– И все равно это означает убийство!
Брат на секунду перевел дыхание. Я не отступала.
– Как ни называй, все равно это убийство. Да и того, кто… как его, кажется, Чве Мощик, который подорвал мост на Хангане, его ведь тоже несправедливо убили. Так же как и печально известного О Хвиуна и членов так называемой народно-революционной партии… К тому же полно тех, кто практически дошел до вынесения верховным судом смертельного приговора, когда вдруг схватили настоящих преступников. И их ведь совершенно случайно поймали. Так что и прокуратура, и судебные органы не будут из кожи вон лезть, выясняя истину ради этого человека!
Брат снова глубоко вздохнул. Было видно, как ему хочется поскорее уйти отсюда. Я, мягко уговаривая его, продолжила:
– Ведь был давно случай, когда за убийство девушки задержали полицейского. Ты же слышал про это дело? Полицейский провел ночь со своей сожительницей в ёгване[20], в семь часов приехал на службу, а его девушку обнаружили мертвой. Зная о том, что его несомненно обвинят в убийстве, он специально указал в журнале учета более раннее время прибытия на службу. Его арестовали. А раз он даже попытался фальсифицировать доказательства, то это была безоговорочная вышка… Полицейский просто признался в убийстве. Почему же он так поступил? Он прекрасно знал, как работает вся эта система… И раз уж он влип, то, естественно, понимал: ему никак не выпутаться. Вот и пошел на «чистосердечное признание», надеясь на пожизненное, так? Примерно в это же время, случайно, недалеко от места убийства был задержан воришка на карманной краже. У него обнаружился ключ от комнаты убитой сожительницы полицейского – так и вышли на настоящего преступника, а полицейского отпустили. И еще был случай! Человек, которого задержали, кажется в Кенджу, как убийцу? А так как он упорно отпирался, утверждая, что это не он, что не убивал, то прокуратура подсуетилась и нашла безоговорочные улики, поставив его в безвыходное положение, чтобы он никак не смог отвертеться. В результате его арестовали. А потом – раз! – задержали настоящего преступника тоже совершенно случайно! Это даже поместили в учебник по судебной практике как выдающийся пример расследования.
Брат сидел в полной растерянности.
– И когда это ты успела во всем разобраться?
Я тряхнула головой. Мне хотелось закричать: «Почему ты думаешь, что все люди так плохи?!» И вдруг вспомнила, что тетя Моника, бывало, говорила мне то же самое! Надо же! А мы и вправду с ней похожи! Внезапно мне захотелось снова стать «старой» Мун Юджон, которая вдребезги разбивала пластинки. Какое же у меня истинное лицо? Даже сейчас я думаю, что тогда в моих словах логика отсутствовала. Буквально пять минут назад я заявляла, что ни за что не смогу простить своего двоюродного брата, а теперь защищала Чона Юнсу как мать.
– Послушай, брат…
– Даже если бы я был президентом, ничего бы не вышло. И разве этот тип открытым текстом заявляет, что не убивал? Послушай, Юджон! Для таких личностей ничего не стоит врать, они лгут, словно рис едят. Я, конечно, понимаю твои чувства, но все же я получше тебя осведомлен про этот сброд…
– Тем не менее и среди них встречаются хорошие люди. Бывает, человек ищет смерти, а бывают времена, когда человек не в себе. И в такие моменты люди идут на обман, но признайся, ведь и мы с тобой вполне способны на такую ложь… Если кто-то заявит, что вся прокуратура Республики Корея состоит из мошенников, это не будет правдой. На свете есть и прокуроры похуже убийц, есть и заключенные, похожие на ангелов. Как лица отличаются друг от друга, так и обстоятельства у людей у всех разные.
Брат посмотрел на часы, показывая, что уже выдохся. Ему явно хотелось сбежать, он не понимал, почему его собственная сестра защищает преступников.
– Можно ну хотя бы… Чтобы он просто остался жить?
Брат опять улыбнулся и потер усталые глаза. В кои-то веки встретился с младшей сестренкой, хотел утешить ее, а разговор вдруг повернул совершенно в другое русло.
– Я же не прошу выпустить его из тюрьмы, только прошу сохранить ему жизнь.
Брат, скрестив руки, медленно покачал головой. Надеяться не на что.
– Он ведь в любом случае умрет. Даже если получится спасти ему жизнь… Не пройдет и пятидесяти лет, как мы все покинем этот свет… Ты так любишь жизнь, что жадничаешь и не хочешь спасти его? – Я почти перешла на крик.
Во время всей этой тирады я засомневалась, действительно ли так переживаю за Юнсу. И, договорив, вернее, заставив себя замолчать, вынуждена была признать, что меня по-настоящему беспокоит судьба заключенных. Казалось, я сейчас расплачусь. Лицо брата побелело, он не двигался. Я снова, глядя ему в глаза, медленно проговорила:
– Знаешь, мне хотелось собственноручно прикончить эту сволочь!
Он внимательно взглянул на меня. Это признание, похоже, его шокировало.
– Да, именно так… Несколько раз я хотела заявиться в его дом с ножом в руках и сделать это на глазах у жены и детей. Сейчас его дочери исполнилось где-то четырнадцать? Так вот перед ней я хотела зарезать этого мерзавца ножом, самым мучительным способом… Потому что его нельзя назвать человеком – мразь он порядочная. Но, несмотря на все, семейные фото этого ублюдка печатают в журналах… А когда я увидела фотографию, где он молится в церкви… Говорю тебе, мне хотелось пойти к нему и прикончить его.
– Юджон! – гаркнул брат с перекошенным лицом.
Я понизила голос:
– Да, знаю! Убивать – это плохо. Поэтому не смогла. Не хватило смелости, не подвернулся случай… Однако что бы было, если бы я пошла на это? Что, если я, считая его отбросом общества, достойным смерти, повесила бы его? Это считалось бы убийством? Если за совершенное меня назвали бы убийцей и повесили, как бы это называлось? Свершением справедливости? В обоих случаях один убивает другого, а по твоим словам выходит, что в одном случае – убийство, а в другом – приведение приговора в исполнение. Один окажется убийцей и поплатится за преступление смертью, а второй поднимется по служебной лестнице! Это и есть так называемая справедливость?
Брат с каменным лицом рассеянно смотрел на меня. Потом с улыбкой проговорил:
– Ну надо же, как подобрела наша Юджон, теперь даже начала ходить по тюрьмам…
Затем взял счет и встал из-за стола.
Существует ли на самом деле то, что называют судьбой? Возможно, да. В тот день мы со старшим приятелем решили ограбить ювелирный магазин в районе Ыйджонбу и сели на метро, чтобы съездить на разведку. Надо было пересесть на «Тондэмуне», но, увлекшись разговором, мы по ошибке вышли на станции «Стадион Тондэмуна». И вот там я встретил ту злополучную женщину. Если бы в тот день я правильно пересел на метро, как бы все сложилось? Был бы я спасен?
Та женщина лет сорока владела маленьким баром, куда мы с приятелями часто заходили в пору моих бесчинств. Надо сказать, она относилась ко мне довольно благосклонно и даже иногда подкидывала денег на карманные расходы, словно я приходился ей младшим братом. Женщина эта, судя по всему, не отличалась особой порядочностью (хотя кто знает, что вообще означает добропорядочность) и, честно признаться, частенько бросала на меня недвусмысленные взгляды. Я же ни о чем подобном не думал из-за немаленькой разницы в возрасте, да и она мне почему-то не нравилась. Не знаю. Может, я интуитивно чувствовал, что отношения с ней не принесут ничего хорошего…
Она сказала, что сегодня у нее выходной, и предложила пойти к ней домой пропустить по стаканчику. Мне стало противно от ее явного заигрывания, и я собирался отказаться, но приятель подмигнул, давая понять, что хочет согласиться, – он был в курсе, что у нее водятся деньжата. Однако тогда я воспринял его подмигивание просто как согласие на выпивку. Поэтому, хоть мне не сильно и хотелось, мы поехали к ней на квартиру в районе Имундон.
Как только мы пришли домой, дамочка тут же переоделась в полупрозрачную юбку и, выставив спиртное, заявила, что хочет поговорить со мной с глазу на глаз. Я попросил приятеля подождать и последовал за ней в спальню. У меня не было времени на праздные разговоры, пока моя любимая, неудачно забеременевшая по моей вине, находится между жизнью и смертью. Я стал умолять хозяйку занять мне три миллиона вон, обещая во что бы то ни стало отдать их. Выслушав мою историю от начала до конца, она сделала предложение: я спасу твою женщину, дам деньги на операцию, а ты за это должен будешь переехать ко мне жить. Я жутко разозлился, что эта тетка в такой критический момент тянет драгоценное время, зазвав нас к себе ради подобной низости. Вне себя от ярости я бросил, что не пойду на это, и собрался выйти, как из комнаты напротив послышались вопли.
Глава 15
Лето подходило к концу с дождями и ветрами. Я ждала прихода четверга так же, как Лис ждал Маленького принца к четырем часам. На этот день я старалась ничего не назначать и уже с вечера среды размышляла, о чем же мы будем беседовать с Юнсу. Помня, что в тюрьме за всю неделю его никто не навестил, и ждет он только меня, по четвергам я не могла позволить себе даже заболеть. Юнсу основательно взялся за чтение книг и иногда упоминал имена поэтов, о которых я никогда не слышала. Меня это радовало и одновременно тревожило. Когда на газетных страницах появлялись статьи о других преступниках, у меня сжималось сердце от мимолетных замечаний окружающих: убивать надо… выродков этих… Перед моими глазами всплывал образ Юнсу. Общаясь с тетей Моникой по телефону, я несколько раз порывалась сказать о моем желании прекратить встречи, однако мысль, что следующий четверг может для него стать последним, останавливала меня. Я не могла бросить его. Вот, оказывается, почему тетя приходит сюда уже тридцать лет.
Я шла по коридорам изолятора после посещения Юнсу. Перед зданием тюрьмы виднелось несколько цветущих кустов роз, чудом распустившихся в этом месте, но они совсем не напоминали золотое поле пшеницы, где Лис ждал Маленького принца. Офицер Ли шел за мной, неся в руках сумку с пустыми контейнерами от перекуса, который я принесла с собой. На дорожке напротив изолятора валялось несколько листьев, опавших раньше остальных. На сегодняшнем свидании Юнсу сказал про них, что листья еще не растеряли свои зеленые краски, но шуршат при каждом порыве ветра, предвещая приход осени. Внешне вроде не изменились, а звук другой. Казалось бы, одна и та же зеленая листва на деревьях и весной, и летом, и осенью, а слышится по-другому… Выходит, внешний вид – это еще не все.