ствовал ее сын, и зимой жила в ней без обогрева, а летом – с закрытыми окнами. Она была глубоко верующей в Будду женщиной, каждый день делала три тысячи поклонов в сторону изолятора и каждый день навещала сына. И, кто знает, может, небеса были тронуты всем этим. В конце концов ему смягчили наказание, заменив смертную казнь на пожизненное заключение, и его история стала легендой сеульского изолятора. Как-то на одной вечеринке друзья завели разговор об армейских делах, и я помню, как один из парней сказал не насмехаться над армией Республики Корея: когда он служил офицером разведки в войсках на передовой, было строго запрещено отправлять в демилитаризованную зону (на границу между Севером и Югом) бойца, у которого нет матери. Выходит, все матери – живое олицетворение истинной любви.
Вдруг кто-то подошел ко мне и легонько потрепал по плечу, выдернув из размышлений. Старший брат был одет в темно-коричневый костюм. Мне даже стало немного жаль его – в этот жаркий летний день ему приходится быть при параде. Если задуматься, это тоже своего рода мундир.
– Рано ты приехала! – сказал он, но, когда увидел мой набросок рук в кандалах, сразу же помрачнел.
Я закрыла альбом. Обмахиваясь конвертом с документами, словно веером, он спросил с осуждением:
– Ты все еще ходишь туда?
Конечно, мне было известно почему. Ничего не ответив, я взяла его под руку, и мы направились в прохладное помещение ресторана. Сделав заказ, я мельком взглянула на конверт в его руках – похоже, он заранее купил билеты на концерт. Заметив это, брат ответил, что жена попросила его заехать за ними по дороге.
– Ах, какие же замечательные мужья получаются из прокуроров Республики Корея! – проговорила я. Он усмехнулся.
– Ничего не поделаешь, перед концертом она настолько взвинчена, что порой мне кажется, что мое очередное судебное заседание – семечки по сравнению с этим… Не выполнить ее просьбу себе дороже.
Все мужчины нашего дома, включая умершего отца, относились к женщинам уважительно. Как говорила мать: «Непонятно, чего только им не хватает, на цыпочках ходить перед женами!» Мы старались как можно дольше оттягивать главный разговор – о матери.
– Знаешь, жена Ючани… – заговорил старший брат о самом младшем. Даже скорее о его жене, которая в прошлом была актрисой: ее творческим псевдонимом было имя Сорина, а по-настоящему ее звали Со Ёнджа. Все равно стол еще был пуст; к тому же мы оба прекрасно знали, что наслаждаться едой и одновременно обсуждать дела матери – абсолютно несовместимые вещи. По сути, мы начали с нейтральной территории. – Пришла ко мне в прокуратуру. Даже предварительно не позвонив…
Пережевывая канапе с лососем, я внимательно смотрела на брата. Когда речь заходила о Со Ёндже, я испытывала больше комфорта, чем когда упоминали старшую невестку – пианистку, или среднюю – врача.
– Так вот, пришла и без предупреждения набросилась на меня с просьбой, чтобы полиция отпустила вора, который на прошлой неделе залез к ним в дом, а сейчас находится под следствием.
– Надо же, даже такое у них случилось?! Странно, что миссис Со Ёнджа так себя повела… Может, он ее бывший приятель?
Брат прервался и зацокал. Я решила настроиться на серьезный лад.
– Проблема в том, что этот тип был схвачен на месте преступления с драгоценностями. Однако миссис Со Ёнджа… Тьфу… Ты заладила, миссис да миссис, вот и я вслед за тобой… – выговорил он мне с улыбкой.
Казалось, мы с ним вернулись в прежние времена, болтали как старший брат с сестренкой. Прямо как перед моим пятнадцатилетием, когда он получил свою первую зарплату, обучаясь в институте по подготовке судебных кадров и проходя практику в суде. Тогда он позвал только меня и перед домом купил мне не обыкновенную ледышку на палочке, а сладкое тающее во рту мороженое в вафельке – сейчас эти события кажутся далекой сказкой.
– Однако младшая сноха не заявила на этого охламона в полицию. Да что там полиция! Она его поймала, накормила, отмыла и даже обувь ему купила, после чего отправила восвояси. Ючхан был не в курсе и спустя несколько дней после этого случая, вернувшись домой, увидел, как этот сопляк миссис Со Ёнджу, тьфу ты боже мой… жену брата… на диване в гостиной душит, вцепившись в горло. Это беременную-то женщину! Естественно, он бросился на него и задал трепку по первое число… Тут-то и выяснилось, что ему только на словах пятнадцать лет, а на деле – дохлик, ростом с третьеклассника. Тогда-то Ючхан и узнал, что этот парнишка уже один раз попадался его жене на краже. Разве будет он молчать, оставив все как есть? Он поволок этого пацана в полицию… А жена пришла просить, чтобы его освободили…
Я совсем запуталась, что к чему. Старший брат улыбнулся и выпил бокал хереса, который принесли как аперитив.
– Я тут узнал, что, оказывается, третья невестка у себя в районе известная личность. Если мимо проходит нищий, она домой его приведет, отмоет и накормит, а когда в округе чернорабочие на стройке после тяжелого труда устраиваются на земле, чтобы перекусить, зовет их к себе и накрывает на стол… Так что в их доме побывало немало бродяг, на батальон, может, и не потянет, но с роту точно наберется. Таких выходок Ючхан не вытерпел и, предложив развестись, ушел из дому.
Брат закурил и, затянувшись, на минуту умолк.
– Так вот, пришла она ко мне в прокуратуру – ни грамма косметики, наряд самый простой… Обратилась: «Деверь!» – а я ее даже сразу и не узнал. Подумал еще: «Неужто годы берут свое, ведь когда-то она была непревзойденной красоткой Сориной…»
Казалось, старший брат ненадолго опечалился из-за того, что ее женская красота осталась в прошлом. Я вспомнила, как мой третий брат – профессор на кафедре экономики – заявил, что женится и зовут его избранницу Сорина. Старшие братья, не обращая внимания на возмущенный окрик матери «ты что, с ума сошел», сидели с выражением изумления и зависти… И только спросили, когда он приведет ее домой знакомиться…
– Припоминаю, что, когда они только поженились, случилось нечто подобное… Тогда, по-моему, произошел случай с мелким воришкой, который украл все свадебные украшения молодоженов и потом попался полиции. Однако они его отпустили после того, как невестка пришла в полицейский участок подтвердить, их ли это драгоценности: то ли они узнали в ней актрису Сорину, то ли она слезно умоляла освободить его, утверждая, что это ее знакомый и она сама с ним разберется. А раз пострадавшая просит, да и преступник уж очень молод, полиция, видимо, пошла навстречу… А в прошлом году, если мне не изменяет память, невестка села в такси, а водитель у нее спросил, узнаёт ли она его. Она ответила, что нет, а на ее вопрос, кто же он, таксист промолчал. Она приехала к месту назначения, сделала все свои дела, вышла на улицу, а водитель поджидал ее, упал перед ней на колени и заявил, что он такой-то и это его тогда полиция отпустила. Послав работу ко всем чертям, он упросил ее поехать к нему домой. А там его жена с годовалым ребенком рассказала, что муж каждый день вспоминает о заступившейся за него женщине, благодаря которой полиция его не задержала, и что им никогда не следует забывать о ее доброте… По ее милости он стал человеком… что после случившегося каждый раз, когда возникали трудности, он вспоминал слезы той женщины, и это помогало ему все преодолеть… Вот такая история.
И хотя уже принесли заказанную еду, мы еще некоторое время хранили молчание.
– Чу́дная женщина, что тут сказать. Ведь когда-то была шикарной актрисой, а сейчас мужественно сносит все мамины нервные вспышки и, в отличие от других невесток, неплохо справляется с поминками предков и домашними делами… Я только так привык о ней думать… Погоди, я увлекся. В итоге она стала упрашивать вмешаться, жалея, что вор совсем юный, умоляла в последний раз закрыть глаза, говорила, что нет никакого смысла сажать его за решетку, ведь он превратится в преступника со стажем… Послушал я, ситуация неоднозначная… Конечно, подсуетился и позвонил Ючхану сказать, как повезло ему с женой – великая женщина! А он заохал, приведя в пример поговорку «Чтобы на свет появился святой, десятеро должны сгинуть!». И, вздохнув, объявил, что он один из десятерых и скоро сам станет бездомным…
Мы рассмеялись. Я вдруг осознала, что все это время безотказную третью невестку, которая не имела нормального высшего образования и беспрестанно со всеми во всем соглашалась, эту самую Со Ёнджу я на самом деле ни во что не ставила. Еще поняла, что я смотрела на нее глазами матери. Я ненавидела мать за то, как она измеряла все на весах тщеславия, а оказалось, я оцениваю людей точно так же. И при этом умудряюсь обвинять родных в снобизме и презирать их за это. Невестка, несомненно, была женщиной со странностями, ее действия были нелепыми и порой даже опасными и, по словам брата, доводили до изнеможения соседей, но мне пришлось признать: я сильно заблуждалась. Неожиданно мне стало стыдно перед младшей невесткой.
– Да уж, не самые подходящие родственнички для судебного обвинителя. Если так будет продолжаться, глядишь, прокуратура вообще двери закроет.
Брат засмеялся, а потом, взглянув на меня, проговорил:
– А ты думала, что в прокуратуре всех без разбора сажают? Мы тоже стараемся входить в положение. Недавно попалась на краже женщина с ребенком на руках – жалко до невозможности… Я взял с нее обещание, что она никогда больше не будет этим заниматься, и отпустил по отсрочке возбуждения судебного дела.
– Что-то не верится! – воскликнула я, накручивая спагетти на вилку, хотя еда не лезла.
Отсмеявшись, брат перестал резать стейк и, мельком взглянув на меня, все-таки заговорил о главном:
– Мама… Матери через многое пришлось пройти. Обследования показали, что рецидива нет. А она заявила, что будет лежать в больнице, и устроилась в палату для вип-персон. Ну с ней ничего не поделать, если настаивает, что у нее снова рак, и говорит, там для нее лучше… Ты бы зашла к ней. Я каждый раз по дороге домой ненадолго заезжаю. Какая-никакая, а все же мать… И неважно, есть рак или нет, ясно одно: ей недолго осталось… – словно уговаривая, слегка пожурил брат.