— Гейл? С тобой все в порядке? — Доброта в ее голосе показалась Гейл притягательнее тишины спальни. Она была зла на саму себя и уже не вполне уверена, что хочет остаться наедине с этим чувством.
Гейл повернулась и растерянно моргнула.
— Ты сказала «печенье»?
Ленты фартука опоясывали широкую талию Мэри, на рукавах свитера — пятна муки.
«Именно такой должна быть мать», — подумала Гейл. Именно такую заслуживали ее девочки. Пышная и мягкая, как сдоба, ее тепло ощущается на значительном расстоянии, будто где-то рядом горит камин. Вместо этого они получили Гейл, чья мягкость исчезла под давлением жизненных невзгод, уступив место твердости.
Уставшая и обессилевшая, она поплелась за Мэри на аромат свежей выпечки. Кухня находилась в глубине дома — просторное помещение, из окон которого видны горы. Залитая солнечным светом, уютная и полная семейных тайн и воспоминаний. Одежда на вешалке у двери, под ней сапоги и ботинки. Большая печь в углу пышет жаром. Травы на подоконнике, на вымытой до блеска столешнице — стопка чистых полотенец. Все здесь дарило покой и умиротворение. Одного взгляда было достаточно для понимания, что это главное место в доме, его душа.
Еда была везде. Пироги остывали на решетках, рядом в большой миске поднималось пышное тесто кремового цвета. На блюдах красовались купола кексов с усыпанными ягодами верхушками, рядом — печенье, посыпанное сахарной пудрой. Витающие в воздухе ароматы корицы и шоколада смешивались с любовью и душевным теплом.
— Ты изрядно потрудилась. Ждете еще гостей?
— Нет. Возможно, я перестаралась, но, когда пеку, забываю о невзгодах. — Мэри открыла шкаф и достала формы для выпечки и контейнеры для замораживания продуктов. — После смерти Камерона соседи каждый день приносили нам еду, думали, что я не захочу стоять у плиты. А я считаю это лучшей терапией. Впрочем, я всегда любила готовить. — Она улыбнулась, хотя и выглядела устало, и приглашающе вытянула руку. — Садись, Гейл. Приятно, что ты составишь мне компанию. Знаешь, сегодня я какая-то вялая, потерянная.
Что ж, не она одна.
Гейл устроилась за большим столом и провела рукой по поверхности. Маленькие трещинки и вмятины говорили о многолетнем использовании и частых, продолжительных семейных трапезах. Она невольно вспомнила стол в своей квартире на Манхэттене — стеклянный. У него не было истории, она не хотела брать в новую жизнь ничего из прошлого.
Для нее кухня была только местом, необходимым для практических целей: приготовить еду, желательно быстро и без хлопот. А приготовление еды — один из пунктов ежедневных дел. Гейл без раздумий удаляла из списка эти задачи, чтобы справиться с тем, что важно. Будь у нее право выбора, она отказалась бы от еды. На кухне ей никогда не хотелось задерживаться дольше необходимого. Там не было тепло и уютно, как в доме Мэри. Раньше желание сделать ее такой она сочла бы блажью. И, разумеется, Гейл не считала кулинарию терапией от невзгод и плохого настроения.
Мэри поставила перед ней кружку с чаем, положила на тарелочку печенье:
— Вы тоже ездили кататься на оленях?
— Да. — Стоит ли делиться проблемой и в каком объеме?
— Судя по выражению лица, вы плохо провели время.
— Я… я опять все испортила.
— Поссорилась с девочками?
Гейл неотрывно смотрела на печенье и молчала. Она никогда ни с кем не обсуждала свою жизнь, не любила сплетни и пересуды. Она не вела разговоры ни о чем. Почему же ей так легко общаться с Мэри?
— Я всегда отвергала все, что связано с Сантой, всю концепцию в целом. Разве правильно поощрять веру ребенка в мифическое существо, сбрасывающее подарки в дымоход?
— Полагаю, большинство людей о таком даже не задумываются. Мы принимаем это как часть праздника, весело и приятно.
— И я должна была так поступить. Я изо всех сил старалась сделать все правильно, сказать правильные вещи…
— Мы ведь уже решили, что никто не может постоянно поступать правильно. И само это «правильно» меняется в зависимости от ситуации и человека. Это так субъективно. — Мэри давала советы, не осуждая. Она умела выслушать и понять.
— То, что сказала я, не походило на высказанное мнение. Таб спросила меня о Санта-Клаусе, и я заявила, что его не существует… — Гейл покачала головой. — Мне нет оправдания. Теперь я понимаю, что мне стоило молчать, моя дочь и ее муж должны решать, что рассказывать ребенку о Рождестве. Элла была в ярости…
— Ах, бедняжка. Неудивительно, что вы были похожи на привидение, когда вошли в дом.
— Я ее не виню. А я ведь часто хвалила себя за то, что смогла стать прекрасной матерью в обстоятельствах, можно сказать, катастрофических. Случались дни, когда я была уверена, что не смогу найти в себе силы идти дальше. Разговаривала сама с собой. Дожидалась, когда девочки уснут, и беседовала с той молодой, осунувшейся женщиной, которую видела в зеркале, уговаривала ее, наставляла, напоминала, что большие цели достигаются маленькими шагами. — Об этом Гейл не рассказывала никому. — Я делала для себя то, что теперь делаю для других. Призываю заглянуть глубоко в себя и найти самое лучшее и не устаю повторять, что мы способны на большее, чем смеем надеяться. Все советы, наставления, которые я даю людям, — все это я когда-то говорила себе. — Она грустно усмехнулась. — Можно сказать, я построила счастье на несчастье.
— Удивительная история. И сделать это вам удалось после потери любимого человека. — Мэри отставила чашку. — И некому было вам помочь? Хотя бы поговорить.
— Я переехала в другой город, там не было ни родных, ни друзей. И едва ли я стала бы откровенничать и советоваться с первым встречным. Даже тогда понимала, что лучше всего слушать внутренний голос.
Мэри отломила половинку печенья.
— Мне трудно представить, как бы я справилась после кончины мужа, не будь рядом друзей и близких. Первые два месяца каждый день заходил кто-то из деревни. Конечно, я не всегда хотела есть и вставать с постели, мечтала, чтобы меня оставили в покое, позволили оплакать мужа, но все равно очень благодарна им за визиты. Это заставило меня встать и вернуться к жизни, хотя мой мир теперь стал наполовину меньше. — Мэри тяжело вздохнула. — Жаль, что у вас не было такой поддержки, Гейл. Горе не надо переносить в одиночку.
Она ведь может сменить тему и не продолжать этот разговор. Пожалуй, так стоит сделать.
— Он не умер. По крайней мере, тогда. — Гейл не смогла бы объяснить себе, что заставило ее произнести эту фразу. Может, дело в доброте и теплоте Мэри? Или желание скорее перевернуть страницу жизни, открыть новую, а все старое выплеснуть из себя и оставить в прошлом? — Я от него ушла. — Она осторожно подняла глаза, ожидая увидеть на лице Мэри удивление, но никак не понимание.
— Непросто принять такое решение.
— Откровенно говоря, оно далось мне легко. — Во рту внезапно пересохло. — Первый раз он ударил меня здесь, в Шотландии, во время медового месяца.
— О, Гейл… — Мэри была шокирована услышанным. Взгляд стал суровым, что так не шло добродушной Мэри.
— Мне следовало сразу с ним расстаться, но сначала ведь так просто убедить себя, что подобное не повторится. Мы познакомились во время учебы в колледже, я была на втором курсе. Вскоре после того как родители погибли в автокатастрофе. Мы были дружной и счастливой семьей, а я — единственным ребенком, их драгоценной доченькой, принцессой. — Гейл потерла голову у шеи. Прошло столько лет, а она не смирилась и все еще тоскует по родителям. — У меня было детство, о котором только можно мечтать. Жизнь казалась праздником, ничто и никто не готовил меня к настоящей жизни и трудностям. В один момент я потеряла их обоих и словно очутилась на необитаемом острове без навыков выживания. Мне было невыносимо одиноко и страшно. Я не представляла, как жить и что делать. Вернулась в колледж только потому, что не видела иного пути. Тогда все вокруг казалось чужим, я ощущала себя другим человеком. Порой не знала, как поступить, какой сделать шаг. Раньше купалась в любви, а теперь все закончилось. Потом я познакомилась с Рэем. Он был на пятнадцать лет старше. Возможно, это меня и привлекло в нем. Знаю, ситуация довольно типичная, но только сейчас стала задаваться вопросом: возможно, я искала отеческую любовь? — Она поняла это совсем недавно, но Мэри, похоже, вовсе не была удивлена.
— Вполне возможно. Вы были потеряны, искали опору в жизни, а он дал вам защиту. — Она налила Гейл чай и переставила чашку ближе. — Выпей.
Гейл сделала глоток, потом еще один и обхватила чашку руками, чувствуя, как разливается по телу благодатное тепло.
— Я верила ему. Вы правы, с ним мне было спокойно, что теперь кажется странным. Все парни, с которыми я встречалась раньше, были такими же безалаберными студентами, как и я, а он — взрослый мужчина с квартирой и ответами на многие вопросы. Он был нежным и терпеливым, заботился обо мне. А потом я поняла, что беременна.
— Должно быть, вы испугались.
— Немного. Надо было окончить колледж. Я понимала, что это необходимо, ведь надо зарабатывать на жизнь. Мне кажется, я тогда понимала, что лишь делаю вид, а вовсе не чувствую себя уверенной. Мне не удавалось построить свою жизнь, как же еще растить ребенка? Не успела пережить одну трагедию, а жизнь подбрасывала новые трудности. Не справившись с одной проблемой, я столкнулась с новой. Присутствие в жизни мужчины избавляло от необходимости брать ответственность на себя, позволяло отложить взросление. Новость о беременности он воспринял с восторгом. Просил не волноваться, что придется оставить колледж, обещал заботиться обо мне. Оглядываясь назад, я понимаю, что не должна была расслабляться, но тогда мое эмоциональное состояние было далеко не стабильным, поэтому и выбрала легкий путь. Так я вышла замуж.
— И вы приехали в Шотландию.
— Да. Все было замечательно, я была счастлива. До того дня, когда он впервые меня ударил. Даже не помню, из-за чего. Что-то не так сделала, не то сказала. Я была раздавлена и шокирована. Никто в жизни не поднимал на меня руку. Родители трепетно ко мне относились, пожалуй, даже излишне. Я понятия не имела, как поступать в подобных ситуациях.