Затем последовало немного обычной семейной ругани и мамино сухое «Ну я не знаю, делайте, что хотите!», что в нашем понимании означало «Ладно».
Папа удивился не так сильно, будто, кроме волнистого попугая лет десять назад, у нас жило еще немало домашних питомцев и будто всех их приносили с улицы именно мы с Мариной.
Сестре и ее коту сразу стало везти больше, чем мне с собакой, потому что папа по своей природе безудержно любил кошек. В первый же вечер кот наелся так, что у него раздулся живот, и завалился спать в своем лотке в туалете.
Поскольку опыта у меня не было, я вывел Собаку на улицу целых два раза, но так и не выяснил, был ли от этого какой-нибудь толк – она отходила далеко, насколько позволял поводок, и растворялась в темноте и тускло поблескивающем снегу. Я ожидал, что утром мне снова придется отмывать полы в прихожей, и поэтому вскочил очень рано, хотя идти в институт было не нужно.
Квартира казалась сонной. Поднялись только родители и, тихо собираясь на работу, шуршали какими-то бумагами и одеждой, на цыпочках проходя мимо наших с сестрами комнат. Соня ночевала у своего парня, Маринка еще смотрела сны. Я приоткрыл дверь, высунулся, ища глазами Собаку, – в прихожей ее не оказалось. Повсюду было тускло от зимнего утра за окнами, холодновато. Я поежился, вышел было в коридор и вдруг услышал негромкое бормотание из кухни. Голос был мамин, она с кем-то очень ласково разговаривала:
– Хорошая, моя хорошая. Ладно тебе, ладно, ну… дай мне лапку.
Я на носках прошел в кухню: мама в своем домашнем халате сидела на корточках перед Собакой и обеими руками теребила ее морду. Я узнал в ее повадках, в том, как она протягивала и держала руки, как двигала головой, свои собственные жесты – значит, я хоть чем-то походил на нее (обычно же мне говорили, что я копия отца).
– Привет, – сонно проговорил я.
– Привет. Ну вот, смотри, кто пришел. Хозяин твой. Сейчас пойдет с тобой гулять.
Мысли о Ярославне и Пете на время отступили. Зачеты кончились, экзамены должны были начаться только после Нового года, мои встречи с Воронцовым оборвались, а значит, пропало и самое главное напоминание о девушке с глазами разного цвета.
На Новый год все мы были приглашены к Морозовым, наконец перебравшимся в небольшую двухкомнатную квартирку в Алтуфьево.
Я отказался ехать. Что-то выдумал, не помню что… И остался дома с родителями.
Давненько такого не случалось. Они сами явно такого от меня не ожидали.
– Поругался с кем-то? – спросила мама.
– Нет. – Конечно, мне не понравилось, что она меня об этом спрашивает.
Тогда родители решили, что и Марине следует провести этот вечер дома, а не с друзьями.
– А к приятелям пойдешь завтра. Соня скоро переедет к Илье, так что нужно хотя бы раз побыть в этот праздник с семьей.
Сестра в шутку скорчила злое лицо. Как бы то ни было, она осталась.
Праздник прошел торжественно, как когда-то давным-давно.
Соня пригласила своего жениха, Илью, курносого и странноватого. Но он был весел, все время цеплялся ко мне, как бы стараясь наладить со мной контакт. Работал телик, показывал старые фильмы, давно вошедшие в привычный ритуал празднования Нового года. Ну и потом, как полагается, мандарины, мамины салаты, подарки… Я почему-то выпил только один бокал шампанского – больше не хотелось.
И вдруг…
На телефоне было несколько сообщений – их я не слышал, услышал звук последнего входящего, и оно сразу же отобразилось на экране:
«Я буду счастлива, если ты будешь счастлив. Так будь счастлив!»
И номер… Ясны.
Я вздрогнул, потом сжался, почувствовав, как во всем теле свело мышцы. В таком состоянии, которое охватило меня от одного вида этих цифр, люди обычно падают на колени и простирают руки к небесам, крича от счастья. Я был к этому близок. Я вскочил на ноги, затем тут же сел, а потом опять вскочил.
– Котик, ты сдурел? – спросила Марина, снова называя меня на мамин манер и поднимая от удивления брови. – Чего скачешь?
– Вот что может сделать с человеком один бокал шампанского, – со смехом прицепился Илья.
– Ты выиграл деньги? – Соня покосилась на мой мобильник.
– Лучше! – выкрикнул я.
И стал набирать Ярославне. Набирать, набирать… но каждый раз в ответ слышалось «сеть перегружена».
Я позвонил Морозовым, благо у них был домашний телефон. Все во мне перевернулось, изменилось, будто в меня вселилось какое-то очень счастливое существо… что-то вроде рождественского ангела. Я еще несколько раз перечитал СМС, желая взлететь и кружить под потолком.
– А-а, это Игорь! Игорь! – закричала Таня в трубку. – Привет, с Новым годом!
– С Новым годом! Как вы?
– Передай ему, что он мудак! – крикнул издалека Тимур.
– Тебе тут передают… – со смехом сказала Таня. – Обиделись, что ты не приехал.
– Ничего мы не обиделись! Кому он нужен!
Я тоже засмеялся:
– Ну да, я понимаю. Но я вроде как договорился с родителями…
– Да все нормально. Как у тебя там, весело?
– Весело, но, наверно, не так, как у вас. Я вот чего звоню. Мои послезавтра уезжают в теплые края отдыхать всей семьей. Только я остаюсь.
– Здорово, может, хоть тогда удастся собраться всем вместе!
– Может быть, – ответил я, думая о Ясне. – Ну, я рад, что вы отмечаете… Что сейчас делает Серега?
– Он открывает вино и передает тебе привет, если этот… жест можно счесть за привет. Полина с Тимуром пытаются найти что-то в Тимином рюкзаке – судя по всему, подарки. Григорий помогает мне есть салат. Вот так вот.
– А Петя? – спросил я.
– Петя? Так его у нас нет. Он не приехал.
– Не приехал? – Меня охватило удивление. – Почему?
– Не знаю. Мы думали, ты знаешь. Думали даже, что вы празднуете вместе.
– Мы? Вместе? Нет. Он должен быть у вас.
– Вот так вот. Петя потерялся. Если тебе удастся до него дозвониться, передавай, что мы его ждем.
Это что же выходило? Воронцов не навестил Морозовых? Почему?
Я набрал ему по домашнему, долго никто не подходил, а затем раздался хриплый женский голос:
– Н-да.
– Здравствуйте, с Новым годом. А Петя дома?
– Нету Пети, нету. – Помимо голоса говорившей еще слышался пьяный смех. – Он у бабушки.
И все, быстрые гудки. Рождественский ангел во мне на секунду затаился, что-то неприятно скребнуло, как бывает, когда чувствуешь собственную вину. Сорванный женский голос и гадкий смех на том конце телефона были из другой реальности, совершенно не моей. Будто только что я позвонил в два разных мира, в две отдаленные галактики: одна представляла собой квартиру Морозовых, вторая – что-то склизкое, чужое, наполненное мерзкими хриплыми голосами, – место, где родился и жил Петя Воронцов.
Мне стало стыдно от всего того, что я думал о нем в последние дни. Разве он виноват, что природа наделила его чуть-чуть извращенным сознанием, чуть-чуть извращенной любовью? Что с него взять, если с самого детства он слышал эти странные, противные голоса и этот смех? Нет, помимо них было еще что-то кошмарное в его детстве – иначе почему он ненавидит, когда его спрашивают о прошлом?
Я позвонил на городской телефон его бабушке. Она передала ему трубку, как всегда назвав его «Петр», – странное имя, оно ему не шло.
Сейчас мне трудно вспомнить, о чем мы говорили. Голос у него был какой-то отстраненный, и мои попытки узнать, что заставило его проводить праздник у бабушки, вместо того чтобы поехать к друзьям, не увенчались никаким успехом. Моя жалость к нему быстро сменилась раздражением – он говорил со мной так, будто за мной и правда числилась какая-то вина или я его чем-то оскорбил. Сознаюсь, я не звонил ему некоторое время, не виделся с ним, – но и он мне не звонил и не предпринимал никаких действий, чтобы встретиться.
В общем, не понимая, придумываю ли я сам окраску Петиным интонациям или все-таки слышу их, я сухо с ним попрощался и пошел гулять с Собакой.
На улице было светло почти как днем оттого, что падал снег и со всех сторон взрывали ночь разноцветные всполохи фейерверков. Везде, во всех дворах кричали дети. Собака нюхала мутный, едко пахнувший воздух, вздрагивала от хлопков, но шла рядом со мной смирно, хотя я не держал ее на поводке.
– С Новым годом! – заорала мне прямо в лицо обходившая меня компания. Собака гавкнула.
– С Новым годом, – ответил я.
– С Новым годом! – послышались крики чуть дальше.
У людей были жутковатые лица, подсвеченные розово-рыжими огнями горевших фейерверков, всеобщая радость казалась немного безумной.
Еще я запомнил старушку в длинном потертом пальто и меховой шапке. Она стояла возле одного из подъездов и, щурясь, очень зло глядела по сторонам, в особенности на молодых женщину и мужчину, которые со смехом и визгами валяли друг друга в снегу.
– Какой срам, какой срам, – шептала она, произнося слово «срам» желчно и отчетливо, будто получала от его звучания наслаждение. – Какой срам!
Я ускорил шаг, завернул за угол дома – там было потише, вынул айфон и опять набрал Пете. Вообще-то я не надеялся, что сеть будет свободна, но услышал длинные протяжные гудки.
– Да? – раздался Петин голос.
– Снова я. Я пригласил всех к себе второго числа.
– Зачем?
– Да просто так, потусоваться. Ты имеешь что-то против?
– Нет, с чего бы.
– Придешь? – спросил я, снова удивляясь его холодности.
– Приду, – без энтузиазма, но и без раздумий ответил он.
– Я… – начал было я и замялся: на самом деле я собирался заговорить не о себе, а о Ясне, и мне показалось, что он это понял. – Ладно. Приходи второго утром, купи по дороге еды.
Глава девятая
Ясна.
Стало уже невыносимо. Я устал думать, представлять, вспоминать ее. Мне необходимо было увидеть ее хотя бы еще раз, хотя бы последний, даже несмотря на то дурацкое ощущение, что я больше ее не встречу.
Странным образом второго января никто не был занят, и все согласились прийти ко мне, будто, как и я, жалели, что нам не удалось собраться вместе в новогоднюю ночь.