То безразличие, то покорность. И хрен ее разберет, что лучше.
Лунгу продолжает упорно смотреть в окно и делать вид, что меня здесь нет. Ничего в ней не поменялось.
Открываю окно, прикуривая еще одну сигарету. Перетряхивает уже от них, тошнит. Но все равно курю, на автомате. Мозг взбодрить.
Я, когда ее у себя в кабинете увидел, офигел. Неожиданно получилось. Я, конечно, был в курсе, что она тут трется, в рестике этом. Поэтому Морозова и отправлял обстановку разведать. А этот дебил решил бабок по-легкому срубить. Придурок.
Но, впрочем, его дерзость сыграла мне на руку. Женечка взбесилась и прибежала разбираться. В ее стиле. Только не ожидала, с кем разбираться придется. И глазки опустила, и вид сделала, что не знает. Стыдно, видимо, стало. Хотя если учесть, что я видел, она и стыд — вещи слишком друг от друга далекие. А вот прикидываться — это да. Пятерка ей за это.
— Тебе куда?
— Домой. Адрес ты знаешь.
— Знаю-знаю. Чего ты за город поперлась на ночь глядя?
— Не твое дело.
— Не хами.
— Ты сам сказал прекратить делать вид, что я тебя не знаю. Поэтому ответ вполне приемлемый.
— Серьезно?
Это уже интересно. То есть я еще и виноват. Хорошая логика. Не пробьешь.
— Более чем.
— Я тебя придушу, Лунга, при-ду-шу.
— Пфф!
— Спасибо бы лучше сказала. Я ее посреди ночи от ментов отмазываю, а она выпендривается.
— Спасибо Вам, Игорь Юрьевич. Так нормально?
— Выразительности не хватает.
— Ну, значит, обойдешься.
— Ты чего такая дерзкая сегодня? Еще два дня назад носилась от меня, сверкая пятками.
— Да потому что бесят. Вот такие, как ты, как этот дэпээсник. Возомнили о себе, будто право имеете себя так вести. Вы боги, что ли? Я что-то крыльев с нимбами не заметила!
Вновь отворачивается к окну, закидывая ногу на ногу. А на ногах у нее тонкие капронки. Стискиваю зубы, а потом просто торможу посреди дороги.
— Все, приехали. Давай. Вперед и с песней.
Женька хмурится, нервно оглядывается по сторонам, злобно сверля меня глазами. Сама напросилась.
— Придурок, — вылетает из машины и быстрым шагом идет по тротуару. До дома ей метров пятьсот. Пусть валит. Идиотка.
Пока Лунгу чешет по тротуару, злость сходит до приемлемой отметки, на которой я могу общаться с людьми, трогаюсь с места. Открываю окно со стороны пассажира.
— Сядь обратно.
— Сама дойду.
— Сядь в машину.
Начинаю закипать и повышать голос.
— А то что? Силой затащишь?
— Надо будет, затащу.
Лунга смеется, показывает средний палец и, оступившись, падает на асфальт. Не убилась, надеюсь.
Выхожу из тачки, пытаясь сделать серьезное лицо. На ржач пробирает.
— Очень смешно.
Огрызается, значит, живая.
Женька так и сидит на холодном асфальте. Потирает лодыжку, периодически всхлипывая. Присаживаюсь рядом на корточки.
— Дай посмотрю, — тяну руки к ее ноге.
— Не надо. Отстань от меня. Не трогай.
— Прекрати пищать, — скидываю ее пальцы, касаясь уже распухшей лодыжки, — вывихнула, походу. В травму поехали.
— Я не поеду.
— Че как маленькая?!
— У меня ребенок дома с няней. Я не могу. Мне домой надо.
— Сама сказала, что с няней.
— Нет, уже почти час ночи. Мне нужно домой.
— И какой от тебя там будет толк, в таком состоянии?
Женька вытирает ладонью слезинки, беспомощно ударяя кулаком о землю.
— Мурас, отвези меня домой, — всплеск эмоций и тишина. — Пожалуйста, — шепотом.
Она не требует, не злится. Ее голос тихий, спокойный и потерянный. Громко вздыхаю, обдумывая, как все же лучше поступить.
— Ладно. Поехали, — поднимаю ее с земли, возвращая в тачку, — добегалась?
В ответ тишина.
У дома Лунга поджимает губы. Дошло наконец, что она даже в квартиру сама не поднимется. Барабаню пальцами по рулю, запрокидывая голову на подголовник. По радио играет какая-то в сон клонящая мелодия. В кармане в сотый раз вибрирует телефон. Алка угомониться не может. Молчу. Мне нечего сказать. Мы, походу, сегодня уже и так наговорились.
Пока думаю, прикрыв глаза, слышу, как открывается дверь. Собралась все-таки. Даже интересно.
Женька вылезает из машины, забирает с сиденья свою сумку и походкой подбитого лебедя чешет в сторону подъезда.
— Дура девка.
Вылезаю из машины, в пару шагов догоняя эту упрямицу.
— Я помогу, — поднимаю ее на руки, как только она открывает дверь в парадную. Это слишком непривычно. Прикасаться к ней через столько лет. Очень непривычно.
Но я до сих пор помню ее запах.
— Поставь. Поставь меня.
— Не ори. Соседей разбудишь. Какой этаж?
— Пятый, — все еще трепыхаясь.
— Прекрати. Скину вниз нахрен.
— А потом труп описывать приедешь?
— В лесочке прикопаю, чтоб никто не узнал.
— Даже не сомневалась.
— Ключи ищи в сумке своей.
У дверей ставлю ее на ноги, вырываю ключ и открываю дверь.
Обхватив за талию, приподымаю, протаскивая через порог, и усаживаю на пуф. В прихожей горит тусклый свет. На шум выбегает какая-то баба. Явно недовольная.
— Мы так с вами не договаривались. Я вам звонила. У меня дела. А я должна с чужим ребенком сидеть.
— У меня телефон сел. Я не смогла вам позвонить. Ногу подвернула и….
Женька оправдывается, давая этой няньке полную свободу слов и действий. Такие потом напролом лезут. Только раз слабину почуют.
— Ага. Зато с мужиком прийти не постеснялись. Расчет мне дайте. Я больше не намер…
— Рот закрыла. Барахло свое собрала и вышла отсюда.
— Что вы себе….
— Мне тебя в обезьянник, что ли, на пятнадцать суток определить? Там такая компания подбирается — бомжи, шлюхи, алкаши. Впишешься.
Она разом затыкается, хватая сумку, пальто, прижимает все это к груди и, впрыгнув в боты, исчезает за дверью.
Женя поднимает на меня глаза, явно не радуясь тому, что произошло.
— Надо говорить: «Спасибо, Игорь», — стебусь, чтобы хоть немного разбавить эту атмосферу.
— Чай будешь?
Бормочет устало. Неожиданно. Но я только за. Домой ехать желания нет. А в отдел… я с суток. Тошнит уже.
— Пойдем на кухню. Ботинки сними.
Снимаю обувь, пальто. Вешаю на вешалку. Ненавижу валяющиеся, а потом мятые шмотки. Миленькая квартирка. Маленькая. С ее доходом. Могла бы позволить себе лучше.
На кухне она ставит чайник. Достает какие-то пирожные, две кружки.
— А посущественнее ничего нет? — отодвигаю пальцем крышку с коробки пирожных. — Бутеров хотя бы, с утра не жрал.
— Холодильник где, видишь, нож тоже. Хлеб в шкафчике над столешницей.
— А ты гостеприимная.
— Не то слово, — растирает ногу.
— Мазь есть какая? Ты завтра так вообще не встанешь. Жень, в травму надо. Снимок, все дела…
— Я разберусь сама.
— Сахар где?
— Там стоит.
— Вижу.
Сажусь напротив, режу колбасу. Лунга не смотрит на меня. Старается отводить взгляд.
— Значит, папа — летчик?! — изображаю полуулыбку.
— Не твое дело, Мурас. Ешь и проваливай.
— А как же поцелуй за спасение?
— Обойдешься.
— Жаль.
— Жену целуй.
— Ах вот в чем дело. Так мы почти в разводе.
— Смешно звучит.
— Ревнуешь? — откусываю бутер.
— Много чести. Ешь и уходи.
— Мама, мама, — девчонка влетает в кухню, а увидев меня, замирает.
Разглядывает.
Милая девчушка. Сколько ей… на улице мне показалось, года два. А сейчас, без комбеза и шапки, она выглядит старше. Лет пять, чуть меньше.
— Привет, — махает мне рукой.
— Поля, взрослым нужно говорить «здравствуйте», — Женька бросает на меня настороженный взгляд, а потом резко отворачивается.
— Здравствуйте. Я Полина, вы к нам уже приходили, вы с маминой работы.
— С маминой работы, — как идиот, повторяю последнюю фразу.
Становится не комфортно. Мне и не комфортно. Интересные дела.
— Пойду, — поднимаюсь со стула, — дел по горло.
— Пока, — малявка жмется к Лунгу.
— Пока.
Хочется побыстрее отсюда уйти. Колбасит.
Глава 7
Странное ощущение. Непонятное и гнетущее. Словно что-то произошло.
Еду домой. Башка ломится от этих мыслей. Подкидывает картинки прошлого. Выворачивает. Как и тогда. Тошнит от ее лживых улыбок. Вся полностью. Ненастоящая. Сплошной артистизм, не более.
Поднимаюсь домой. Моя дорогая женушка встречает меня в приподнятом настроении, а ответ прост. Из кухни выползает ее мамаша. И не лень ей было среди ночи сюда тащиться. Не близко вообще-то.
Скидываю обувь, проходя в зал. Алка семенит следом.
— Где ты был?
— Я действительно должен отвечать?
— Ты мой муж и…
— Это уже ненадолго.
Вырывается само собой. Как факт. Осточертел этот цирк. Столько лет жил — и пох*й, стоило с этой гадиной один раз по-нормальному словами перекинуться, и опять переклинило. С*ка!
— Что ты сказал? — уже Алка, злобно, все лицо пятнами покрылось.
— Уши помой. Глухая она, бл*дь.
— Как ты со мной разговариваешь, я твоя жена!
— И что дальше? — усмешка.
— Нет, мама, ты слышала, да?
— Слышала, доченька. Твой муженек — настоящая скотина.
— И вам доброй ночи, мама, — беру сигареты и выхожу на балкон.
Гончарова врывается вслед за мной, кипя от злости. Что-то орет, но я не разбираю всего этого бреда. Хаотично думаю, что делать дальше, и зачем Лунга вновь объявилась. Было бы проще, если б я продолжал делать вид, что не знаю и не помню ее. Было бы лучше. Всем.
— Заткнись уже, — ору жене, со всей дури хлопая дверью в спальню.
Сажусь на кровать, накрывая лицо ладонями. До сих пор не попустило. Бред какой-то, но, с*ка, предчувствие. Что-то не так. Только что? Ребенок. Все дело в ребенке. Не понимаю еще что, но обязательно докопаюсь.
Эта малявка не дает мне покоя. Впрочем, как и ее тупоголовая мамаша. О, как я ее ненавидел. Прибить хотел. Но это было потом, вначале была эта жуткая зависимость. Зависимость (любовь), которая столкнулась с моим не*бическим характером. Когда и хочется и колется.