опустила стульчак на унитаз и присела, чтобы прочитать инструкцию. Я изучила ее настолько досконально, как будто завтра мне предстояло сдавать экзамен по данной теме. Какая-то часть меня отчаянно требовала, чтобы я наконец забыла обо всем и просто пописала на эту штуку, но другая слишком уж боялась это сделать: а что я там увижу?!
И вот настал момент, когда я могла бы пересказать всю инструкцию наизусть. Я встала на ноги, достала из коробочки тест на беременность и приготовилась еще раз ждать самые длинные три минуты в своей жизни.
В том, что Элли убежала в ночь, как одержимая, не было моей вины. Я не смогла бы остановить ее, даже если бы попыталась. Но это все равно не избавило меня от чувства ответственности, поскольку я выступила пособницей и сама способствовала ее побегу. Я испытывала самые разнообразные чувства к Александре Нельсон (теперь уже Тэйлор), но забота и стремление помочь в их список не входили. Тем не менее, когда она буквально сбежала из отделения, держа в кулаке деньги, которые я ей дала, я отошла в дальнюю часть палаты, встала у единственного окна, которое выходило на дорогу за больницей, и стала ждать.
Снег валил так густо, что я не была уверена, что увижу ее, когда она будет выходить с больничной территории, но все же увидела. По крайней мере, мне так показалось. Я настолько приблизилась к стеклу, что оно неприятно охладило кожу на моем лице. Да, это была она. Она стояла на тротуаре и казалась сейчас такой маленькой и ранимой, одна среди метели, что мне даже захотелось надеть пальто и побежать за ней. Но это было бы просто смешно, потому что в таком случае возле наших мужей не осталось бы никого из дежуривших.
Я стояла у окна, пока Элли не скрылась из виду. Я посмотрела на часы, запоминая время… на всякий случай… Я понятия не имела, о чем беспокоилась, но никак не могла избавиться от волнения, которое жгло мне кожу, как некое раздражающее вещество. Стоять в углу оказалось довольно зябко, из щелей в раме дуло, и я отвернулась от черного стекла.
Странно, как все происходит в этом мире. Оказывается, у всего есть свои причины. Раньше я никогда об этом не задумывалась, но потом все казалось настолько очевидным, что оставалось только удивляться, почему я вообще ставила то или другое событие под сомнение. Если бы Элли не подумала, что потеряла свою сумочку, она, наверное, не дернула бы за нее с такой силой, что из нее в этот момент что-то выпало. Если бы ее кошелек не выпал, я бы не стала давать ей деньги. Если бы я не дала ей денег, то не ощущала бы ответственности за то, что она выбежала на улицу посреди ночи. Если бы это чувство ответственности не заставило меня отойти в угол и встать именно у того окна, я бы так и не заметила продолговатый предмет за ножками стула. А если бы я не нашла кошелек Элли, тогда все пошло бы по-другому.
Я нагнулась, чтобы достать кожаный бумажник, намереваясь всего лишь поднять его с пола и не прикасаться к нему, пока Элли не вернется. Разумеется, я не собиралась ни открывать его, ни шарить в нем. Но замок оказался слабым. Или, может быть, нечто более могущественное, чем мы сами, двигало нами в ту ночь, потому что кошелек в моих руках раскрылся, как книга. В одной его части между двумя пластиковыми окошками я увидела розовые водительские права Элли и ее банковскую карточку. Все, что и можно было там увидеть.
С другой стороны, за другим пластиковым окошком, находилось то, чего там вообще не могло быть, и один только вид этого заставил всю кровь отхлынуть от моего лица. Ноги мои подкосились, и я сомневалась, что они вообще были способны выдержать вес моего тела. Я медленно опустилась на стул, не сводя глаз с фотографии, которая никак не должна была находиться в кошельке у Элли.
Пальцы у меня дрожали, когда я протянула руку и дотронулась до такого знакомого лица, спрятанного за пластмассовой защитой. Кончиками пальцев я водила по его темным волосам и чувствовала, как его ярко-голубые глаза впиваются в меня из бумажника. Я закрыла глаза, помня ощущение от прикосновения к его волосам так же, как к своим собственным. Я почувствовала, как слезы обожгли мне глаза, и лицо, которое я так давно любила, стало размытым и вдруг задрожало.
Но почему? Как такое возможно? Почему я ничего об этом не знала? Он выглядел именно так, каким я его себе всегда представляла. Я видела его перед своим мысленным взором много раз. Но я никогда не думала, я даже не представляла себе, что, когда увижу фотографию ребенка Дэвида, она окажется в кошельке Элли, а не в моем собственном.
Мне не хотелось подвозить Макса до города. Свою задачу я намеревалась выполнить в полном одиночестве. Однако он сказал, что ему нужно купить пару вещей, прежде чем вернуться в колледж после рождественских каникул, и я просто не смогла придумать достаточно благовидного предлога, чтобы не взять его с собой.
– Так можно мне с тобой прокатиться? – спросил Макс, видя мою нерешительность. – Обещаю, что не стану надоедать тебе ценными указаниями, – продолжил он, широко улыбнувшись.
Максу очень не нравилось, как я вожу машину, а меня жутко раздражало то, что он постоянно мне об этом говорил.
– Э-э-э, ну да, конечно, – ответила я, надеясь, что он отнесет мое желание побыть в одиночестве на счет переживаний после разрыва, которые все еще не отставали от меня, словно кожа гремучей змеи, а мне не удавалось избавиться от них.
К счастью, Макс направился в противоположный конец Хай-стрит от того места, куда я хотела зайти. В аптеке была толчея, и несколько человек посмотрели в мою сторону, когда я вошла и над дверью звякнул колокольчик. Я остановилась в неуверенности и внимательно вгляделась в лица случайных покупателей, чтобы убедиться, что среди них нет знакомых. Таких не оказалось. Я взяла пластиковую корзину из стоящей у двери стопки и принялась расхаживать по проходам. Я смущенно двигалась мимо витрин с туалетными принадлежностями, оставшимися после Рождества, и мне казалось, что истинная причина моего появления здесь была написана у меня на лбу огромными красными буквами. Несколько раз пройдя мимо стенда, где стояло то, что я пришла купить, я все же нашла в себе мужество остановиться. К этому моменту у меня в корзине лежала коробочка с мамиными любимыми духами, какие-то шампуни, упаковка ватных шариков и ярко-красный лак для ногтей. Покупать все это я не собиралась.