». Мы пару раз порепетировали, и оба раза я мечтала о том, чтобы он нашел на мое место кого-нибудь другого, потому что оказалось, что петь для него и с ним — это куда хуже, чем петь просто для самой себя.
— Печальная история, — вздохнула я.
— Ага. Вдобавок ко всему мне приходится по-прежнему уходить куда-нибудь вечером по пятницам, потому что не могу же я вдруг заявить: «Ах да, кстати, я бросила свой книжный клуб». И вот я просто еду в Пейнтон и смотрю на море. Там мы впервые поцеловались с Марком. Когда я приехала туда во вторую пятницу, Марк тоже был там. Мы не разговаривали. Мы просто поехали к нему и занялись любовью. Я расплакалась и сказала, что это будет наша прощальная встреча, что иначе просто нельзя. Он сказал, что согласен на все, что бы я ему ни предложила. И даже не настаивал на том, чтобы я ушла от Боба. Я еще подумала: «Почему именно я?» В том смысле, что ведь Марк мог бы найти себе кого-нибудь получше и без мужа. В общем, все началось по новой, и у меня больше нет депрессии, но я не знаю, что делать.
— Тебе надо уйти от Боба, — сказала я совершенно неожиданно для себя самой.
— Ты серьезно?
— Да. То есть я не знаю. Ты должна сама принять это решение. Мне не стоило этого говорить.
— Вообще-то ты права. Мне надо от него уйти. Но я по-прежнему не уверена, что смогу. У меня вся жизнь завязана на Бобе: дом, работа. У вас-то с Кристофером не было ничего такого. Так что тебе наверняка было проще… Черт, что я говорю… Такое разве может быть просто?
— Честно говоря, Либ, я целых шесть лет думала о том, что мне надо от него уйти, и уверяла себя, что не смогу этого сделать. Говорила себе, что у меня мало денег и что, оставшись один, Кристофер не сможет оплачивать дом… Но все это как-то решается. Ты же знаешь, мы от многого отказались, чтобы быть вместе, и я не могла просто так взять и оставить его ни с чем после всего, что было. Я не признавалась себе, что с самого начала наши отношения строились вовсе не на том, что у нас было так много общего и что нам хотелось провести жизнь вместе. Мне просто хотелось с ним трахаться, и я готова была изломать жизни нескольких человек ради того, чтобы этого добиться. Если бы я призналась себе в том, что настоящая моя история — вот такая, то персонаж из меня вышел бы тот еще! Всегда можно найти миллион причин не расставаться с кем-нибудь. И многие из этих причин — твои запутанные представления о себе и о том, при каких обстоятельствах ты смогла бы ужиться хотя бы сама с собой.
— Может, я просто трусиха?
— Не думаю, что все так легко объясняется. Человек не может быть «просто» трусом.
— Но если бы люди расставались друг с другом каждый раз, когда им этого хочется, на свете вообще не осталось бы никаких отношений.
— Да, но если тебе хочется этого несколько лет подряд?
— Я не ожидала, что ты станешь давать мне советы, как поступить.
— Я сама этого от себя не ожидала. Но из того, что ты мне сейчас рассказала, вывод напрашивается сам собой. Я просто говорю тебе то, что от тебя же и услышала. Кроме того, все это несправедливо по отношению к Марку. Не говоря уже о Бобе.
— Я ужасный человек.
— Да нет же, дурочка! Ты прекрасный человек! Вот почему ты так нужна всем этим мужчинам. Просто ты немного запуталась и пытаешься найти правильный выход из положения. Я думала, что мне стоит остаться с Кристофером, несмотря на то что мы друг другу не подходим, потому что мне казалось, будто страсть можно как-то выработать с годами или научиться ей. Но невозможно просто взять и принять решение быть счастливой — и научиться страсти, по-моему, тоже нельзя. И к тому же, помнишь, мы с тобой уже как-то говорили о том, что никто не знает, какой он, этот «правильный выход».
— Да, но насколько важно мое счастье в этой общей схеме? В мире полно несчастных людей, и они просто берут и живут себе дальше. Мои проблемы по сравнению с их несчастьями — просто смех и ерунда. Вот если бы Боб был моим отцом-инвалидом, я бы не могла от него уйти и просто вынуждена была бы держаться. Я все пыталась внушить себе, что он — мой отец-инвалид, но из этого ничего не вышло.
Я рассмеялась:
— Неудивительно, что у вас не ладилось с сексом!
— Да уж, ха-ха.
— Ну и, кроме того, отцы-инвалиды не мешают людям влюбляться в кого им хочется.
— В телесериалах очень даже мешают.
— Да, но в телесериалах никто не будет против, если ты влюбишься. Разве не для того им нужны отцы-инвалиды? Они выполняют роль преграды на пути героя или героини. Просто очередная версия родителя, который хочет удержать тебя в родном гнезде, или выдать замуж, или заставить заняться семейным бизнесом. Когда у тебя есть такая преграда, ты просто обязана влюбиться, чтобы отец-инвалид смог жить своей жизнью и не полагаться во всем лишь на тебя одну.
— Да, это правда.
— А ваши отношения с Бобом — это совсем другое дело. Вам непременно нужно заниматься сексом, и ты не можешь любить никого другого.
Либби поднесла ладонь к губам и снова ее убрала.
— Господи боже, — прошептала она. — Ты права.
— Прости уж за прямоту.
— Господи, — повторила Либби. — Да нет же, наоборот мне все вдруг стало ясно. Теперь я точно это сделаю. Я от него уйду.
— В этом будет смысл. Как ты и хотела.
— Черт.
— Да.
— Значит, мое падение продолжается.
— Почему обязательно падение? Ты не можешь предугадать, что случится. Когда я уходила от Дрю к Кристоферу, я думала, что поступаю очень плохо, но после того как мы расстались, на Дрю посыпались отличные роли, и он начал встречаться с Розой Купер. Она всегда ему нравилась, и все сложилось самым лучшим образом, ну по крайней мере на какое-то время… А я в результате застряла тут в Дартмуте с Кристофером, как кролик, угодивший в ловушку…
У Ви была одна любимая народная сказка — про кролика, который попался в ловушку. Приходит койот и спрашивает у кролика, что он делает и почему сидит здесь. Кролик рассказывает, что фермер был так недоволен тем, что он отказывался есть вместе с ним дыни, что посадил его в эту ловушку и теперь будет заставлять его есть вместе с ним курицу. Койот выпускает кролика из ловушки и сам забирается на его место, потому что ему хочется поесть вместе с фермером курицу. Когда приходит фермер, он, конечно же, пристреливает койота. Это была не совсем история без истории. Это была в каком-то смысле вполне традиционная сказка со всеми видами перестановок (койот из свободного превращается в плененного; кролик из обманутого превращается в обманщика, и так далее), которые приносят слушателю удовлетворение просто потому, что кролик, существо более слабое и изобретательное, побеждает койота — персонажа сильного, но глупого. Однако в реальной жизни сила и глупость чаще всего побеждают, а кролики не разговаривают.
Либби покраснела и опустила глаза.
— Твою мать, — бормотала она. — Про Розу-то я совсем забыла. Черт, Мег, прости! Я знаю, что ты ее терпеть не могла, но ведь она была твоей самой давней подругой, да? Я тупая свинья, думаю только о себе!
— Ничего страшного, — успокоила я ее. — Ты права, я и в самом деле ее терпеть не могла.
— Но ты ведь не рада, что она умерла?
— Нет, конечно.
Мы молча допили свои коктейли, и, когда Эндрю подошел к нам, я настояла на том, чтобы мы расплатились. Либби ухватилась за свою коробку с ревенем.
— Вообще-то ты совсем не обязана варить варенье, — сказала она. — Я пошутила.
— Нет-нет, я сварю. Мне хочется.
— Мне так стыдно из-за всего. Можно я посмотрю на твой дом?
Когда Либби ушла, за окном стемнело, и начался дождь. Я устроилась поудобнее на диване перед камином и продолжила вязать носок, прислушиваясь к плевкам и шипению дров в огне и к ленивым перекатам волн. Вскоре я поймала ритм своего будущего носка, так что могла одновременно вязать и думать о разных посторонних вещах, и мысли разлетались брызгами в такт дождю. В какой-то момент я представила себя с Роуэном, и цвета вдруг собрались в моем сознании в неожиданную радугу. Я вообразила, как мы с ним идем по пляжу и я заставляю его пообещать мне — поклясться жизнью, — что, как только он меня разлюбит, он уйдет. Не через год, не через семь и не через тридцать лет, а как только поймет, что это произошло. Но вообще-то я не могла представить себе, как мы с Роуэном идем по пляжу. Какой там пляж — я даже толком не могла представить себе, как мы с ним пьем чай у меня в домике. Не могла представить, как мы вместе садимся на поезд, или читаем по очереди страницу с обзорами в газете, или он идет выгуливать Бешу, потому что у меня разболелась голова. Не могла представить, как лезу в кошелек в поисках пятидесяти пенсов, а он автоматически роется у себя в кармане или кошельке, если я так и не нахожу нужной монеты. Прежде, чем разлюбить, ему нужно было вообще-то меня полюбить. У радуги должен быть не только конец, но и начало, и мне не удавалось отчетливо вообразить себе ни того ни другого.
Мрак на улице так и не рассеялся, и около четырех часов я повела Бешу на прогулку по пляжу. Волны намыли полосу пугающе красных водорослей, похожих на содранные кровяные коросты. Беша нашла выброшенный морем искореженный кусок древесины и притащила его мне. Она опустилась на передние лапы, приподняв заднюю половину туловища, и бешено замахала хвостом. Это было кодовое обозначение фразы «брось палку». Я подумала о том, как много у нас с ней способов понимать друг друга. Я умела распознать ее сигналы «Я хочу есть», «Я хочу пить», «Я хочу поиграть», «Я не хочу играть» и так далее. А она улавливала связь между магазинными сумками и угощением и поэтому засовывала морду в каждый продуктовый пакет, который попадался ей на глаза. Еще она угадывала связь между приемом ванны и ее ежегодной поездкой к французскому ветеринару, который всегда давал ей много печенья, после чего осматривал ее шерсть, приговаривая: «А теперь посмотрим, не живет ли кто-нибудь на тебе», и под конец делал ей прививки. Она знала, что большие картонные коробки означают переезд. Она знала, что звон колокольчика может говорить о наличии котенка, привязанного к этому колокольчику, и что звук торопливых шагов и шуршание конвертов означают приближение почтальона. Ей было почти восемь. Это означало, что через несколько лет, когда мне будет уже за сорок, я останусь совсем одна: несчастная старая дева с тысячей разных хобби. К тому времени у меня уже будет не одна сотня пар носков, связанных моими руками. Да что же это со мной? Ведь не может быть, чтобы вся моя жизнь свелась только к этому! Я попыталась представить себе множество хороших романов, интересные диски и прекрасные обеды с друзьями, и Бешу, которая все живет и живет. Но было уже слишком поздно. Я услышала, как выдыхаю воздух короткими тоненькими струйками, и через несколько секунд поняла, что плачу. Да что же это со мной? У меня есть колонка в газете, есть друзья и даже прорисовывается план для нового романа. Деньги у меня тоже есть, и домик у моря.