Мать обернулась и увидела Джейн.
— Кошмар, — сказала она.
Но это был не кошмар. Это был явный ужас, которого Арти еще не знал. Затем, спустя несколько минут он окончательно отошел ото сна.
Это продолжалось три ночи подряд. Арти визжал и рыдал, его глаза были широко открыты, будто он был свидетелем до невероятности ужасных и грязных событий, которые его ум отказывался признавать. Когда он просыпался, то безутешно рыдал, будто попал в как никогда более опустошенный мир, за пределы домашнего комфорта и тепла.
На четвертый день они отвезли Арти в Монумент к доктору Элисону, к их старому семейному врачу, который знал все болезни их семьи.
Доктор Элисон отправил мальчика на целый список анализов и проверок в клинику, которой он управлял. Анализы ничего не показали. Он сказал, что дети дошкольного возраста иногда проходят период ночных кошмаров. Сейчас у него именно такой период.
— Не считает ли он, что это может быть как-то связано с вандализмом в нашем доме? — позже спросила у отца Джейн.
— Возможно, — ответил отец с усталостью в голосе. — Доктор Элисон желает, чтобы мы не теряли с ним связь. Он сказал, что проще лечить тех, у кого что-нибудь видимое, ощутимое: переломы, растяжения, порезы и ушибы, или такие симптомы, как температура, повышенное давление и так далее. Но сложнее заниматься тем, что не можешь увидеть или измерить. Он говорит, что в случаях такого рода время — лучший доктор.
Доктор Элисон был прав. Прошло несколько дней после очередного ночного ужаса Арти, и все закончилось. «Будем надеяться, что навсегда», — сказала мать. Когда наступало время ложиться спать, то Джейн и ее родители продолжали чувствовать напряжение. По ночам все они ворочались, просыпались по нескольку раз на протяжении ночи, вслушиваясь и ожидая.
А что сам Арти? Для Джейн он был загадкой и, возможно, для родителей также.
Он всегда был стандартным младшим братом, похожим на братьев всех ее подруг: надоедливым, подсматривающим из-за угла, существующем сам по себе в загадочном мире мальчишек, со своими секретами, тайнами, приходящим и уходящим, попросту лишь слегка касающемся ее жизни, за исключением того, когда он выбирал способ досадить тебе своим туалетным юмором. Его словарь наполнялся словами, описывающими телесные функции, с которыми он приставал к Джейн в моменты, когда это не слышали родители. Он также воспроизводил звуковые эффекты всех этих функций, из-за чего Джейн выскакивала из дому, зажав обеими руками уши.
— Арти в порядке? — крикнул однажды ей через дорогу Кенни Крейн, когда она пробегала мимо трусцой.
— Думаю, что да, — выплюнула она, остановившись и удивившись озабоченному взгляду Кенни. Она пересекла улицу и подошла к нему. — А почему ты это спрашиваешь?
Кенни пожал плечами:
— Не знаю. Его не видно на улице. Раньше мы обменивались «Звездными войнами», но теперь он ими не интересуется.
— Думаю, что у него наступили нелегкие времена, — ответила Джейн. — Наверное, каждый это когда-нибудь проходит. Но он в порядке, — она не стала ему ничего рассказывать, потому что сама не знала, что на самом деле с ним происходит.
— Арти — мой друг, — объявил Кенни, подняв подбородок. Это
зазвучало как вызов.
После недолгого разговора с Кенни Крейном, Джейн начала следить за приходом и уходом Арти, и она сделала открытие: он больше не играл в сумасбродные видеоигры, к тому же стал редко заходить к себе в комнату, разве чтобы переодеться или лечь спать. Он болтался по кварталу и иногда исчезал на несколько часов, куда-нибудь уехав на велосипеде.
— Где ты был, — спросила его Джейн, когда он вернулся после одной из таких прогулок и начал заниматься велосипедом.
— Нигде, — ответил он.
Ответ был стандартным, как и до покушения на их дом.
— Но ты куда-то ездил, — продекларировала она.
Он пожал плечами и продолжил натягивать цепь.
— С каких пор ты перестал играть в видеоигры? — спросила она. Затем она решила немного ему польстить: — Мне показалось, что ты стал ассом в «Звездных Войнах».
«Асс» — это было одно из его слов. Но он снова пожал плечами и отвернулся куда-то в сторону.
— Стало не интересно. Все это для детей.
— Для детей? Я думала, что ты в некотором роде гений видеоигр.
Он посмотрел прямо ей в глаза и сощурился.
— Что тебе нужно?
— Дело не в играх. Меня интересуешь ты. И то, почему ты в них больше не играешь.
Он ей не ответил, но, в конце концов, и не ушел от нее. Она решила копнуть глубже:
— Это как-то связано с тем, что случилось с Керен? Вандализм?
Он снова промолчал, продолжая возиться с велосипедом.
— Мне больше не нравится наш дом, — сказал он настолько тихо, что она с трудом расслышала слова. — И я ненавижу Барнсайд.
— Я также не схожу от него с ума, но мы здесь живем, и не можем переехать куда-либо еще.
— Почему, ведь мы переехали сюда из Монумента, так что же мешает нам переехать еще куда-нибудь?
— Ты же слышал, что сказал отец. Нельзя сдаваться, Арти.
И вдруг она увидела, что это уже не тот маленький брат, от которого не было покоя, и к которому она не испытывала особой привязанности.
— Не сдаваться? — спросил он, подняв на нее глаза. — Кому?
— Кому угодно. Тому, кто поднял на нас руку, — ответила она. — Думаю, возможно, они только и хотят, чтобы мы отсюда переехали, показать нам, что они могут изменить нашу жизнь, — она вдруг для себя открыла мысли, которые впервые высказала вслух. — И будь оно все проклято. Мы не можем им это позволить.
На его лице была гримаса. Глаза сузились в узкие щелочки.
— Не позволим? — спросила она.
— Полагаю, что нет, — сказал он, твердо глядя ей в глаза.
И впервые ей показалось, что между ними образовалась тонкая связь. Она подавила в себе желание обнять его так, как обнимаются друзья.
— Подумаешь об этом, хорошо? — спросила она.
Он кивнул, их глаза снова встретились, а затем он вернулся к возне с велосипедом.
«Между нами появился контакт» — подумала она, наконец, обрадовавшись тому, что вернулась домой.
В видеоигры Арти больше уже не играл никогда.
Через три недели после похорон Вона Мастерсона у дедушки Авенжера начали возникать вопросы об украденном пистолете.
— Знаешь, что забавного в этом пистолете?
— Что забавного, дедушка? — спросил Авенжер, держа лицо пустым.
— И это не смешно, — ответил дедушка, он всегда говорил медленно и легко, будто вырисовывая слова.
— Я вот думаю, кто такой извне мог украсть мой «кусок».
Он всегда называл свой пистолет «куском», но в данный момент эти слова угрожающее повисло в воздухе: «кто такой извне…»
Авенжер не сказал ничего. Дед был щедр на слова. Авенжер никогда не останавливал его, когда он начинал говорить. Чаще всего он был хорошим рассказчиком и с удовольствием выкладывал всякие истории о долгих днях в полиции, особенно в те давние времена, когда ему приходилось участвовать в рейдах, проводимых в трудных кварталах города, где постоянно крутились хулиганы.
— Думаю, — продолжал дедушка, будто отвечая на заданный Авенжером вопрос. — Я всегда держу все двери на замке. Вопрос, как мог ко мне проникнуть вор? Ни каких признаков вторжения.
— Может, у него был ключ? — прожевал Авенжер.
— Ключ? — дедушка повернулся и приклеился к нему своими черными глазами — глазами полицейского.
— Может, это был один из тех скелетных ключей, о которых ты когда-то рассказывал. Они подходят ко всем дверям? — сказал Авенжер, и проглотил слюну.
— Ни к этой двери и ни к этому замку с особым полицейским засовом. Нет, общие правила для этого замка не подходят.
Дедушка продолжал пристально на него смотреть, а Авенжер старался ни побледнеть, ни покраснеть.
— Окна? — предположил он. — Ты иногда их открываешь, чтобы проветрить.
— Одно слово: невозможно, — ответил дедушка. Он всегда цитировал человека, которого звали Сэм Голдвин, который снимался в старых фильмах и говорил всякие сумасбродные вещи, например: «Кто-нибудь извне». — Кто полезет в окно на пятом этаже?
— Лестница? — рискнул Авенжер.
Дедушка не стал обсуждать предположение Авенжера. Он фыркнул, поднял глаза, и его взгляд вдруг приклеился к пробегающим мимо спортсменам. Он сидели на скамейке в Кенон-Парке, зеленеющем напротив школы. Сентябрьское солнце светило им в спину. Расслабив кости, дедушка закряхтел. Сорок пять лет он прослужил в полиции, большую часть из которых провел на «собаках». Почему-то он так называл свои ноги — «собаки». Он никогда не ездил на патрульной машине, всегда ходил пешком. «Вот, что неправильно в этом мире», — говорил он. — «На тротуаре не хватает полицейских. Их нужно повытаскивать из машин в людные места».
— Если я не нахожу чего-то лучшего, то я могу лишь сказать, что это была внутренняя работа, — сказал дедушка, вытянув ноги и скрестив руки на маленьком круглом животе. Он закрыл глаза.
Авенжер надеялся, что он вздремнул, нечто подобное с дедушкой регулярно бывало: в любое время дня и ночи он мог уснуть где угодно и в какой угодно позе.
— Что ты имеешь в виду, говоря «внутренняя работа»? — он пожалел о том, что спросил об этом лишь спустя минуту, в полной мере взвесив, что это может значить.
— Я имею в виду, что кто-то вошел и украл вещь, что снова невозможно. Только я живу там.
— Может, кто-нибудь из гостей? — сгримасничал Авенжер. Зачем же держать рот на замке?
— Не похоже, — сказал он слабеющим голосом. — У меня лишь четыре комнаты. «Кусок» был спрятан в шкафу, а пули в отдельном ящике. Вряд ли кто-нибудь из гостей стал бы рыться в двух разных местах…
Его голос совсем ослаб, и спустя момент он захрапел, отчего кончики его усов задрожали. Авенжер мягко вздохнул: «Ну вот…» Он был рад, что разговор закончился. Но он нахмурился и твердо поставил перед собой ноги, хотя они еле касались земли.
— Конечно же, я не помню, когда я мог им пользоваться в последний раз, — сказал дедушка, не на шутку напугав Авенжера, который уже думал, что это были звуки сна. Дедушка говорил, не открывая глаза, руки были сложены на круглом животе. — Может, однажды я по ошибке не закрыл дверь на ключ. Может, кто-то вошел… — снова молчание. — Кому можно в наши дни верить? Никому…