Мария ВысоцкаяНаше шаткое равновесие
Глава 1
— Лунга наша приехала, — орет Дариша, — Женька, какая ты загореленькая.
— Сама ты Лунга, — смеюсь, сгребая ее в охапку, — как я по вам всем соскучилась, — воодушевленно оглядываю зал.
Пальцы пробегают по полированной барной стойке, огромной стеклянной вазе с апельсинами, вдыхаю такой родной и любимый запах нашего уютненького ресторанчика. Наш маленький рай, наша гордость, наш «Зефир». Вкусный, воздушный, приготовленный с любовью.
— Роман Денисович, — улыбаюсь, — как Ваши дела?
Рома кивает официанту и с широкой улыбкой на лице двигается в нашу сторону. У него, как и всегда, гладко выбритое лицо, модная укладка с переизбытком геля на черных волосах, на глазах очки. И носит он их не потому, что зрение плохое, нет, ему так стилист посоветовал. Личный имиджмейкер. Рома давно уже не мелкий бизнесмен, у него несколько ресторанов по городу, но в душе он до сих пор мальчишка с душой нараспашку. Мне иногда за него даже страшно. И вот как такой человек может быть дельцом? Не понимаю. В кругу моей семьи часто приходилось сталкиваться со всевозможными богами мира сего, и все они, как под копирку, строили из себя напыщенных индюков. Хватких, кровожадных.
А вот Рома… Рома из другого теста. Мне иногда кажется, что не он владелец этого ресторана, а я. По крайней мере, если бы не мой характер и железная дисциплина, установленная мной внутри этих стен, все уже давно бы развалилось.
— Лунга, приехала наконец-таки, лягушка-путешественница.
— Приехала-приехала.
— Когда на работу выйдешь?
— Ну вот, как всегда, с корабля и сразу на бал…
— На баррикады, — подтрунивает Зотова.
— Дарина, уволю, — уже Рома.
— Не уволишь. Кто твоим гостям десерты «пальчики оближешь» готовить будет? Сам, что ли?
— Язык у тебя, Зотова, оторви и выбрось.
Пока Дари и Рома пререкаются, осматриваю зал, замечая тысячу минусов, возникших в мое отсутствие. Торшер в дальнем углу у столика за ширмой не работает, официанты в неглаженых фартуках, как у себя дома, расхаживают, на баре полный бедлам творится… всех уволю. Но сначала выпорю хорошенько.
— Ром, что за бардак у тебя творится?
Мохов непонимающе оглядывает зал, хмурится, а потом поворачивается ко мне.
— Какой бардак, Жень?
— Рома, меня всего десять дней не было, а здесь… ужас. Помоги чемодан в кабинет занести.
— Значит, на бал уже сегодня?
— Сейчас. Дарин, иди на кухню уже, нечего кондитеру в зале делать.
— Слушаюсь и повинуюсь, товарищ Лунга.
— Иди ты.
— Жень, ты помнишь, что права свои так и не обмыла перед улетом?
— Помню…
— Сегодня хороший день, — смеется, крутя в руках апельсин.
— Хорошо. Я сейчас с делами разберусь, и вечером посидим. Мама с Полей все равно через неделю вернутся.
— Договорились. Я Вилке скажу…
— Хорошо. Ром, тебя тоже приглашаю.
— Ну спасибо, товарищ директор, удружила.
— Старалась. Все для нашего любимого владельца.
— Зотова, брысь отсюда уже. Жень, я как раз хотел с тобой обсудить пару вопросов, — берет мой чемодан.
— Ну пошли тогда.
В «Зефир» я устроилась пять лет назад. Официанткой. Да-да. Именно официанткой. Забрала документы с первого курса юрфака и решила стать кем-то, непохожим на всех членов моей семейки. Как ни странно, получилось. Хотя мне пророчили такое… некоторые дальние тети и тети теть уверенно заявляли, что я со своим характером окажусь на улице без гроша в кармане. Спасибо, но их пожелания не сбылись.
В «Зефир» Рома лично утвердил меня на ставку официанта. Мы словно с первого взгляда поняли, что нуждаемся друг в друге. Поначалу казалось, что это любовь… но любви у нас не вышло. Я в тот момент как раз узнала новость, которая в корне поменяла мою жизнь, и отношения мне стали совершенно не нужны. Родители, а они у меня люди серьезные, долго противились моему выбору профессии, а когда узнали, что я беременна, просто с катушек слетели. Папа думал, что ребенка мне Ромка заделал. А вот и нет… В приказном тоне велел бросить все, вернуться домой, а еще лучше — сходить в больницу. Конечно, как судейская дочка может быть каким-то официантом, еще и залететь в девятнадцать лет неясно от кого?! Для них это неприемлемо.
Только вот за эти пять лет я сама, без родительских подачек, вытащила себя в люди. Когда мама узнала, что я больше не девочка на побегушках, а деловой, можно сказать, человек — удивилась. Они-то думали, что я рожу Польку и превращусь в клушу-наседку. Не угадали. Хотя помогли в тот период, очень помогли…
И, наверное, я их понимаю. Родителей. Я всегда жила в своем выдуманном мире розовых бабочек и единорогов, в отличие от моей сестры. Правда, жила я так до определенного момента, про который мои родители не желают вспоминать. Им так проще. Забыть. Вычеркнуть. Сделать вид, что ничего не было. Только вот я — все помню. Невозможно вычеркнуть из жизни то, что тебя изменило. То, из-за чего все пошло наперекосяк… нельзя.
По лицу скользнула печальная улыбка, которую я попыталась молниеносно убрать. Поправив вьющиеся локоны, прошла в открытую Ромой дверь и по-хозяйски уселась в свое кресло. Ромка расположился на диване.
— Ну давай, Ром, не тяни.
— Жень, ты не хотела бы попробовать себя в качестве совладелицы?
— Что? Ты серьезно?
— А почему нет? Ты сама видишь, что дела у меня не очень… это здесь ты все контролируешь, не воруешь… а в других ресторанах все совсем иначе происходит. Не руководитель я. Поиграл, отцовские деньги поразбрасывал, хватит, наверное… куда больше.
— Ну я думаю, не все так плохо… к тому же, Ром, нет у меня столько денег, чтобы долю выкупить… даже если я и хочу, денег у меня таких нет. Еще и машина эта…
— Что машина?
— Должны скоро из Америки доставить… я же говорила.
— Точно, прости. Забыл! Да, Жень, дело же не в деньгах…
— А в чем? Ты только что мне говорил, что теряешь… убытки у тебя.
— Убытки.
— Давай так… я помогу тебе с другими ресторанами. Может, придется кого-то уволить…
— Ты чудо, Жень.
— Ты бы лучше себе бизнес-консультанта нанял, а не имиджмейкера, — мягко смеюсь, наливая в стакан воды.
— Тогда завтра с утра подвезу бумаги и премию.
— Про премию сам сказал…
— Сам-сам. Так что у нас там в зале?
— Ах, в зале… ну пошли, разбор полетов устроим.
В зале собираем пятиминутку. Посетителей мало. Понедельник, дообеденное время, занято всего пара столиков. Рома усаживается на барный стул, показывая бармену жестом, что хочет кофе.
— Итак, мои дорогие, мой отъезд наглядно показал, кто из вас останется работать с нами дальше, а кому придется нас покинуть.
Начинаются перешептывания, которые раздражают еще больше. Вдыхаю воздух и, сцепив перед собой руки в замок, ощупываю каждого смотрящего на меня беглым взглядом.
— Миша, Света, Валя, Федор и Марта остаются, все остальные можете зайти ко мне за расчетом. Не стоим истуканом, работаем, — вновь мягко улыбаюсь и, отобрав у Ромки кофе, вышагиваю в свой кабинет.
Мохов плетется следом.
— Жестко ты, Евгения Андреевна.
— Нормально. Если люди пришли сюда пинать балду, а не работать, нам с ними не по пути, — открываю двери в кухню.
— Евгения Андреевна, — дверь распахивается следом за нами, — там сикипер полетел.
— Ваня, вызови мастера, разве я должна этим заниматься?
— Я просто… просто, чтобы вы были в курсе…
— Уволь меня от подобных подробностей. Все внештатные ситуации вы с администратором разруливаете сами, и только в случае полнейшего фиаско сообщаете мне. Но я думаю, зная меня, вы не захотите до этого довести! Ведь правда?
Парень кивает и быстрее ветра улетучивается в зал.
— Вилка!
— Жень, с возвращением. Как отдохнула?
— Много.
— Скажешь тоже. Я только об отпуске и мечтаю. Зажралась ты, Евгения Андреевна, — понижает голос, подходя ближе.
— Хотя, если без шуток, то Греция — это что-то божественное. Смоталась в рай и обратно.
Вечером мы, как и договаривались, едем в клуб. Не очень я их люблю, но народ просит, отказывать не хорошо. Да и откажешь им, пожалуй. Покусают же.
— Ох, Жень, как я тебе завидую. Мне с моим Лешиком и ипотекой отпуск еще не скоро светит.
— Вил, — говорю громко, чтобы хоть немного перекричать музыку, — я совсем не понимаю, зачем ты с ним живешь?
— Не начинай, Жень.
Виола отмахивается, а у меня остается осадок на душе. Я про этого Лешика четыре года слышу. Он как тот мерзкий песок на зубах. Поперек горла, и плеваться хочется. А Вилка терпит. В любовь какую-то верит. Какая, к черту, любовь? Ему просто удобно. Вот так жить на всем готовом, месяцами типа искать работу, а потом плакаться ей в юбку, какой он несчастный и какие злые люди вокруг. Противно. Отвратительно.
Я уже сто раз пыталась вправить ей мозги — бесполезно. Дура баба. Ду-ра!
— Не человек — фанатик, — хмыкает Зотова. — Я бы отдыхала себе и отдыхала, а эта — пропащий единорог. С самого утра сегодня по рестику бегала.
— И не говори, Дарин.
— Хватит нудить, тетеньки, ощущение, что вам уже лет так… — закатываю глаза, делая глоток мартини.
— Вот сейчас аккуратнее, да, Вил?
— Да-да, Женя Андреевна, вы поумерьте пыл…
— Нудятина вы, девки, пошлите танцевать?
— Я за любой кипиш, я женщина свободная, — Дарька стискивает ладонями свои сиськи и ржет.
— Идите, девочки, я домой буду отчаливать…
— Вилка, — скулю, сжимая ее руку, — ну что твой Лешик, жрать себе без тебя не разогреет, спать не ляжет? Мы всего час здесь…
— Разогреет, но скандалу все равно быть. Он же работает, молодость на квартиру гробит.
— А ты, бля, дома сидишь, — не выдерживает Даря, — хорошо устроился, я смотрю…
Зотова вообще прямая, прет как танк, преград не видит. Что такое тактичность, она знать не знает, да и не расстраивается особо по этому поводу.