Но именно это предположение и было высказано. Когда самец становится главой группы, он не только изгоняет предыдущего вожака, но также уничтожает результаты последних репродуктивных усилий проигравшего самца. В этом случае у самок вскоре восстановится цикл, что будет способствовать появлению потомства нового вожака. Американский антрополог Сара Блаффер Хрди стала разрабатывать эту идею, а также привлекла внимание к примерам инфантицида у людей. Например, достоверно установлено, что дети больше рискуют подвергнуться насилию со стороны отчимов, чем биологических отцов, что, по-видимому, также связано с мужским воспроизводством. В Библии говорится о фараоне, приказавшем убивать детей при рождении, и всем известном царе Ироде, который «послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже» (Мф. 2:16). Антропологические данные показывают, что после войн вполне обычным было убийство детей женщин, попавших в плен. Так что есть все основания включать наш собственный вид в обсуждения, касающиеся мужского инфантицида.
Инфантицид считается ключевым фактором социальной эволюции, настраивающим самцов против самцов и самцов против самок. Самки не выигрывают ничего: потеря детеныша всегда катастрофа. Хрди высказала теоретическое предположение о женских способах защиты. Конечно, самки делают, что могут, чтобы защитить себя и свое потомство, но, учитывая бо́льшие размеры самцов и отличающее их оружие (такое как внушительные клыки), их усилия часто оказывается тщетными. Следующая, более перспективная возможность – запутать вопрос отцовства. Когда чужие самцы, например у львов и лангуров, захватывают власть, вновь пришедший может быть абсолютно уверен, что он не отец ни одному из детенышей, которых видит вокруг. Но если самец уже живет вместе с группой, где встречает знакомую самку с детенышем, ситуация возникает иная. Детеныш может оказаться его, а это значит, что убийство малыша уменьшит возможности самца передать свои гены следующим поколениям. С эволюционной точки зрения для самца нет ничего хуже, чем уничтожить собственное потомство, поэтому предполагается, что природа дала самцам универсальное правило: нападать на детенышей только тех матерей, с которыми у него в недавнем времени не было секса. Это может показаться эффективной стратегией для самцов, однако открывает путь для блестящей контрстратегии самок. Принимая ухаживания многих самцов, самка может обезопасить себя от инфантицида, поскольку ни один из ее партнеров не может игнорировать вероятность своего отцовства. Иными словами, беспорядочная половая жизнь имеет свои преимущества.
Это и есть возможная причина того, что у бонобо много секса и нет инфантицида. Последний у них не наблюдался никогда – ни в дикой природе, ни в неволе. Самцы были замечены в нападениях на самок с маленькими детенышами, однако масштабная защита от такого поведения предполагает внушительное противодействие инфантициду. Бонобо поистине исключение среди приматов, потому что убийство детенышей зафиксировано у горилл и шимпанзе, не говоря уже о людях. Крупного самца шимпанзе в заповеднике Будонго-Форест в Уганде застали держащим в руках частично съеденного мертвого детеныша своего вида. Неподалеку были другие самцы, и труп они, вероятно, передавали друг другу. Дайан Фосси, прославившаяся своей книгой «Гориллы в тумане»[22], видела, как одинокий серебристоспинный самец гориллы ворвался в группу с угрожающим оскалом. Самка, родившая накануне ночью детеныша, встретила атаку, поднявшись на ноги и колотя себя в грудь. Самец тут же ударил новорожденного, висящего на ее открывшемся животе, тот вскрикнул и умер.
Естественно, нам инфантицид кажется отвратительным. Одна полевая исследовательница не смогла удержаться, когда самцы шимпанзе окружили самку, ползавшую по земле и пытавшуюся прикрыть своего детеныша, истово кряхтя, чтобы смягчить нападающих. Исследовательница забыла о профессиональном обязательстве не вмешиваться и вышла против самцов с большой палкой. Возможно, это было не самое умное решение, потому что самцы шимпанзе иногда убивают людей, но женщине в тот раз повезло: ей удалось их отогнать.
Ничего удивительного, что самки шимпанзе несколько лет после рождения детеныша держатся подальше от больших сборищ своих сородичей. Изоляция, вероятно, является их главной стратегией предотвращения инфантицида. Набухание гениталий возобновляется у них только ближе к концу периода кормления грудью, через три или четыре года. До этого им нечего предложить самцам, желающим секса, и у них нет никакого эффективного способа переубедить агрессивно настроенного самца. Самки шимпанзе проводят значительную часть жизни, бродя в одиночестве, с зависимым от них детенышем. Самки бонобо, наоборот, возвращаются в группу сразу после рождения детеныша и начинают совокупляться через несколько месяцев. Им почти нечего бояться. Самцы бонобо никоим образом не могут быть уверенными в том, кто из детей в группе – их отпрыски. И поскольку самки у бонобо обычно доминируют, нападать на их детенышей – дело рискованное.
Получается, свободная любовь родилась из самозащиты? «Вот почему эта леди – бродяга, – сказал бы нам Фрэнк Синатра. – Она любит вольный свежий ветер в волосах, жизнь без забот». И действительно, беззаботная жизнь самок бонобо контрастирует с темной грозовой тучей, нависающей над жизнью самок многих других животных. Трудно переоценить награду, которую эволюция назначила за прекращение инфантицида. Самки бонобо сражаются за свое дело – самое важное, какое только можно представить для их пола, – всеми доступными видами оружия, как сексуального, так и связанного с агрессией. И судя по всему, побеждают.
Однако этим теориям не удается объяснить широкую сексуальную ориентацию бонобо. Я вижу истоки их поведения в том, что, когда эволюция сделала бонобо склонными к промискуитету гетеросексуалами, секс попросту вылился в другие сферы жизни, такие как однополые отношения и разрешение конфликтов. Вся жизнь бонобо пропитана сексом, что, вероятно, отразилось на физиологии этого вида. Нейробиологи обнаружили кое-что интересное о гормоне окситоцине, широко распространенном у млекопитающих. Окситоцин стимулирует сокращения матки (его часто дают женщинам во время родовых схваток) и лактацию, но менее известно, что он уменьшает агрессию. Введите этот гормон самцу крысы, и он с куда меньшей вероятностью будет нападать на детенышей. Еще более любопытно то, что синтез этого гормона в мозгу самцов резко повышается после сексуальной активности. Иными словами, от секса вырабатывается гормон нежности и привязанности, который, в свою очередь, приводит к мирному настрою[23]. С биологической точки зрения это может служить объяснением, почему человеческие общества, в которых физическая любовь – дело обыденное и распространенное, а сексуальная толерантность высока, обычно демонстрируют более низкий уровень насилия по сравнению с обществами с другими установками. Возможно, у людей в этих обществах более высокий уровень окситоцина. Никто не мерил окситоцин у бонобо, но могу поспорить, у них он просто хлещет через край.
Джон Леннон и Йоко Оно, возможно, были правы, устроив постельный протест против войны во Вьетнаме в амстердамском «Хилтоне»: любовь приносит мир.
Пояса целомудрия
Если бонобо одним из немногих удалось достичь успеха в борьбе, которую ведет МПИ – воображаемая организация «Матери против инфантицида», то встает вопрос о нас, людях. Активно ли женщины участвуют в этой борьбе?
Вместо того чтобы последовать модели бонобо, наш вид избрал собственный путь. Два свойства объединяют женщин с самками бонобо: овуляция у них внешне никак не проявляется, и они занимаются сексом на протяжении всего менструального цикла. Но на этом подобие заканчивается. Почему мы не видим набухания гениталий и где секс в любой момент?
Начнем с набуханий: ученые гадали, почему мы их утратили, и даже высказывали предположения, что наши мясистые ягодицы заняли их место. И не только потому, что ягодицы расположены на теле точно так же, но и потому, что они тоже увеличивают сексуальную привлекательность. Однако идея весьма странная: разве это не должно было привести к отличию женских ягодиц от мужских? Мы все ценители и знатоки и без проблем отличим мужской зад от женского, даже под слоями одежды, но нельзя отрицать, что в них больше сходства, чем различий. Ягодицы никоим образом не служат нам сигналом готовности к сексу. Куда более правдоподобным кажется предположение, что у людей с самого начала не было никаких генитальных набуханий. Вероятно, они возникли уже после разделения ветвей человека и обезьян и только в роде Pan, потому что ни у каких других видов человекообразных обезьян их нет.
Когда женщины начали растягивать период готовности к сексу, превзойдя в этом плане даже бонобо, у которых он в десять раз больше, чем у шимпанзе, им не было нужды в долгой фазе набухания. Вместо ложного рекламирования нашим методом стало полное отсутствие рекламы. Но почему тогда у бонобо не развился такой же, более удобный, метод? По моему предположению, раз уж набухания появились и стали объектом вожделения для самцов, повернуть вспять стало невозможно. Самки с небольшими вздутиями наверняка проигрывали соперницам, более щедро одаренным природой. Это известный сюжет при развитии признаков, по которым идет половой отбор, таким, например, как все увеличивающийся павлиний хвост. Состязание по типу «кто самый сексуально привлекательный» зачастую ведет к преувеличенным, избыточным сигналам.
Второе, в чем мы отличаемся от бонобо, – это то, что секс у людей более скован ограничениями. Это не всегда очевидно, потому что в некоторых обществах существует поразительная свобода. Тихоокеанские народы были такими до прибытия европейцев, которые привезли с собой как викторианские ценности, так и венерические болезни. В своей книге «Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии» (The Sexual Life of Savages in North-Western Melanesia, 1929) антрополог Бронислав Малиновский описал культуры этого региона как почти не имеющие табу и ограничений. Там говорится, что раньше у гавайцев «секс был бальзамом и клеем для всего общества», что вполне в духе бонобо. Гавайцы почитали и прославляли гениталии в песнях и танцах, холя и лелея эти части тела у своих детей. Грудное молоко впрыскивалось в детскую вагину, и половые губы слеплялись так, чтобы их было не разлепить. Клитор маленькой девочки вытягивали и удлиняли посредством оральной стимуляции. Пенису полагался такой же уход, чтобы увеличить его красоту и подготовить к сексуальным наслаждениям в дальнейшей жизни.