Я не хотела быть с ним, не могла и не понимала этого, знала только, что, когда я вошла в палату, у меня в груди образовался ужасный узел, я чувствовала себя запертой, загнанной в угол, и освободилась, только когда ушла.
В день переезда все было готово. Родители уже вернулись в Лос-Анджелес, Нику стало немного лучше, ему предстояло ходить в больницу, менять повязки каждые три дня и посещать физиотерапевта, который поможет ему восстановить подвижность руки. Ему сказали, что это будет долгий процесс, но он должен быть благодарен за то, что вообще жив, не все выживают после подобного.
Я никогда не летала на частном самолете и очень волновалась. Перелеты в целом не доставляли мне особого удовольствия, но мысль о полете на маленьком самолете меня сильно пугала.
Ника усадили в бежевое кожаное кресло, лицом ко мне, рядом с большим окном, которое совсем не было не похоже на окна в обычных самолетах. Были только мы и сиделка Джудит, которую я наняла.
Во время полета Ник выглядел более уставшим, чем обычно. Я предположила, что путь из больницы истощил его и без того ограниченную энергию.
Я была рада, что он уснул, так что мне не пришлось с ним разговаривать или объяснять, что, черт возьми, со мной происходит, но, когда я встала, чтобы пойти в туалет, вернувшись, обнаружила его с открытыми глазами, сосредоточившимися на мне.
Я остановилась у двери туалета, оглянулась и заметила, что Джудит ушла.
– Я сказал ей, что она может поспать пару часов в задней части, – сказал Ник, догадываясь, о чем я думаю.
Я посмотрела на него. Гладко выбритый подбородок, взлохмаченные волосы, темная футболка и светлые джинсы. У него были темные круги под глазами, усталость отражалась в каждой из его красивых черт.
Эта поездка могла бы быть совсем другой, я могла бы вести в этом самолете гроб… А на этой неделе организовывать похороны, а не трансфер…
Я до боли прикусила губу.
– Ноа, подойди, – попросил Ник, протягивая руку и глядя на меня встревоженно и нервно.
– Я чуть не потеряла тебя, Ник, – сказала я, глядя на него.
– Я знаю… но я здесь, Ноа… – сказал он, ерзая в кресле, желая дотянуться до меня, но не в силах встать.
Я тихо заплакала. Я две недели сдерживала слезы, старалась быть сильной для него, для себя, для ребенка… Но я не была сильной, наоборот, я была очень слабой…
– Ноа… – он произнес мое имя сдавленным от горя голосом, его рука все еще тянулась ко мне, а я продолжала плакать, наблюдая за ним, словно парализованная.
– Ты не можешь умереть, – сказала я, вытирая слезы. – Ты слышал меня?! – закричала я, внезапно разозлившись на него, на себя, на весь мир…
Ник глубоко вздохнул и кивнул. Но я еще не закончила.
– Ты обещал, что не оставишь меня, поклялся мне, что ничто больше не сможет нас разлучить! И ты снова чуть не бросил меня!
Ник посмотрел на меня, ничего не говоря… но на его глазах выступили слезы.
– Мы ведь уже решили, что будем воспитывать ребенка вместе!
Рыдания застряли у меня в горле.
– Ноа…
– Что бы я делала, если бы ты умер, Николас?! – я безутешно заплакала. Закрыла лицо руками, не в силах совладать с собой…
Просыпаться по утрам, зная, что Николаса больше нет… Не иметь возможности поцеловать его или обнять, почувствовать его кожу, потеряться в его взгляде, никогда больше не ощутить, что такое любить и чувствовать себя в безопасности…
Через мгновение я открыла глаза, вытерла слезы и посмотрела на него.
Когда по его щеке скатилась слеза, я почувствовала, что мое тело свело судорогой, чертов шок, заставил меня отреагировать. Я подошла к нему и позволила обнять себя. Осторожно села к нему на колени и уткнулась лицом в изгиб его шеи, безудержно плача и не зная, как остановиться.
– Мне никогда в жизни не было так страшно, – призналась я, промачивая его рубашку слезами и чувствуя, как он дрожит под моим телом.
– Я знаю, – согласился он, гладя меня по волосам и крепко сжимая. – Я знаю, потому что чувствовал тот же страх, что и ты… Но я не уйду, Ноа, я никуда не уйду…
Я позволила ему продолжать шептать мне приятные вещи. Я впитывала его запах, тепло, близость, стук его сердца, бешено бьющегося рядом с моим.
– Прости, что настояла приехать… Если бы я не попросила тебя, этого бы не случилось, это все моя вина, Ник. Я снова виновата в том, что чуть не потеряла тебя…
Николас крепко взял меня за подбородок.
– Ты ни в чем не виновата, слышишь? – яростно ответила он.
– Если бы я умела принимать то, что ты хотел мне дать… Если бы я не боялась снова быть с тобой…
– Ноа… помолчи, хорошо? – он оборвал меня, а затем подарил поцелуй, который заставил меня вздрогнуть. Он поцеловал меня так, как умел только он, поцеловал так, как хотел с тех пор, как мы расстались… как я хотела, чтобы он поцеловал меня в тот день, когда он сказал, что никогда больше не сможет полюбить меня…
– Я люблю тебя, Ник, – сказала я, когда он отстранился, чтобы дать мне сделать вдох.
Его глаза смотрели на мое лицо, словно желая запомнить каждую мою черту. Я положила руку на его выбритую щеку и погладила. Он поцеловал меня в щеки, подбородок и нос. Поднял мою рубашку и положил руку на уже заметный живот.
– Ничто больше не разлучит нас, Ноа, клянусь нашим сыном.
Я крепко обняла его и уткнулась головой ему в шею. Не хотела двигаться, не хотела расставаться с ним. Я обнимала его, пока мы оба не заснули.
Не знаю, через сколько времени я открыла глаза, но, видимо, я спала недолго, потому что мы все еще летели. Снаружи наступила ночь, и нас освещали только маленькие лампы по бокам кабины.
Ник смотрел на меня, рассеянно играя с прядью моих волос.
– Я никогда не говорил тебе, как сильно мне нравятся твои веснушки, – сказал он, лаская мою щеку, ухо и шею своими длинными пальцами.
– Не говорил, – ответила я, не сводя с него глаз.
– Но я всегда думал об этом… просто не выражал словами. Я знаю, где находится каждая из них, и я замечаю, когда появляются новые… Они сводят меня с ума.
Я улыбнулась, забавляясь тем, с какой частотой он говорил о том, что я ненавидела, пока не встретила его.
– Как ты думаешь, у ребенка будут такие же веснушки, как у тебя? – спросил он, смеясь.
– Думаю, что у младенцев нет веснушек, Ник, – сказала я с улыбкой.
Его пальцы продолжали играть с моим животом.
– Он стал намного больше с тех пор, как я видел тебя в последний раз, – сказал он, проводя большим пальцем чуть выше пупка.
Я вздрогнула всем телом.
– Изящный способ сказать, что я толстая, – ответила я, скривившись.
– Ты идеальна. Я никогда не видел тебя такой красивой, как сейчас, любовь моя.
У меня закружилась голова от того, как он смотрел на меня, и я потерялась в его удивительных голубых глазах.
И вдруг я кое-что вспомнила.
– Ты сказал, что уже придумал имя… – сказала я, с нетерпением ожидая ответа.
Ник заправил прядь волос мне за ухо и медленно провел большим пальцем по моей скуле.
– Да, я подумал об одном… – вдруг занервничал он.
– Обещаю не смеяться, если имя будет ужасным, – перебила я, улыбаясь.
Ник улыбнулся в ответ.
– Я бы хотел назвать его Эндрю, – сказал он, глядя мне в глаза. Он был взволнован, ожидая моей реакции.
– Эндрю? В честь твоего деда? – спросила я.
Ник, казалось, расслабился, когда увидел, как я это восприняла.
– Да. В честь дедушки, – сказал он, не сводя с меня глаз. – Он был для меня человеком, на которого я всегда мог рассчитывать. Любил меня и дал мне самую важную возможность в моей жизни. Он слепо доверял мне, оставив все свое наследие, и я знаю, что, если бы он был жив, он был бы очень счастлив, если бы мы называли малыша его именем.
– Эндрю Лейстер, – проговорила я вслух. – Мне нравится.
Ник поцеловал меня в губы с довольной улыбкой. Я была счастлива.
– Эндрю Морган Лейстер, – поправил он, отстраняясь и целуя меня в нос. – Он ведь заслуживает носить фамилию деда, тебе не кажется?
Я почувствовала, как мое сердце остановилось.
Я вспомнила об отце, и мои глаза наполнились слезами. Ник никогда не понимал, как я к нему отношусь, или как, несмотря на то, что он сделал, часть меня все еще любила его. Я сама этого не понимала, но это было именно так. Человек не управляет чувствами и не контролирует их. Я любила своего отца, несмотря на все, что он сделал, девочка во мне все еще оплакивала его смерть.
– Не стоит, – ответила я, закусив губу.
Ник снова поцеловал меня, на этот раз в шею.
– Он был твоим отцом. Без него ты не была бы здесь со мной, нося в себе моего первенца. Да, мы определенно должны сделать это.
Я притянула его к своим губам, и он обнял меня, крепко прижимая к себе.
– Я подумала, что ты захочешь называть его Николасом, – сказала я, прижимаясь к его груди.
Смеясь, он отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза.
– В твоей жизни будет только один Ник, Ноа, и это буду я.
Я посмеялась над его собственническим мышлением. Но в этом весь Ник, и это правда: в моей жизни будет только один Николас Лейстер.
Я отстранилась от него и посмотрела на свой живот.
– Эндрю… – тихо произнесла я, и тут же почувствовала сильный толчок внутри.
Я раскрыла глаза от удивления. Он как будто давал мне свое одобрение.
Следующий удар последовал секундой позже.
– Дай мне руку! – взволнованно попросила я. Малыш, казалось, уловил мои намерения и снова сильно ударил.
Ник протянул руку и положил на то место, где я почувствовала удар.
– Ты чувствуешь это? – спросила я, радуясь, что он, наконец, смог почувствовать то, что я чувствовала последние несколько недель.
Ник ошеломленно кивнул.
– Ух ты… – воскликнул он, когда следующий удар оказался еще сильнее предыдущего. Это было невероятное чувство, лучшее из всех. С моим ребенком все было в порядке, и он общался с нами.
Ник поднял глаза и посмотрел на меня.
– Спасибо, Ноа… спасибо за это.