ны искать, – и прекрасно, что теперь, больше зная о бонобо, мы можем видеть собственное отражение в двух взаимодополняющих зеркалах.
2ВластьМакиавелли в нашей крови
И вот на первое место я ставлю как общую склонность всего человеческого рода вечное и беспрестанное желание все большей и большей власти, желание, которое прекращается лишь со смертью.
Эгалитаризм – это не просто отсутствие вождя или правителя, но активное отстаивание принципиального равенства всех людей и отказ преклоняться перед авторитетом других.
Крутя педали велосипеда, я поднимался по одному из редких в моей родной Голландии холмов и мысленно готовился к ужасному зрелищу, ожидавшему меня в зоопарке Бюргерса в Арнеме. Рано утром мне позвонили и сказали, что мой любимец, самец шимпанзе Лёйт, безжалостно изувечен собственными соплеменниками. Обезьяны могут нанести страшные раны своими мощными клыками. Чаще всего они стараются только напугать друг друга так называемыми «демонстрациями угрозы», но иногда угроза подкрепляется действиями. Накануне я уехал из зоопарка, тревожась за Лёйта, но оказался абсолютно не готов к тому, что обнаружил.
Лёйт, обычно гордый и не питающий особой симпатии к людям, теперь хотел, чтобы к нему прикасались. Он сидел в луже крови, припав головой к прутьям ночной клетки. Когда я осторожно погладил его, Лёйт испустил глубочайший вздох. Я наконец-то обрел его доверие, но в самый печальный момент моей карьеры приматолога. Сразу же стало ясно, что Лёйт находится в критическом состоянии. Он еще шевелился, но потерял очень много крови. По всему его телу зияли глубокие раны от клыков, на руках и ногах недоставало пальцев. Вскоре мы обнаружили, что он лишился и еще более важных органов.
Со временем это мгновение – когда Лёйт посмотрел на меня, ища утешения, – стало представляться мне аллегорией современного человечества: словно свирепые обезьяны, покрытые собственной кровью, мы жаждем успокоения и ободрения. Несмотря на нашу склонность драться и убивать, мы хотим услышать, что все будет хорошо. Однако в тот момент я был полностью сосредоточен на попытках спасти жизнь Лёйту. Как только приехал ветеринар, мы усыпили шимпанзе с помощью транквилизатора и унесли в операционную, где наложили буквально сотни швов. Во время этой отчаянной операции мы и обнаружили, что у Лёйта отсутствуют семенники. Они исчезли из мошонки, хотя отверстия в коже казались меньше, чем сами яички, найденные смотрителями на полу клетки в соломе.
«Выдавили», – бесстрастно констатировал ветеринар.
Двое против одного
Лёйт так и не очнулся после наркоза. Он дорого заплатил за противостояние двум другим самцам, не смирившимся с его стремительным восхождением. Эти двое плели против него интриги, стремясь вернуть утраченную власть. Шокирующая жестокость, с которой они осуществили свои намерения, открыла мне глаза на то, насколько серьезно шимпанзе относятся к своей политике.
Интриги по принципу «двое против одного» – это то, что придает борьбе за власть между шимпанзе как остроту и яркость, так и смертельную опасность. Ключевой момент здесь – коалиции. Ни один самец не может править единолично, по крайней мере долго, потому что группа, объединившись, способна свергнуть любого. Шимпанзе настолько хитроумны по части образования альянсов, что лидеру требуются союзники для укрепления своих позиций, а также расположение всей группы. Оставаться на вершине – значит постоянно балансировать между силовым утверждением своего доминирования, ублажением сторонников и избеганием массовых бунтов. Если вам что-то кажется знакомым, то это потому, что у людей политика работает точно так же.
До гибели Лёйта колонией шимпанзе в Арнеме вместе правили молодой выскочка Никки и стареющий интриган Йерун. Едва достигший зрелости 17-летний Никки был мускулистым крепышом с вечно полусонным взглядом. Он отличался решительностью, но никак не острым умом. Его поддерживал Йерун, который физически больше уже не годился на роль вожака, однако обладал огромным закулисным влиянием. Йерун имел привычку наблюдать за разворачивающимися конфликтами издалека, вмешиваясь только тогда, когда эмоции уже накалялись, чтобы спокойно поддержать ту или другую сторону, таким образом заставляя всех прислушиваться к его решениям. Йерун мастерски извлекал выгоду из соперничества между более молодыми и сильными самцами.
Даже если не углубляться в сложную историю этой группы, становится очевидно, что Йерун ненавидел Лёйта, отвоевавшего у него власть несколько лет назад. Лёйт одержал верх в этой борьбе после трех жарких летних месяцев ежедневных напряженных конфликтов, в которые была втянута вся группа. На следующий год Йерун взял реванш и помог Никки сбросить Лёйта с трона. С тех пор Никки стал альфа-самцом, а Йерун – его правой рукой. Эти двое сделались неразлучны. Лёйт не боялся каждого из них поодиночке. В стычках один на один в ночных клетках он побеждал любого самца из группы, преследуя его или отбирая пищу. Никто из них не мог ему противостоять.
Это означало, что Йерун и Никки правили исключительно как команда. Они властвовали долгие четыре года. Но их альянс в конце концов начал разваливаться – и, как это нередко случается и среди людей, яблоком раздора стал секс. Будучи серым кардиналом, Йерун пользовался невероятными сексуальными привилегиями. Никки не позволил бы никакому другому самцу и близко подойти к самым привлекательным самкам, но для Йеруна всегда делал исключение. Это было частью сделки: Никки получал власть, а Йерун – лакомый кусок сексуального пирога. Столь удачное соглашение действовало до тех пор, пока Никки не попытался пересмотреть его условия. На протяжении четырех лет своего правления он становился все более самоуверенным. Неужели он забыл, кто помог ему подняться на вершину иерархии? Когда молодой лидер начал заноситься, вмешиваясь в сексуальные дела не только других самцов, но и самого Йеруна, все пошло наперекосяк.
Внутренняя борьба в правящей верхушке продолжалась несколько месяцев, и наступил момент, когда Никки не удалось помириться с Йеруном после ссоры. Никки бегал за ним повсюду, визжа и умоляя о том, чтобы тот обнял его, как обычно, но старый хитрец в конце концов ушел не оглядываясь. Он был сыт всем этим по горло. В эту ночь вакуум власти заполнил собой Лёйт. Самый великолепный, и телом и духом, самец шимпанзе, какого я когда-либо знал, – он быстро закрепился в статусе альфы. Могущественный арбитр в конфликтах, защитник обездоленных, Лёйт был популярен у самок – и эффективно расстраивал союзы между соперниками по принципу «разделяй и властвуй», столь характерному и для шимпанзе, и для людей. Как только Лёйт видел других самцов вместе, он или присоединялся к ним, или делал вид, что вот-вот атакует, устраивая демонстрацию угрозы, чтобы их разогнать.
Никки и Йерун выглядели страшно подавленными из-за внезапной утраты высокого положения, даже будто уменьшились в размерах. Но временами казалось, что они готовы воскресить прежний альянс. То, что это случилось в ночной клетке, где Лёйту было некуда бежать, вероятно, произошло не случайно. Чудовищная картина, обнаруженная смотрителями, поведала нам, что Никки и Йерун не только уладили свои разногласия, но и действовали вместе, причем чрезвычайно согласованно. Сами они практически не получили травм. У Никки обнаружилось несколько поверхностных царапин и укусов, но Йерун оказался совершенно невредим – вероятно, он придавливал и удерживал Лёйта, пока более молодой самец наносил все эти повреждения.
Мы никогда не узнаем в точности, что произошло, и, к несчастью, рядом не было самок, которые могли бы остановить драку. Для них вполне обычно сообща прерывать вышедшие из-под контроля стычки самцов. Однако в ночь нападения самки находились в отдельных клетках в том же здании. Они наверняка слышали весь этот ужасный переполох, но никак не могли вмешаться.
Вся группа шимпанзе была странно молчалива в то утро, пока Лёйт сидел в луже собственной крови. Впервые за историю зоопарка ни одна обезьяна не съела свой завтрак. Первое, что случилось после того, как Лёйта унесли, а остальных выпустили наружу, на заросший травой и деревьями остров площадью около гектара, – это необыкновенно яростное нападение самки по имени Пёйст на Никки. Она проявляла такую упорную агрессию, что молодой самец, обычно весьма солидный и важный, сбежал от нее на дерево. Пёйст одна удерживала его там по меньшей мере десять минут, вопя и бросаясь на него всякий раз, когда тот пытался спуститься. Она всегда была главной союзницей Лёйта среди самок. Из своей ночной клетки она могла видеть, что творилось у самцов, и теперь, казалось, выражала свое мнение по поводу этого убийственного нападения.
Вот таким образом наши шимпанзе продемонстрировали все составные части политики «двое против одного»: от необходимости союза до участи слишком много о себе возомнившего вожака. Власть – самая главная побудительная сила для самцов шимпанзе. Это постоянное всепоглощающее стремление к тому, что дает огромные преимущества, но в случае потери сулит глубочайшие страдания.
Самцы на пьедестале
Политические убийства не столь редки и у нашего собственного вида: Джон Кеннеди, Мартин Лютер Кинг, Сальвадор Альенде, Ицхак Рабин, Ганди. И это далеко не полный список. Даже такая страна, как Нидерланды, – обычно политически умеренная (или «цивилизованная», как сказали бы сами нидерландцы) – несколько лет назад пережила шок из-за убийства политика и кандидата в парламент Пима Фортейна. Еще раньше, в XVII в., моя страна стала свидетельницей одного из самых жутких политических убийств. Толпа, доведенная до неистовства противниками государственного деятеля Яна де Витта, схватила его самого и его брата Корнелиса. Обоих прикончили шпагами и мушкетами, тела повесили вверх ногами, выпотрошив, словно свиней на скотобойне. Сердца и внутренности торжествующая толпа поджарила на костре и съела! Это чудовищное событие, произошедшее в 1672 г., стало следствием глубочайшего отчаяния народа в те времена, когда страна проиграла ряд войн. Убийство увековечили в стихах и картинах, а в Историческом музее Гааги до сих пор выставляется палец ноги и вырванный язык одной из жертв.