На четвертый день после того, как Лайон согласился с нашей версией о защемлении поясницы, Дженна вошла в мою комнату и посмотрела на меня, как человек, который слишком много о чем-то думал и наконец пришел к какому-то выводу.
– Ты должна рассказать ему, – выпалила она.
Если бы я могла встать, я бы ушла в другую комнату, но так как я не могла, то просто проигнорировала ее и продолжила читать книгу, которую держала в руках.
– Ноа, мы поговорим об этом или так и будем продолжать не замечать, что ты вынашиваешь ребенка в своей утробе?
Я отложила книгу и уставилась на нее.
– Нам не о чем говорить. Я со всем справлюсь сама.
Дженна горько рассмеялась.
– Да? Как? – спросила она, указывая на меня. – Ты даже не можешь самостоятельно сходить в туалет.
Я посмотрела на нее.
– Это всего на несколько дней… Через неделю пойду к врачу, и он мне скажет, что все в порядке. Тогда все это безумие закончится, и я смогу жить своей жизнью.
У этого плана было несколько слабых мест, но я не хотела об этом думать.
– Ты слышишь себя? – сказала Дженна, повысив голос. – Рано или поздно, Ноа, беременность начнет проявляться! Она уже заметна, если приглядеться.
Мы обе посмотрели на мой живот… который едва заметно выпирал.
– Я читала о женщинах, которые скрывали беременность чуть ли не до восьмого месяца… Придется покупать оверсайз-одежду, но…
Дженна покачала головой и подняла к потолку глаза, словно ища там слова откровения, которые вразумят меня.
– Я не понимаю. Мы говорим о вашем сыне! Почему ты не хочешь сказать Нику. Почему?!
Я почувствовала жар внутри, который не предвещал ничего хорошего. Я превратилась в ходячую бомбу замедленного действия, во всех смыслах этого слова. Но я не хотела вымещать гнев на Дженне. Тем не менее я не могла остановить следующие слова, вылетевшие из моего рта.
– Потому что я умоляла его вернуться ко мне, а он отказался! – закричала я, пытаясь сдержать слезы. – Он сказал, что не сможет простить меня, сказал, что то, что я сделала, покончило с нами навсегда. Я поставила ему ультиматум, но ему было все равно. Он ушел!
Глаза Дженны расширились от удивления, которое через несколько секунд сменилось возмущением.
– Я сказала, что люблю его, Дженн, но ему было все равно. Я просила его остаться, но он не остался, – продолжила я, захлебываясь от слез. – Хочешь, я сейчас пойду и скажу ему, что жду от него ребенка? И что? Силой привяжу его ко мне, несмотря на то, что он ясно дал понять, что больше не хочет меня видеть?
– Но я уверена, как только она узнает о ребенке…
– И он станет заботиться о нем? Захочет заботиться обо мне, взять к себе домой, дать все, что у него есть, и даже больше? Думаешь, я не знаю? Но я не хочу, чтобы он был рядом только потому, что я беременна. Не хочу, чтобы он был со мной только потому, что должен.
Дженна вздохнула, покачав головой, не зная, что сказать.
– Николас любит тебя, – заявила она после минутного молчания. – Я знаю, он безумно влюблен в тебя, и знаю, что когда он узнает о ребенке, то станет самым счастливым человеком на Земле, Ноа. То, что произошло между вами, ужасно, но подумай, возможно, этот ребенок – это то, что вам необходимо, чтобы забыть о разногласиях и попробовать еще раз? Я не вижу лучшей причины.
Я увидела картину, которую она хотела создать в моей голове: Ник и я, снова вместе. У нас прекрасный ребенок, о котором нужно заботиться. Мы вместе живем той жизнью, которую я хотела, а ребенку уже восемь… Это было то, чего я хотела: жить с Ником.
Я выдохнула и покачала головой.
– Не хочу больше говорить ни о беременности, ни о Нике, ни о ребенке. Пожалуйста, дай мне хотя бы самой до конца это усвоить, прежде чем вынуждать меня столкнуться со всем этим, с ним, с нашим…
Дженна нежно посмотрела на меня и подошла, чтобы обнять.
– Ты будешь прекрасной матерью, Ноа, а этот малыш будет самым красивым ребенком в мире.
Я несколько раз моргнула, сдерживая вновь подступившие слезы, в голове возник образ крошечного ребенка с чертами лица Ника.
Дженна отстранилась и впервые положила руку мне на живот.
– Я буду его любимой тетей. – Эта фраза рассмешила нас.
Дженна ушла посмотреть, что делает Лайон, а я воспользовалась случаем, чтобы укрыться одеялами и попытаться уснуть, хотя страх перед необходимостью рассказать Николасу о том, что нас ждет, не позволял этого сделать.
Эти две недели были самыми длинными в моей жизни, они позволили мне о многом подумать: во-первых, я уже могла называть ребенка «мой малыш», что было большим шагом. Во-вторых, я уже позволяла себе читать в интернете информацию о развитии плода и знала, что мой малыш, которого я назвала Мини-Я (мини + я), – независимо от того, мальчик это или девочка, мне было все равно, – мой и будет похож на меня, поэтому прозвище Мини-Я подходило ему как нельзя лучше. Теперь он мог двигать ногами и руками, был чувствителен к свету, восприимчив к раздражителям, а значит, слышал и меня. Когда я говорила с ним, он слегка шевелился. У него уже была сформирована голова, и начали расти ногти. Размером он, судя по информации в интернете, был с авокадо, и нам снова пришлось соврать Лайону, который смотрел на нас так, будто мы что-то замышляли, когда Дженна взяла на себя смелость снова отвести меня к врачу. Когда я одевалась в то утро, волновалась, потому что, проведя последние несколько недель в пижаме, я не осознавала, что ребенок все еще растет, и я с ним.
Я сняла штаны и надела эластичную расклешенную юбку и футболку «Рамоунз»… да, я определенно была лучшей матерью.
На этот раз мы пошли в родильное отделение, а не в отделение скорой помощи, и я боялась, что нас там кто-нибудь узнает. Честно говоря, мы сами были похожи на двух детей, которые заблудились и не знают, как найти выход. Женщины там казались взрослыми, из тех, кого называли «мама». Я же, смотря на свое отражение в зеркале, выглядела как вчерашняя школьница.
Когда назвали мое имя, я покраснела и захотела провалиться сквозь землю. Несколько женщин с любопытством посмотрели на нас, и многие заметили мой живот.
Мы вошли в кабинет доктора Хаббера, медсестра попросила меня лечь на стол и сказала, что он скоро придет. Дженна начала осматривать кабинет, взяла пластикового ребенка, которого поместили в макет матки, и показала его мне.
– Вот откуда он должен выйти, – сказала она, указывая на маленькую дырочку во влагалище.
Я смотрела на нее, нервничая все больше и больше. Дженна поставила репродукцию на место и села на стул напротив стола. Через несколько минут появился врач и дружелюбно улыбнулся мне.
– Как дела, мисс Морган? – спросил он, подойдя ко мне.
– Кажется, хорошо… наверное… и вы можете называть меня Ноа.
Доктор Хаббер весело кивнул и повторил то, что делал в прошлый раз. Сел рядом со мной на стул и поставил аппарат УЗИ так, чтобы хорошо видеть и манипулировать им.
– Давайте посмотрим, как поживает плод и зажила ли гематома.
Затем он намазал мой живот прохладным гелем и провел зондом. Через несколько мгновений сердцебиение ребенка разнеслось по кабинету, и мы увидели его на экране.
– О, смотри, Ноа! – воскликнула Дженна, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть.
Там, немного подросший с тех пор, как я видела его в последний раз, был Мини-Я, да, в довольно странной позе. Его маленькие ручки сжимали то, что я приняла за пуповину.
– Он играет… Это хороший знак, – с улыбкой сообщил доктор. После этого он перешел к измерению плода: его размеры были идеальными, размер головы тоже, у него даже было немного волос на макушке.
Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами… Увидев его снова, после того, как я приняла его и узнала, что он здоров, я испытала счастье, которого не испытывала уже несколько лет… Счастье, которым хотела поделиться с ним.
– Хотите узнать пол ребенка? – спросил доктор Хаббер, перемещая зонд, пытаясь лучше рассмотреть.
– Да! – ответила Дженна.
– Нет! – сказала я. Моя реакция заставила доктора остановиться и посмотреть на меня. Дженна тоже взглянула на меня, и слезы покатились по моим щекам. Я начала плакать, потому что не могла узнать пол Мини-Я, пока Ника не было рядом. Как я могу так с ним поступить? Мини-Я и его тоже, не так сильно, как мой, конечно, но это ребенок Ника… У этого драгоценного ребенка, играющего с пуповиной, был отец, который, я уверена, обожал бы его больше всех на свете. Имею ли я право лишить отца своего ребенка?
Дженна, казалось, поняла, почему я плачу, и крепко сжала мою руку.
– Мы предпочитаем подождать, доктор, – сказала она.
Доктор Хаббер кивнул и снова обратил внимание на экран.
– Плохая новость в том, что гематома почти такая же большая, как раньше. Уменьшилась, но далеко не так, как я ожидал после двухнедельного постельного режима.
– Что это значит?
– Это значит, что у вас все еще есть большая вероятность выкидыша, а аборт в шестнадцать недель не только поставит под угрозу жизнь плода, но опасен и для вас.
Я посмотрела на доктора со страхом в глазах.
– Вы продолжите отдыхать, а я пропишу вам больше витаминов. Понимаю, вам страшно, Ноа, но такое не так уж и редко случается. Это бывает со многими женщинами, и тем более, если это их первая беременность, – объяснил он с ободряющей улыбкой. – Вам нужно набраться терпения и не вставать с постели.
Все это звучало так ужасно… Еще две недели постельного режима! Что я буду делать?! Дженна не могла заботиться обо мне все время, а Лайон в конце концов поймет, что что-то не так. Не говоря уже о том, что через очень короткое время я уже не смогу спрятать беременность под футболкой «Рамоунз».
Черт… У меня было мало времени!
– Нужно рассказать Лайону. Я заставлю его поклясться, что он ничего никому не скажет, – сказала Дженна по дороге домой.
Я заставила ее заехать в кафе-мороженое, потому что у меня внезапно возникло ужасное желание съесть шоколадно-ореховое мороженое. Полагаю, я только что испытала первый официальный каприз беременной и облизывала губы, пока Дженна с тревогой смотрела вперед.