Для современного человека назначение козла отпущения прежде всего ассоциируется с неадекватной и неправомерной демонизацией, очернением, обвинением и преследованием. Самым чудовищным примером такого подхода стал холокост, но спускание пара за счет других имеет и множество иных проявлений, включая охоту на ведьм в Средние века, вандализм болельщиков проигравшей спортивной команды и домашнее насилие после конфликтов на работе. И главные особенности такого поведения– невиновность жертвы и сброс напряжения в виде агрессии – поразительно похожи у людей и других животных. Ярчайшим примером этого является спровоцированная болью агрессия у крыс. Поместите двух крыс на железную сетку, на которую будет подаваться электрический разряд, и в те моменты, когда крысы ощущают боль, они станут нападать друг на друга. Подобно людям, случайно ударившим себя молотком по пальцу, крысы всегда без колебаний «винят» кого-то другого.
Мы окружаем этот процесс завесой символизма и выбираем жертв на основании таких признаков, как цвет кожи, религия или иностранный акцент, наотрез отказываясь признавать, насколько необоснованны и смехотворны поиски козла отпущения. В этом отношении мы более изощренны, чем другие животные. Но невозможно отрицать, что поиск козла отпущения является одной из самых фундаментальных, мощных и наименее осознанных психологических реакций человеческого вида, причем общей также и для такого количества видов животных, что она вполне может оказаться жестко запрограммированной.
Таким козлом отпущения оказался мифический царь Эдип, изгнанный из Фив во время бунтов. Обвиненный в том, что из-за него боги наслали на Фивы моровую язву и продолжительную засуху, он стал идеальной жертвой, поскольку был чужаком, выросшим в Коринфе. То же самое относится и к Марии-Антуанетте. Политическая нестабильность в сочетании с ее австрийским происхождением сделали королеву прекрасной мишенью. В наши дни Microsoft становится козлом отпущения за отсутствие безопасности данных в интернете; незаконные иммигранты считаются виновными в растущей безработице; а на ЦРУ возложили вину за то, что мифическое оружие массового поражения в Ираке так и не было обнаружено.
Война в Ираке сама по себе является хорошим примером. Как и все американцы, я был ошеломлен и потрясен террористической атакой в Нью-Йорке. К моему первоначальному ужасу и горю вскоре добавился гнев. Я ощущал его вокруг себя и чувствовал, как он кипит внутри меня самого. Не уверен, что это ощущение разделяли с нами люди из других стран мира: горе и ужас – да, но гнев, вероятно, нет. Может быть, это объясняет, почему дальнейшие события вызвали столь бурное несогласие других наций с действиями Соединенных Штатов. Мир внезапно оказался вынужден иметь дело с разъяренным раненым медведем, пробудившимся ото сна, когда кто-то наступил ему на лапу. Как говорилось в одной популярной песне, нанесенный внезапно удар заставил всю страну вспыхнуть, как фейерверк 4 июля.
После удара по Афганистану свирепый медведь стал искать другую, более значимую мишень, и нашелся Саддам Хусейн, диктатор, плюющий свысока на весь мир, ненавидимый всеми, а больше всего – собственным народом. Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств его связи с событиями 9/11, бомбардировка Багдада стала огромным сбросом напряжения для американцев, и ее восторженно приветствовали СМИ, а на улицах люди размахивали флагами. Однако сразу же после этого катарсиса начали возникать сомнения. Через 18 месяцев опросы показали, что большинство американцев считают войну ошибкой.
Переадресация вины не может разрешить ситуацию, но тем не менее весьма эффективна. Она помогает успокоить натянутые нервы и восстановить душевное равновесие. Как сказал американский бейсболист Йоги Берра: «Я никогда не виню себя, если промахиваюсь, – я виню биту». Это хороший способ вынести себя за скобки уравнения, но мы плохо понимаем, как именно он работает. Только в одном исследовании последствия такой переадресации были измерены чрезвычайно оригинальным образом, причем не у людей, а у павианов. Приматологи в итоге выработали «методическое руководство», как самцу павиана стать успешным. Мера успешности – это количество глюкокортикоидного гормона (гормона стресса, отражающего психологическое состояние индивидуума) в крови. Низкий уровень означает, что особь хорошо справляется со взлетами и падениями в социальной жизни, которая для самца павиана полна борьбы за статус, обид и вызовов. Было обнаружено, что умение смещать агрессию – прекрасное личностное качество для павиана. Когда самец проигрывает в стычке, он отыгрывается на ком-нибудь более слабом. Самцы, поступающие так, наслаждаются жизнью, относительно свободной от стресса. Вместо того чтобы уходить и хандрить после поражения, они быстро перекладывают свои проблемы на других.
Я слышал, как женщины говорят, что это чисто мужская особенность, что женщины склонны принимать свою вину близко к сердцу и винить во всем себя, в то время как мужчины без зазрения совести возлагают вину на других. Мужчины предпочитают быть источниками неприятностей, а не страдать от них. Неприятно узнать, что мы разделяем эту тенденцию – порождающую столько невинных жертв – с крысами и обезьянами, как человекообразными, так и мартышкообразными. Это глубоко укорененная в нас тактика обуздания стресса ценой честности и справедливости.
Этот перенаселенный мир
Будучи молодым ученым, я как-то раз спросил всемирно известного эксперта по человеческому насилию, что он знает о примирении. Он прочитал мне лекцию о том, что наука должна сосредотачиваться на причинах агрессии, поскольку в них ключ к ее устранению. Мой интерес к разрешению конфликтов заставил его предположить, что я принимаю агрессию как данность, а этого он не одобрял. Его поведение напомнило мне позицию противников сексуального просвещения: зачем терять время на улучшение поведения, которое вовсе не должно существовать?
Естественные науки более прямолинейны и откровенны, чем социальные. Никакая тема не является запретной. Если нечто существует и может быть изучено, оно заслуживает изучения – все просто и ясно. Примирение не только существует – оно чрезвычайно широко распространено у социальных животных. В отличие от эксперта по насилию, я полагаю, что наша единственная надежда на укрощение агрессии заключается в улучшении понимания того, какими инструментами снабдила нас природа для работы с агрессией. Фокусировать внимание исключительно на проблемном поведении – то же самое, что пожарному знать все о пожаре и ничего о воде.
Один из триггеров – спусковых крючков – агрессии, часто упоминаемых учеными, на самом деле не столь уж важен именно из-за системы сдержек и противовесов, существующих у нашего вида. Речь идет о связи между скученностью и агрессией. Английский демограф XIX в. Томас Мальтус заметил, что рост населения автоматически замедляется из-за роста пороков и несчастий. Это вдохновило психолога Джона Кэлхуна провести кошмарный эксперимент. Он поселил растущую популяцию крыс в тесном загоне и заметил, что вскоре крысы начали проявлять сексуальную агрессию, убивать и поедать друг друга. Как и предсказывал Мальтус, рост популяции был естественным образом остановлен. Хаос и девиантное поведение привели Кэлхуна к новому термину «поведенческая клоака». Нормальное поведение крыс, так сказать, было спущено в канализацию.
Тут же посыпались сравнения уличных банд с крысиными стаями, бедных районов в центре города – с поведенческими клоаками, а территорий городов – с зоопарками. Нас предупреждали, что с дальнейшим ростом населения наш уже перенаселенный мир будет двигаться либо к анархии, либо к диктатуре. Если мы не прекратим размножаться, словно кролики, наша судьба предрешена. Эти представления настолько вошли в массовое сознание, что можно спросить почти любого, и он ответит, что перенаселение – одна из главных причин того, что нам никак не удается искоренить насилие среди людей.
Исследования приматов поначалу подтверждали этот ужасающий сценарий. Ученые сообщали, что обезьяны, живущие в городах Индии, более агрессивны, чем лесные. Другие исследователи заявляли, что приматы в зоопарках демонстрируют чрезмерный уровень насилия, поскольку ими правят задиры и тираны, доминирующие в социальной иерархии, которая является результатом жизни в неволе, а в дикой природе преобладают мир и эгалитаризм. Позаимствовав склонность к преувеличениям у популяризаторов науки, одна группа исследователей сообщила о «беспорядках в гетто» у павианов.
Пока я работал с макаками-резусами в зоопарке Генри Виласа в Мэдисоне (штат Висконсин), мы все время получали жалобы, что обезьяны постоянно дерутся, вероятно из-за того, что мы держим слишком большую группу макак в одном месте. Однако мне эти макаки казались абсолютно нормальными: я никогда не встречал ни одной группы резусов, в которой обезьяны не ссорились бы между собой. Кроме того, поскольку я вырос в стране с самой высокой плотностью населения в мире, то весьма скептически отношусь к любым попыткам установить взаимосвязь между перенаселенностью и агрессией. Я просто не вижу этого в человеческом обществе. И я задумал масштабное исследование макак-резусов, которые жили в определенных условиях много лет, зачастую даже поколениями. Самое скученное проживание было у животных в клетках, а самое свободное – на большом лесистом острове. У островных макак на одну особь приходилось в 600 раз больше площади, чем у «клеточных».
Нашим первым открытием стало то, что плотность населения ни в малейшей степени не влияет на агрессивность самцов. В действительности самый высокий уровень агрессии был обнаружен у свободно гуляющих самцов, а не у живущих в клетках. Клеточные самцы больше вычесывали самок, а самки – их. Груминг обладает успокаивающим эффектом: пока обезьяну вычесывают, частота сердцебиения у нее снижается. Самки реагировали иначе. Самкам резусов присуще чувство принадлежности к так называемой матрилинейной группе (основанной на родстве по материнской линии). Поскольку эти группировки конкурируют между собой, скученность провоцирует конфликты. Но между такими матрилинейными группами возрастает не только агрессия, как можно было бы подумать, но и количество груминга. Это означает, что самки изо всех сил стараются предотвращать агрессию, вычесывая самок, не принадлежащих к их группе. В итоге влияние скученности на макак значительно менее драматично, чем можно было бы подумать.