Внутри кондитерской все — стены, столики, стулья, диванчики — было золотым, оранжевым и красным. У Деборы был любимый диванчик в углу, куда она обычно сразу направлялась. К ней часто подходили люди, иногда даже просили проконсультировать: «Скажите, это дерматит или что-то другое?» Это были издержки работы врача в маленьком городке. Обычно ей это не мешало, но сегодня хотелось побыть одной.
Несколько посетителей стояли в очереди. Еще человек пять сидели тут и там. Опустив голову, чтобы не встретиться взглядом ни с одним из них, Дебора прошла в кухню, а оттуда прямо в кабинет Джил.
Не успела она сесть в кресло за столом, как в кабинет вошла сестра, неся на подносе три кофе и три фирменные булочки.
— Я так понимаю, что сегодня завтракаю с тобой? — спросила она.
— Именно.
Взяв чашку, Дебора изучающе посмотрела на сестру. Беременна? С коротко стриженными светлыми волосами и с веснушками, в короткой майке и облегающих джинсах, Джил сама была похожа на ребенка.
— Не могу поверить, — сказала Дебора в непонятном замешательстве. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— Волнуешься?
— Больше, чем могла себе представить.
Дебора взяла ее за руку.
— Ты будешь изумительной мамой.
— Значит, ты не переживаешь за меня?
— Конечно, переживаю. Будет нелегко вставать по ночам к плачущему ребенку, когда некому тебя подменить. Ты до смерти устанешь, но больничный взять не сможешь.
Джил выдернула руку.
— Почему некому? Посмотри туда.
Деборе не нужно было смотреть. Она достаточно часто бывала в кондитерской, чтобы знать троих человек, которые ловко сновали за прилавком между кофеварками и корзинами с выпечкой, слушая, как посетители выбирают сладости из списка, сделанного мелом на высокой доске. Два кондитера работали в кухне до обеда, выдавая горы свежайшей выпечки — от пончиков до глазированных булочек. А еще был Пит, который приходил помогать Джил с обедом.
Дебора все поняла.
Но сестра все равно сказала:
— У меня прекрасный штат, тщательно подобранный и вышколенный. Как ты думаешь, кто присматривал за магазином, когда я бегала по врачам? У меня своя жизнь, Дебора. И она заключается не только в работе.
— Я этого не говорила.
— Я люблю свое дело. Не так давно я сама месила тесто. И фирменные глазированные булочки пекут по моему рецепту. А фирменный салат? Если ты думаешь, что мне не нравится готовить каждый день по маминому рецепту, ты не права. Честно говоря, иногда ты похожа на папу. Он думает, что это все тяжелая монотонная работа и что я здесь одна. Он не знает Ская и Томаса, которые приходят сюда в три утра, и Элис, которая сменяет их в семь. Он не знает, что у меня есть Миа, Кишан и Пэт. Он не знает о Донне и Пите.
— Он знает, Джил, — сказала Дебора. — Люди рассказывают.
— Разве он не видит, что моя кондитерская — это успешный бизнес? Когда мне было восемь лет, я хорошо играла на пианино, и поэтому он решил, что я должна стать профессиональной пианисткой. В двенадцать я победила на олимпиаде по точным наукам, и он решил, что я стану нобелевским лауреатом. Я всегда была недостаточно хороша, отец всегда ожидал большего. — Джил приложила руку к груди. — Я хочу этого ребенка. Он сделает меня счастливой. Разве это не должно сделать счастливым нашего папу?
Она говорили не о ребенке, а о куда более серьезной проблеме родительских ожиданий. Хотя Джил было тридцать четыре, она все равно оставалась ребенком Майкла Барра.
— Скажи ему, что ты беременна, — сказала Дебора. Возможно, это было эгоистично с ее стороны, но ей ужасно не хотелось хранить еще и эту тайну.
— Скажу.
— Сейчас. Скажи ему сейчас.
Вместо ответа Джил спросила:
— Ты знала, что Кельвин МакКенна преподавал в нескольких группах подготовки для поступающих в колледж?
Дебора достаточно долго смотрела на сестру, чтобы понять, что та так просто не сдастся. Вздохнув, она сделала глоток кофе.
— Да, знала.
И Джил это знала, поскольку он преподавал историю у Грейс.
— Вчера здесь были несколько его учеников. Разговаривали.
Отковыряв орешек от глазированной булочки, Дебора поднесла его ко рту, потом положила обратно.
— Это было до того, как он умер. Сегодня я разрешила Грейс остаться дома. Я правильно поступила?
— Папа сказал бы «нет».
— Я не спрашиваю папу. Я спрашиваю тебя.
Джил ответила не колеблясь:
— Да, ты поступила правильно. Уже одной аварии было достаточно, а теперь Грейс, которая знала этого мужчину, будет еще труднее. Известно, отчего он умер?
— Еще нет. — Дебора уже открыла рот, чтобы сказать правду. Ей очень хотелось разделить этот груз, и если она могла кому-то доверять, то только Джил. Но прежде чем она успела что-либо сказать, вошел Хол Труттер.
Во внешности Хола не было ничего изысканного. На мужчине, одетом в темно-синий костюм и красный галстук, словно светилась надпись: «АДВОКАТ». Зная это, Дебора подозревала, что все в кафе догадались, зачем он сюда пришел.
Хол взял кофе с подноса на столе и посмотрел на Джил.
— Хочешь дать свидетельские показания или не желаешь оставлять нас наедине?
Джил не любиЛа Хола. Она не раз говорила об этом Деборе, даже не зная, что он имеет виды на сестру. Возможно, это было ее обычное недоверие к слишком самоуверенным мужчинам. В ответ на его вопрос Джил скрестила руки на груди и ответила:
— И то и другое.
Чувствуя себя в относительной безопасности, Дебора достала из сумки бланки со своими показаниями. Хол развернул бумаги и стал читать.
За первую страницу Дебора была спокойна. Обычное перечисление: место происшествия, ее имя, адрес, номер водительского удостоверения, модель машины и регистрация. Она занервничала, когда Хол перешел ко второй странице: там была маленькая строчка, которая начиналась со слова «Водитель».
Пытаясь преодолеть чувство вины, Дебора неотрывно смотрела на Хола. Он снова откусил кусок булочки и продолжал читать.
Джил не выдержала:
— Смотри не измажь бумаги глазурью.
Как раз в этот момент зазвонил мобильный телефон Деборы. Вытащив его из кармана, она взглянула на экран, тихо выругалась и встала.
— Я сейчас вернусь, — сказала она и пересекла кухню. — Да, Грэг.
— Я только что получил сообщение от Дилана. Что у вас там произошло?
Дебору не удивило, что Дилан позвонил отцу. Ей хотелось бы, чтобы он сделал это позже, но все равно Кельвин МакКенна был мертв. Грэг когда-нибудь узнал бы обо всем.
Выйдя на задний двор и спрятавшись за контейнером для мусора, Дебора рассказала ему об аварии. Последовавшие вопросы были предсказуемыми. Хоть Грэг и переехал в Вермонт, чтобы открыть в себе талант художника, для Деборы он все еще оставался исполнительным директором, который, вдаваясь в мельчайшие детали, привел свой бизнес к успеху.
Следует отдать ему должное, первый вопрос был о Грейс и о том, не ранен ли кто-то из них. А потом началось: «В котором часу ты выехала из дому, в котором часу забрала Грейс, в котором часу произошла авария? На каком именно участке дороги это случилось, далеко ли отбросило жертву, когда приехала «скорая»? В какой он был больнице, кто был лечащим врачом, приглашали ли специалиста?»
— Специалиста не было, — ответила Дебора. — С ним все было в порядке. Никто не ожидал, что он умрет.
Короткое молчание, а потом:
— Почему я узнаю об этом от своего десятилетнего сына? Ты замешана в аварии с человеческими жертвами и не считаешь это достаточно важным, чтобы сообщить мне?
— Мы в разводе, Грэг, — напомнила Дебора грустно.
В его голосе звучала неподдельная обида, это было так похоже на того чуткого человека, за которого она вышла замуж, что ее захлестнула волна воспоминаний.
— Ты говорил, что вычеркиваешь свою жизнь здесь. Я пыталась тебя оградить. Кроме того, до сегодняшнего утра никаких человеческих жертв не было, а с тех пор я была немного занята.
Грэг немного смягчился.
— Грейс расстроена?
— Очень. Она была в автомобиле, который сбил человека.
— Она должна была позвонить мне. Мы могли бы поговорить.
— Ох, Грэг, — устало вздохнула Дебора. — Вы с Грейс не разговаривали — по-настоящему, — с тех пор как ты ушел.
— Может, как раз настало время.
Она не знала, говорит он о разговоре по телефону или о личной встрече, но не была уверена, что сейчас Грейс согласилась бы на какой-либо из вариантов. Девочка виделась с отцом раз в несколько месяцев, да и то по настоянию матери.
— Сейчас не очень подходящий момент, — сказала Дебора. — На нее и так достаточно навалилось.
— Сколько она еще будет на меня злиться?
— Не знаю. Я пытаюсь говорить с ней об этом, но она все еще ощущает себя покинутой.
— Потому что ты это ощущаешь. Ты навязываешь ей свои чувства?
— Мне не нужно это делать, — сказала Дебора с внезапной злостью. — Грейс и сама чувствует себя достаточно одинокой. Ты ее отец, и тебя не было здесь в течение последних двух лет ее жизни. Буквально. Ты не соизволил приехать ни разу. Ни разу! Ты хочешь, чтобы дети приезжали к тебе. Дилана это, возможно, устраивает, но у Грейс здесь своя жизнь. У нее здесь уроки, тренировки, друзья. — Дебора посмотрела на часы. — Я не могу сейчас этим заниматься. Я была занята, когда ты позвонил, и мне нужно вернуться к работе.
— Вот в чем причина, видишь?
— Причина чего?
— Того, что наш брак развалился. Тебе всегда нужно было работать.
— Извини меня! — закричала Дебора. — Это говорит тот, кто работал по шестнадцать часов в день, пока наконец не бросил все это? К твоему сведению, Грэг, я хожу на соревнования Грейс по бегу и на бейсбольные матчи Дилана. Я посещаю концерты в музыкальной школе и школьные спектакли. Это у тебя никогда не хватало времени на нас.
Грэг тихо сказал:
— Я просил тебя переехать сюда со мной.
Деборе хотелось плакать.
— Как я могла это сделать, Грэг? Здесь мои пациенты. Я присматриваю за отцом. Грейс в старших классах, а у нас одна из лучших школ в штате, ты сам это говорил. — Она расправила плечи. — Если бы я переехала с тобой на север, мы жили бы втроем: ты, Ребекка и я. Грэг, ты сделал мне предложение, которое я не могла принять. Поэтому если хочешь поговорить о том, как я развалила наш брак — пожалуйста. Но не сегодня, не сейчас. Мне нужно идти.