или меня как лоха сделать.
— Ты мужа моего все время обирал! Достаточно! — завопила Инесса.
— Это вопрос спорный, — покачал головой Арнольд, сидя в кресле, закинув ногу на ногу и барабаня ладонью по колену. — Глушак хоть и тяжелый был человек, но с понятиями. Он бы никогда такого не позволил. А ты просто не понимаешь, что творишь, Инесса. С Доном Педро связалась, — он презрительно усмехнулся, — а не знаешь, что в бизнесе — он дуб. Без нас у него ни одного дела не выгорело. Посмотри на него… Ты думаешь, какое у него главное чувство ко мне, к Глушаку, к Плуту было?
Педро покачал головой, подняв глаза к потолку с видом — мол, мели Емеля…
— Зависть, — произнес Арнольд. — Он нам завидовал всю жизнь. Болезненно. Мне даже жутковато становилось, когда он мне затылок глазами буравил. И смешно… Он неудачник. Погорел, как швед под Полтавой, в последнее время везде, где только мог, и решил за счет тебя, красавица, свои дела поправить. А ты ему в объятия упала. Педро, признавайся, на какие бабки ты ее уже замутил?
— Арнольд, не надо такие вещи говорить, — вздохнул Дон Педро. — Ну это же гнилой базар. Не надо.
— А ты, Инесса, — продолжил, не обращая на него внимания, Арнольд. — У тебя и раньше мозги ни на что, кроме как мужиков охмурять, больше не годились. И ты решила в одиночку фирму потянуть. Куда тебе!
— Пошел ты на хер, урод! — завопила Инесса, отшвыривая сигарету на пол, так что та упала на кожаную обивку и прожгла ее. Арнольд подскочил к креслу и плеснул из бокала.
— Имущество портишь, — сказал он, возвращаясь в кресло.
— Пошел ты! — завизжала Инесса. — Тут все мое! Все муж мой создал! А ты присосался, как клоп, твою мать! И я не отдам тебе ничего!
— Ладно, поговорили. — Арнольд зевнул откровенно. — На склад не ходи, там арестовано все. Будем ревизию проводить. И вообще, Инесса, я бы на твоем месте не стал подделывать так грубо учредительные документы. Оно чревато. Можешь с законом поссориться.
Она ничего не ответила.
— Подробно с вами позже разберемся. А сейчас пошли вон. — Арнольд нажал на кнопку вызова охранника — — Надоели.
Дон Педро сжал кулак, бешено взглянув на Арнольда. Тот с интересом посмотрел на него и посоветовал:
— Педро, а ты ударь меня… И посмотрим, что дальше будет.
На пороге возник охранник, демонстративно поигрывая резиновой дубинкой.
— Ты крутовато забираешь, — негромко произнес Дон Педро. — Глушак тоже крутой был…
— Что? А вот это интересно. — Арнольд легко поднялся с кресла, на миг ощутив, как кольнуло в раненой груди и сперло дыхание. Приблизился к Дону Педро. — А ведь это идея…
— Какая идея? — напряженно спросил Дон Педро.
— Почему это ты один не получил пулю в тот день, а, Дон Педро?.. Есть над чем подумать на досуге.
— Ты совсем в Германии с ума съехал! — нервно воскликнул Дон Педро, повернулся и почти выбежал из кабинета. Следом за ним, гордо выпрямившись, проследовала Инесса.
Арнольд потер щеку и произнес:
— Ох, Дон Педро…
Глава 12ПОД КРЫШЕЙ ДОМА СВОЕГО
Ушаков поднял голову и разглядел появившийся в окне седьмого этажа женский силуэт.
Он поднялся на лифте, хотя после сорока лет приняла за должное не пользоваться им — укреплял все чаще шалящее сердце. Но сейчас было не до физических упражнений.
Света уже открыла дверь и ждала его в проходе.
— Ты чего не спишь? — спросил он.
— Бессонница. — В прихожей она прижалась к нему, потерлась щекой о его щеку.
Он тоже обнял ее и ощутил, как волна нежности захватывает его.
Годы — они особенно не щадят женщин, бороздят лицо морщинами, портят фигуру. Но почему-то с годами ценишь их, своих родных и желанных женщин, все больше понимаешь, что годы вовсе не отдаляют тебя от них, а сводят все крепче. Светлана в свои сорок пять выглядела еще очень даже ничего.
— Эх, Светка, Светка, — произнес он, стягивая ботинки. — Спала бы ты спокойно и смотрела бы десятый сон. Три часа ночи. Ничего со мной не случится. Я заговоренный.
— Я знаю, — улыбнулась она. — Пошли, чаем хоть надою.
— Пошли, — согласился он.
Ему почему-то стало неудобно. Так уж получалось, гона почти всегда ждала его, когда он задерживался, даже когда он звонил и просил не ждать. Он знал, что она сходит с ума от беспокойства, но никак не мог перебороть эту ее привычку. А возвращался под утро частенько, по традиции не вдаваясь ни в какие подробные объяснения, где был и что делал. Коротко отвечал — на работе. Она прекрасно знала, что это за работа… Правда, случалось, что приходил он не с работы, а хорошенько загуляв, порой с представительницами слабого пола — куда же без этого сыщику? И тогда ему было стыдно врать. Жутко стыдно. Потому что знал — Светка, как бы ни сложилось, есть и останется самым дорогим человеком…
— Давай я тебе поесть разогрею. Гриль есть. Как ты любишь. — Она засуетилась у плиты.
Он сел за стол на кухне, устало вытянув ноги.
— Нет, спасибо, я ел.
— Что у тебя с рукой? — заволновалась она, взяв его за покарябанную ладонь, всю покрытую противными желтыми пятнами йода.
— Неудачно упал, — улыбнулся Ушаков. — Коленом еще жахнулся… Да не смотри ты так. Жить буду. На живодерню мне еще рановато, а, Светка?
— Где ты так упал?
— Дороги запустили. Споткнулся…
— Может, поешь все-таки?
— Нет.
Кусок в горло ему не лез по понятным причинам. Кожа на животе, в том месте, которым приземлился он на гранату, саднила. Эх, заранее бы знать, что граната не взорвется, — тогда бы и не прыгал. Да вот только должна она была взорваться. Что-то не сработало — пусть эксперты разбираются. Их туда налетела целая толпа.
Да, повезло ему по-крупному. В очередной раз пронесся мимо локомотив смерти, только волосы ветер взъерошил. Хотя, вообще-то, везет — не везет — это вопрос спорный. Жив остался — повезло. Пробитый опять ушел — не повезло. Зато в том, что через восемь километров у лесного массива убийца бросил машину и в ней ребенка — живого и невредимого — вот тут уж повезло так повезло! Полосатая жизнь.
— Везет — не везет, — прошептал он.
— Что? — спросила Света.
— Да так. Ничего.
— Надька звонила. Говорит, что только через месяц приехать сможет, — начала рассказывать новости Света. — Бабушка с ней не справляется уже. Характер у девчонки упрямый. В кого бы?
— В меня, — улыбнулся Ушаков.
— Вот именно, в тебя… Кстати, у нас кран в ванной потек. Надо все менять. Квартира не ремонтирована уже сколько?
— Давно.
— Мы займемся когда-нибудь ею займемся, — вновь улыбнулся он, вдруг остро осознавая, насколько хорошо жить. Он вновь начинал ощущать прекрасный вкус этой жизни, которую подарил ему не пожелавший сработать взрыватель гранаты «Ф-1».
Ушаков огляделся, критически посмотрел на давно не крашенный потолок кухни. Действительно, квартира давным-давно нуждалась в ремонте. Да, летит время, обращая все во прах. То, что считалось важным, вдруг оказывается неважным. То, что было прочным, обращается в труху. Десять лет прошло с того момента, как Светка, перешагнув порог, радостно воскликнула:
— А что, мне здесь нравится!
Это крутая квартира была, когда он ее получал. Номенклатурный обкомовский дом, почти в центре города.
Начальник управления ИТУ Полесской области тогда вручил ключи от квартиры — езжай, посмотри. И он согласился. Понравилось новое жилье. Для беженца — самое оно.
Да, Ушаков ее обменял тогда на согласие идти работать в колонию. На семерку — колонию строгого режима, замом по оперработе, кумом, которому подчинялись одиннадцать оперов. Место считалось гиблое, до его прихода все стонали, что народу не хватает, настолько обстановка тяжелая. А он за год навел порядок, так что ему уже и трех оперов за глаза бы хватило. Уж наводить порядок он умел, потому что отлично знал механизм, который нужно запустить, чтобы дальше все работало само собой. Так что квартиру ему начальник ИТУ дал не зря. Новый сотрудник отработал ее на двести процентов.
Старую квартиру, прямо в центре областного сибирского города, он сдал государству. Сдал, когда бежал из города, перебаламутив предварительно всю область. Там он работал начальником городского розыска. И угораздило его разворошить ту муравьиную кучу. Но так уж получалось у него всю сознательную жизнь — он всегда ворошил кучи с самыми ядовитыми муравьями.
Банда Шлыкова. Сколько на них было трупов? Позже следствие доказало восемнадцать. Убивали бандиты цеховиков, состоятельных людей, деньги крутились по тем временам бешеные, связями сам Шлыков обладал огромными. И давить стали на Ушакова, когда он эту цепочку потащил, так, что он думал — не выдюжить. Его приговорили все, — партийное начальство за то, что в результате расследования пулей вылетел из кресла второй секретарь обкома, боком подвязанный к бандитским деньгам. Приговорили и прокурорские — они не собирались забывать, что слетел с должности зампрокурора области и застрелился прокурор района, изобличенный в коррумпированных связях. Приговорили и блатные. КГБ перехватывал переговоры Шлыкова, который орал:
— Этот мент, гнида эта еще жива?!
А Ушаков был молодой, полный сил и тянул цепь дальше, спрятав от греха подальше у знакомых в Полесске всю семью. Тогда один его знакомый, редактор областной газеты, сказал:
— Тебе больше в городе не жить. Ты думаешь, они тебе это простят? Никогда.
— Мы их выведем на чистую воду! — запальчиво восклицал Ушаков.
— Эх, — только и махнул рукой редактор. А Ушаков пер и пер тяжелым бульдозером вперед. И обложил Шлыкова, его связи, преследовал по всей России, сажал шестерок и рядовых исполнителей, добирался до взяточников. И постепенно ощущал, что чем дальше, тем больше упирается в глухую стену…
Первое покушение на него было прямо около УВД. Тогда повезло. Но с того часа он всегда держал взведенный пистолет за поясом и гранату, которую заныкал по случаю. Он входил в дом, сжимая оружие, хотя знал, что если убийцы возьмутся за него серьезно — ему не жить. Он привыкал и никак не мог привыкнуть к постоянному напряжению, к осознанию, что смерть ходит за ним по пятам. Это напряжение на сбрасывалось, а накапливалось день за днем. Однажды он понял, что не может вообще смотреть на еду. Перестал практически есть. Потерял килограммов десять.