— И вы никогда не влюблялись?
— Никогда себе не позволяла. — Гейл взяла салфетку и с шумом высморкалась. — Мужчины, конечно, были. Несколько. Но отношения не длились долго. Таков был мой личный выбор. Мне приходилось отдавать всю себя без остатка на создание собственного мира и на то, чтобы не дать ему разрушиться. И я не могла рисковать всем, что имела. — Она помолчала, размышляя. — Я сама себе так объясняла. Скорее всего, причина в страхе перед новыми отношениями.
— Неудивительно, учитывая, через что вам довелось пройти.
— Я привыкла считать себя бесстрашной, а оказалось, что просто не переступала границы мыльного пузыря, который сама и создала.
— Довольно самобичевания и сожалений, Гейл. Вам, наверное, плохо после стольких пролитых слез. Надо поесть. Например, это песочное печенье. Меня научила его печь бабушка, я была тогда приблизительно ровесницей Таб. Она уверяла, что оно способно помочь пережить любые трудности. Когда я приходила из школы с разбитыми коленками, она усаживала меня за стол и наливала стакан молока. Прошло много-много лет, прежде чем я поняла, что печенье вовсе не было волшебным.
— Любопытная история.
Мэри положила несколько штук на тарелку и протянула Гейл.
— И помните, никогда не бывает поздно.
— Для чего?
— Для новых отношений, для любви. Для исполнения желаемого.
— Мне повезло в жизни: я сделала неплохую карьеру. — Гейл отломила кусочек печенья. Аппетита не было, но не хотелось обижать Мэри. Сейчас и не вспомнить, когда к ней относились с таким участием и теплом. В ее мире люди не были добрыми, в нем приходилось бороться за место, а потом за то, чтобы его сохранить. В ее стране нельзя демонстрировать слабость, особенно женщине — это немедленно будет использовано против нее.
— Но ведь не ваша карьера помогает смеяться, страстно хотеть чего-то, держаться, когда устала или напугана.
— Я научилась обходиться без того, что не могу сделать сама.
Гейл положила в рот кусочек еще теплого песочного печенья, оно было таким мягким и нежным, что мгновенно распалось на крупинки, позволяя ярче ощутить аромат и сладость. Перед глазами замелькали картинки: они с мамой в кухне что-то пекут, закатанные рукава, руки в муке. Она приходила из школы и сразу направлялась в кухню перекусить. Гейл не знала, что сейчас давало ей успокоение — вкусное печенье или приятные воспоминания, растекающиеся, словно сахарная глазурь. Возможно, мы с удовольствием едим приготовленное для нас, потому что это выражение любви?
— Очень вкусно. Никогда не ела ничего лучше. Соперничать с ним может только вам овсянка. И суп, который подавали вчера на ужин. И, конечно, мясо ягненка. Ах, пожалуй все, что вы готовили, — великолепно. — Гейл поняла, как сильно проголодалась, и отломила еще кусочек. — Наверное, ваша бабушка была права, утверждая, что оно обладает целебными свойствами. Вы не думали написать кулинарную книгу?
В ответ Мэри рассмеялась:
— Учить людей печь песочное печенье? Да его готовят здесь на каждой кухне, никому не нужны мои советы.
— Не соглашусь. — Гейл оглядела остывающие кексы и пироги. — Вы создаете настоящие шедевры.
— Это самая обычная еда, и в наши дни она никому не интересна.
— И с этим я не согласна. Книгу можно назвать «Вкусы шотландского нагорья». Нет, лучше… — Гейл задумалась. Как приятно вновь ощутить интерес и азарт. — Лучше «Предания о шотландской кухне». Вы можете включить и рецепты, и увлекательные истории, подобные той, которую рассказали мне. Нелишними будут и фотографии поместья.
— Кому это интересно?
— Старые семейные рецепты и легенды, передаваемые из поколения в поколение, интересны всем. Советую подумать об этом. Если решитесь, могу поговорить со своим издателем.
— Вы… серьезно? — Мэри плюхнулась на стул.
— Вполне. Я, разумеется, не обещаю, что они ухватятся за идею, но надеюсь, я еще не разучилась видеть потенциал в людях, а у вас он огромен. Может, позже обсудим все подробно, после того как я избавлюсь от головной боли и приду в себя? Я бы с удовольствием отведала ваших замечательных кушаний и послушала истории о вашем детстве и замечательной бабушке. И еще, я думаю… — Гейл воспряла духом, вялость исчезла, а ум активно заработал. — Вы не хотели бы учить людей готовить?
— Учить готовить?
— Лучше, конечно, поговорить с моей дочерью, это скорее ее область компетенции. Например, небольшие группы будут приезжать сюда на несколько дней, чтобы освоить некоторые блюда местной кухни. Мне кажется, такое предложение будет пользоваться спросом.
— Кулинарная неделя, да?
— Возможно, неделя. Или выходные. Например, постояльцы могут сами себе готовить под вашим руководством. Это снизит нагрузку. Можно предложить короткий курс на несколько часов для тех, кто будет приезжать сюда на вечеринку. «Готовим с Мэри». Что скажете?
Мэри опять рассмеялась:
— Я начинаю понимать, как вам удалось многого добиться в жизни.
— Но в самых важных вещах я так и не преуспела.
— Думайте о том, сколь многому вы научили дочерей, а не о том, чего им недодали.
— Пожалуй, вы правы. — Гейл было стыдно признаться себе, как важно слышать слова одобрения и поддержки, заверения в том, что не совершила так много ошибок, как думала. Она еще никак не могла отделаться от неуверенности, смятения и сожаления. Похоже, Мэри это поняла.
— И не забывайте, Гейл, — она положила на тарелку еще печенье, — никогда не поздно начать лепить снеговиков, танцевать и веселиться, печь пироги и встречаться с мужчиной. Никогда не поздно, Гейл.
Саманта
— Не представляю, куда она могла подеваться. Может, вызвала такси и уехала в аэропорт? — Элла перевела дыхание. — И все потому, что я не позволила ей сделать выбор за меня. Видимо, я очень ее огорчила.
Саманта сцепила руки за спиной, чтобы скрыть, как сильно они дрожат. Она была невероятно зла на мать. Зачем изъявлять желание встречать с ними Рождество, если не беспокоишься о счастье и покое детей и внучки? Как можно намеренно расстроить ребенка? Дрожь раздражения накатила с новой силой, и, чтобы отвлечься, Саманта переключилась на сестру.
— Я тобой горжусь. Впервые в жизни ты проявила стойкость и заставила ее смириться с твоим решением.
— Да, ты права. — Элла расправила плечи. — С одной стороны, я довольна собой, но с другой — меня одолевают сомнения, есть ли во всем этом смысл?
Саманта помедлила и заставила себя уверенно кивнуть.
— Разумеется. Но измениться в одночасье тоже невозможно.
— Знаешь, мне до сих пор не верится, что она сказала это Таб.
— Да… Будто страшный сон. — От волнения пересохли рот и губы. Перед глазами возникло несчастное лицо племянницы. Казалось, она на несколько минут перенеслась в детство, ощутила то, что испытывала перед наступлением Рождества, когда все поступки и слова матери были направлены на то, чтобы навсегда разубедить дочерей в существовании Санта-Клауса. Это напоминало перетягивание каната матери с Самантой, которая отчаянно желала, чтобы сестра хоть раз ощутила волшебство праздника, как и все их друзья. И, разумеется, она сама. Однако все на свете имеет цену, и заплатить за это пришлось именно Саманте. Она навсегда осталась буфером между матерью, убежденной в правоте, и сестрой, не терявшей надежды на чудо.
Элла, похоже, не заметила, в каком она состоянии.
— Как хорошо, что нас всех спас Броди. Он просто гений. Как он здорово придумал, я сама почти поверила.
— Математика — его стихия. Да, он весьма умен.
— И сексуален, но об этом поговорим в другое время. — Элла потерла лоб, внезапно ощутив усталость. — Я так надеялась, что мы хорошо проведем праздники, а теперь начинаю сомневаться. Как думаешь, Рождество окончательно испорчено?
— Нет. Мы не должны этого допустить. — Саманта принялась по привычке успокаивать сестру. — Таб обязательно весело встретит Рождество.
Раз Элла поговорила с матерью откровенно, может, ей тоже стоит попробовать? Они не вспоминали о ссоре, будто ее не было, будто прошлого вообще не было: обидные слова, а потом пустота. Саманта старалась не думать об этом, как всегда поступала с плохим и неприятным. Одна Саманта игнорировала другую. Нет, так больше не может продолжаться.
— Я ее найду. Настало время о многом поговорить, в том числе и о произошедшем пять лет назад. — Она направилась к лестнице. — Посмотрю в ее комнате.
— Я с тобой. И не пытайся меня отговорить. — Элла отставала лишь на пару ступенек. — Ведь именно я стала причиной разлада между нами.
— Но именно я сказала…
— Те слова. Да, но ты защищала меня, как делала всегда, сколько я себя помню. Ты лучшая сестра на свете, однако мне не следовало ставить тебя в сложное положение. Прошлое изменить не под силу, но я могу попытаться сделать так, чтобы печальные события не повторились. Мы поговорим все вместе. Надо сохранять спокойствие и здравомыслие, поступим как взрослые люди: попытаемся разработать стратегию поведения, которая бы устроила всех, ее и будем придерживаться. Если не выйдет, придется пересматривать планы на праздники.
В отличие от сестры, Элла выглядела спокойной и здравомыслящей. Саманте было непереносимо больно, хотелось убежать подальше отсюда, в лес, обнять оленя и зажмуриться. Или обнять Броди. Прошедший день казался сном, очень приятным и веселым. Будто она провела его в другом мире.
Увидев приоткрытую дверь комнаты, Саманта замерла. Сглотнув ком в горле, она осторожно постучала и вошла. В помещении никого не было.
— Ее здесь нет. — Она постаралась скрыть облегчение: разговор, которого она так боялась, откладывался.
— Но вещи здесь, непохоже, что она уехала. — Элла прошла в глубь комнаты. — Может, Броди известно, где она? Если он не заказывал такси, значит, она в доме, верно?
— Верно.
— Ах, не могу забыть, как он был великолепен. Так легко рассуждал: соотношения, число пи, углы, скорость. Никогда не слышала более убедительных аргументов в пользу существования Санты. Я и сама поверила. Придется вешать носок над камином.