Воображение рисовало образы Ника с ней, как он целует ее, ласкает, прикасается к ней, делает то же самое, что делал со мной. Словно кадры из фильма.
Николас поставил мой чемодан на скамейку и повернулся ко мне.
– Тебе следует лечь в постель.
Его слова, казалось, заставили меня проснуться и выбраться из того ада, в который я провалилась.
– Ты со мной разговариваешь? – сказала я, пытаясь скрыть свою печаль за гневом.
Он выглядел удивленным и настороженно посмотрел на меня.
– Извини, что все это время молчал… Мне нужно было подумать… Пойми, что я не ожидал этого.
– А я ожидала? – резко ответила я.
– У тебя было больше трех недель, чтобы привыкнуть, – ответил он, упрекая меня в том, что я не сказала ему, как только узнала.
– Прости, что не побежала к тебе, как только узнала, что внутри меня ребенок, которого я не ждала и не хочу!
Как только я произнесла эти слова, почувствовала себя виноватой и поняла, что лгу. Конечно, я хотела этого ребенка, сейчас даже больше, чем когда-либо, пути назад не было. Мы с Мини-Я были связаны: мысль о материнской связи, начавшейся еще до рождения, была абсолютной реальностью.
– Думаешь, я хотел?! – закричал он, поднося руку к лицу в приступе нервозности. Сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, но, по-видимому, без особого успеха, и снова заговорил со мной более спокойным тоном:
– Нам не следует из-за этого ссориться, пожалуйста, ложись в постель, Ноа.
Его слова все еще эхом отдавались у меня в голове, словно их усиливала какая-то мозговая система, которая не могла перестать слушать.
Ник не хотел ребенка…
– На эту кровать? Хочешь, чтобы я забралась в постель, на которой ты трахнул бог знает сколько женщин? – сказала я в порыве гнева и ревности. – Нет, я ни за что не уложу Мини-Я и себя сюда.
Ник не ожидал такого ответа и растерялся, не зная, что сказать. Это молчание только подтвердило мои подозрения.
Я схватила подушку и вышла, чтобы сесть на диван в гостиной, ужасный и неудобный диван, как я и подозревала, когда только увидела его. Я села, скрестив ноги в позе лотоса, и уставилась прямо перед собой в огромный телевизор, который, похоже, был единственным, что выбрал Ник.
Я наблюдала краем глаза, как он вошел в гостиную, подошел к мини-бару и налил себе выпить. Несколько секунд он смотрел на янтарную жидкость, пока наконец не поставил стакан на стол и не подошел ко мне, протягивая руку.
– Пойдем, – спокойно сказал он. – Я забронирую номер в отеле.
Это застало меня врасплох. Я раскрыла глаза от удивления, и, когда увидела, что он говорит серьезно, часть моего гнева утихла.
– Правда?
– Не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко.
Я кивнула, вставая с дивана и глядя на него. Хотелось обнять его, как бы мне ни было больно. Вся эта ситуация была очень странной… С каких это пор Ник поддался моим прихотям? Нормальным было бы для нас сейчас наброситься друг на друга с криками, но мы осторожно пытались скрыть все, что хотелось сказать.
В машине Ник позвонил в отель «Мондриан» в Западном Голливуде и, к моему удивлению, снял номер для нас двоих.
– Тебе не нужно тратить на это целое состояние, Николас, мы могли бы поехать в мою квартиру, или ты мог бы оставить меня там. Отель – не лучшая идея.
Он даже не отвел глаз от дороги.
– Мне нужно место, где я могу работать, и я хочу, чтобы ты была рядом. Цена номера не проблема, не беспокойся об этом.
Я вздохнула, заметив усталость в теле, хотелось лечь спать. Все, что произошло в этот день, измотало меня.
По дороге я заснула, вскоре Ник осторожно разбудил меня. Когда я открыла глаза, то увидела, что мы уже прибыли и что работник терпеливо ждет, пока мы выйдем из машины.
Да, я совсем забыла про свой наряд – леггинсы, свитер и кроссовки. А вот у Николаса был щеголеватый вид: рубашка, джинсы и блестящие туфли-лодочки.
Я сидела на диване в приемной, пока он регистрировал нас. Было немного волнительно, потому что я давно не отдыхала. Раньше Лайон помогал мне со всем: возил, куда скажу, а сейчас… Если я попрошу Ника, мне придется подробно объяснить ему все, что происходит с беременностью, но совсем не хотелось рассказывать ему, что у меня проблемы с маткой, или все то, что я делала из запрещенного в первые несколько месяцев… Я вела себя безответственно… Вспомнить хотя бы весь алкоголь, что я вливала в себя. Меня затошнило, но не из-за беременности, а из-за меня, потому что я была неспособна даже осознать, что беременна. Черт, я до сих пор не могла поверить, что не почувствовала этого…
К счастью для меня и Мини-Я, лифты были недалеко, и, когда Ник взял меня за руку, чтобы проводить, я почувствовала облегчение. Работник проводил нас в номер на верхнем этаже и оставил там наши сумки. Когда мы вошли, мои глаза расширились от удивления. Ник дал чаевые работнику, и тот ушел, оставив нас одних. Боже мой! Это была не комната, а настоящая квартира. Я сделала несколько шагов, любуясь блестящим паркетом, огромной белой кроватью с черным изголовьем, большим квадратным столом с прозрачными стульями, огромным диваном, письменным столом и невероятным видом на город.
Я старалась не чувствовать себя подавленной и не думать о том, сколько денег должен стоить этот номер, а просто подошла к кровати, на которой Ник открыл мой чемодан, и достала пижаму. Затем пошла в ванную. Душ помог мне расслабиться… Я не знала, что произойдет между нами двумя. В атмосфере было какое-то странное напряжение.
Когда я вышла из ванной в пижаме, состоящей из шорт и широкой футболки, Ник ждал меня, прислонившись к столу. Казалось, он погрузился в мысли о ребенке. Я перестала думать о том, как нервничала, оставшись с ним наедине спустя столько времени, и села на кровать, прислонившись спиной к изголовью, ожидая, когда кто-нибудь из нас нарушит молчание или скажет какую-нибудь глупость.
Я вспомнила наш последний раз наедине, в постели… Я осторожно погладила живот и задержала дыхание. Да, Мини-Я… скоро ты появишься на свет.
– О чем думаешь? – спросил Ник, глядя на меня так пристально, что у меня забилось сердце.
– Ни о чем… Просто вспомнился последний раз… когда мы…
Ник крепко стиснул зубы, наверное, то, что было хорошим воспоминанием для меня, разозлило его.
– Я был безответственным… идиотом.
Я посмотрела на его лицо, полное горечи, и пожалела, что открыла рот.
– То, что случилось той ночью, никогда не должно было случиться, – проговорила я, чтобы скрыть, насколько его отношение меня огорчило. – И это не только твоя вина.
Николас нахмурился, глядя мне в лицо.
– Что случилось, Ноа? – спросил он, и, услышав его голос, я подняла голову и встретилась с его холодным взглядом. – Ты солгала мне?
– Что?
– Когда я спросил тебя, принимаешь ли ты противозачаточные, ты ответила «да», так что объясни мне, как, черт возьми, это могло произойти.
Он спрашивал меня о таблетках? Той ночью я была так поглощена тем, что мы делали, что не помнила и половины из того, что мы говорили друг другу.
Я почувствовала, что мое сердце снова разбилось.
– Думаешь, я сделала это нарочно?
Николас провел рукой по лицу, встал и отошел от меня.
– Я уже даже не знаю, что и думать… Когда ты сказала, что беременна, мне даже в голову не пришло, что от меня, пока ты не решила уточнить это своим проклятым сообщением, – объяснил он, открывая мини-бар и доставая бутылку. Я затаила дыхание, ничего не говоря, желая услышать, что он скажет. – Мы переспали один раз, черт возьми! Один раз за сколько?! Чертова полтора года, и вот что случилось!
– Ты бы предпочел, чтобы отцом был кто-то другой? – я даже не узнала свой голос, мне вдруг захотелось убраться отсюда.
– Ты прекрасно знаешь, что нет.
Я выдохнула.
– Ты полный ублюдок, если смеешь думать, что я могла тебе наврать. Как будто я хотела забеременеть в девятнадцать! Знаешь, тебе не обязательно принимать участие. Я вполне способна сама о себе позаботиться, – последнее было неправдой, но я не собиралась говорить ему.
Ник посмотрел на меня так, будто я оскорбила его.
– Ты этого хочешь? – сказал он, и я заметила, как вена на его шее стала биться с большей силой, чем обычно. Его челюсть напряглась, а взгляд, которым он меня наградил, заставил замереть на месте.
– Ты не обязан. Многие матери способны воспитывать своих детей в одиночку, а у тебя сейчас слишком много всего в жизни, и ты ясно дал понять, что не хочешь меня видеть.
Ник покачал головой и горько рассмеялся, что мне совсем не понравилось. Конечно, я так не думала, но он уже ясно дал понять, что не хочет ребенка и сожалеет о том, что произошло. А я не собираюсь быть той, которая будет преследовать его, как делают тысячи других женщин только потому, что у них ребенок. Конечно, будет тяжело, но я бы никогда не поставила его между молотом и наковальней, никогда.
– Ты всегда хотела решать все проблемы самостоятельно, никогда не позволяла никому помогать или говорить, что ты не права. И знаешь что, любимая? Ты просто жалеешь себя, – «любимая» звучало как худшее оскорбление, когда-либо произнесенное вслух. – Но я скажу тебе кое-что: ребенок в тебе настолько же мой, насколько и твой, так что следи за своими словами.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.
– Ты мне угрожаешь?
– Я буду частью жизни этого ребенка, и он будет носить мою фамилию.
Почему то, что я хотела услышать с первой минуты, сейчас заставило меня почувствовать себя загнанной в угол?
– Решать, что лучше для ребенка, буду я.
– Ну, думаю, ни один судья не станет отрицать, что я лучше подготовлен для воспитания нашего ребенка, не так ли? У тебя ничего нет, ты можешь только просить помощи у моего отца.
Волнение от того, что он сказал «наш ребенок», улетучилось в мгновение ока. Я открыла глаза, не веря, что в разговоре прозвучало слово «судья».
– Что ты хочешь мне сказать? – спросила я с комом в горле.