— Это не имеет значения, — поднимается, выливая жидкость из стакана в раковину, — спать иди. Мне не нужны твои откровения.
— Постой, — хватаю его за руку, — я же все это время думала, что ты мне изменил, что поспорил на меня.
— Я действительно на тебя спорил, — добивает, убирая мои пальцы со своего запястья.
— Значит, это правда?! — меня шатает.
— Да. Но это ничего не меняет. Все наши поступки останутся нашими, — усмехается, — иди спать, думаю, где спальня, помнишь.
Он уходит в темноту гостиной, а я медленно сползаю по стене, ненавидя себя и всех вокруг.
Глава 16
Утром меня колбасит.
Из дома уезжаю часов в шесть. Запираю квартиру и, не оставив вторых ключей Женьке, еду в отдел. Меня гложут сказанные ею слова, но еще больше — желание узнать правду.
Запрягаю пацанов притащить мне этого Ящера. Я отлично помню, кого и где мы брали в ту ночь. Райончик, правда, не наш, но, думаю, там не обидятся.
Пока Морозов запирает эту с*ань в допросной, звоню Гончаровой, эта стерва не берет трубку, Ладно, навещу лично. Не она ли скулила, что соскучилась.
— Юрич, мы с ним закончили.
Киваю и выдвигаюсь к нашему «заключенному».
— Ну здравствуй! — усмешка.
А вот на его лице паника. Его окровавленная рожа совсем не доставляет мне удовольствия.
— Я уже сказал, я не торгую больше. Как вышел, не торгую.
— Какой послушный, — расстегиваю его наручники и присаживаюсь на край стола, доставая ствол.
— Что вы?!
— Я пристрелю тебя, например, за нападение на сотрудника. Меня.
— Я ничего…
— Заткнись и слушай, исход будет зависеть от того, насколько хорошая у тебя память.
— Я же…
— Слушай! — подаюсь вперед. — Пять лет назад, когда тебя взяли, из квартиры также прихватили девчонку. Лунгу, дочь судьи, помнишь такую?
— Да-да, но мы не общаемся. С того дня не виделись. Ее отец тогда отмазал.
— Я в курсе. Но вопрос в другом… ты с ней тр*хался?
— Чего?
— Того. Я вопрос задал, — передергиваю затвор, — жду ответ. Ты же чистый был, не под кайфом.
— Нет. Она никакая была, — начинает тараторить, — а потом менты, то есть полицейские приехали. Я не успел…
— Но хотел? — прищуриваясь, чувствую просыпающаяся ярость.
— Нет. Нет.
— Врешь.
— Не вру. Какое вам дело до этой наркоманки?!
— Закройся, — со всей дури шарахаю его мордой об стол и выхожу в коридор.
— Игорь, там Симонов тебя искал…
Этому-то что надо? Убираю пистолет и направляюсь к начу.
— Можно? — два коротких стука.
— А, Игорь, заходи, — махает рукой на стул.
— Чего хотел?
— Поговорить.
— Внимательно.
— Я по поводу вчерашнего вечера, нехорошо получилось с Аллой.
— Ты сейчас серьезно?
— Не начинай. Просто поговори, чтоб проблем с ней не было, а то она моей Ленке все спокойствие подрывает своими истериками.
— Твоей жене стоит лучше выбирать подруг.
— И это ты говоришь о женщине, на которой женат?! — с явным презрением.
— Именно. Я поехал, у меня еще дела на районе.
— Знаю я твои дела. Ресторан-то толкнул уже этому бизнесмену своему. Я как посмотрю, что ни происходит, тебе только на руку. Иногда задумываюсь, а действительно ли случайно?
— Поменьше думай об этом, а лучше думай тогда, когда свой процент в карманчик убираешь.
Поднимаюсь и выхожу из кабинета. Симонова я не боюсь. Да и никогда не боялся. Ему без меня уже никак. Да и рыльце у него в пушку, с такого крючка сложно спрыгнуть, а с его мозгами и подавно.
После обеда наведываюсь на съемную квартиру. Алка, конечно же, дома. Пьяная и зареванная.
— О, приперся.
Гончарова упирается ладонями в стол, поднимаясь со стула, между тем успевает зацепить бутылку, и та с грохотом падает на пол, разбиваясь вдребезги. Начинает вонять ликером.
— Поговорить надо.
— Пошел вон, придурок. Катись к своей наркоманке. Сволочь, — вытирает губы тыльной стороной ладони, слегка пошатываясь.
— Слушай, я баб не бью, но тебе по роже съездить хочется. Руки чешутся, — расстегиваю пуговицы на пальто.
— А давай! Сразу под статью, я тебе не твои уголовники!!!
— Грамотная ты моя, расскажи-ка мне лучше, что ты Лунге напела тогда?!
— Когда, Игоречек? Не было ничего. Не говорила я с ней.
— Понятно, ладно, счастливо оставаться.
— Игорь! Милый мой, хороший, — бросается ко мне, — прости-прости. Я дура. Я так тебя люблю, слышишь, очень люблю. Не уходи. Все будет как раньше, слышишь, не уходи, — причитает, сжимая ворот моей рубашки.
Отталкиваю ее от себя. Противно. Она мне уже поперек глотки стоит. Спектакли эти. Молча иду к двери.
— К ней пошел? Козел! Какая же ты скотина! Ненавижу! Давай, вали, потом сам приползешь, сволочь! Как же я тебя ненавижу.
Не реагируя, быстро сбегаю вниз по лестнице, стараясь быстрее убраться от этой психички подальше. Мне ее не жаль. Мне всегда было плевать, и сейчас ничего не изменилось. С ней было удобно, местами выгодно. Не больше. Все ее розовые сопли и надуманная любовь — сугубо ее проблемы. Я к ним отношения не имею. И никогда не имел. Она видела и знала, за кого выходит замуж. Сама себе такую жизнь выбрала. Сама.
У дома еще полчаса сижу в машине. Со всем, что произошло за последние сутки, нужно что-то делать.
Пять лет назад
Сумерки. Наполовину задернутые шторы и едва горящий в настольной лампе свет. Я чувствую, что она нервничает. Это ощущается даже на слух. Дыхание. Опущенные в пол глаза. Ее что-то останавливает, гложет. Вероятно, это так.
Смотрю на нее, и все поспешным маршем идет на второй, нет, на какой-то стомиллионный план. Женька, она невероятная. В моей жизни не было ничего подобного, и это на самом деле кайфово. С ней все как-то иначе. Чувства, эмоции… все. Меня накрывает. Я схожу по ней с ума, а она словно этого не замечает. Не видит очевидных вещей. Притягиваю ее к себе и хочу поцеловать. Почувствовать. У нее такие губы, умом тронуться можно. Руки. Теплые, нежные.
— Стой, — отстраняется, прикладывает пальцы к моим губам, — ты должен кое-что знать.
— Чего?
— Я должна это сказать, иначе будет нечестно. Я достаточно продолжительное время принимала наркотики, сначала простое курила, потом нюхала, а потом…
— Кололась, — утверждаю.
Она кивает и отходит в сторону, обхватывая свои плечи руками.
— Я догадывался…
— Как? — оглядывается и смотрит… так смотрит…
— Некоторые вещи в твоем поведении тебя выдают. Не забывай, кем я работаю…
— Точно, — усмехается, — не подумала…
— Давно завязала?
— Почти год. Это было страшно. Не хочется оказаться там снова.
— Значит, не окажешься. Ты же хорошая девочка, — все же притягиваю ее к себе, наконец- то целуя.
После того вечера с ней, наутро, я чуть ли не в семь приперся к Яше.
— О, Игорь, ты че в такую рань?
Яша отходит от двери, поэтично почесывая зад.
— Подарочек у меня тебе.
— Какой?
— Пошли к тачке, один не дотащу.
— Это уже интересно. Халатик накину только.
— Ага, давай.
На улице выкуриваем по парочке сигарет, прежде чем я откупориваю багажник.
— Эт че? Три ящика?
— Забирай. Не было спора.
— Чего?
— Забирай и считай, что не спорили.
— Не дала все-таки? А нафиг три тогда?
— Не твое дело. И чтоб ни одна душа, понял?
— Обижаешь.
— Ты Катьку, что ли, того?
— А чего?
— Аллину подружку, серьезно? Яша, она тебя обглодает со всех сторон и не подавится.
— Ой, зубы пообломает.
— Ну-ну.
Яша в два захода выволакивает из тачки коньяк, я же сразу уезжаю.
Настоящее время
В тот день я тупо забрал свои слова обратно, потому что не мог с ней так поступить. Только не с ней.
В голове все еще были ее слова… она говорила с надрывом и выглядела настолько печальной и беззащитной, что меня трясло от каждой произнесенной ею буквы.
Поднимаюсь в квартиру, сталкиваясь с тишиной. Это настораживает.
Прохожу в кухню, замечая на столе тарелку. Ужин? Серьезно?
Ладно, с этим потом. Повесив пальто в шкаф, приоткрываю дверь в спальню. Женька лежит на кровати, обнимая Польку. Кнопка не спит, тискает мягкую игрушку, а потом замечает меня.
Неуклюже выкарабкивается из объятий, слезает на пол и почти бегом направляется ко мне.
— Ты пришел.
— Спите уже, что ли?
— Мама спит, а я не хочу. Она сказала, что устала. А еще я видела, как она плакала. Мама никогда не плачет. А сегодня плакала.
— Мама просто устала, — бормочу еле связно.
Полина тянет меня за руку на кухню, настаивая, чтобы я села на стул.
— Мы тебе ужин приготовили, — быстренько придвигает ко мне тарелку и забирается на стул напротив, — кушай.
Знала бы ты, дочь, что мне кусок в горло не лезет. Тошно от всего. Но я ем. Ем, потому что не хочу ее расстраивать, ем, потому что она с восхищенными глазками рассказывает мне, как они сегодня лепили эти манты.
Кстати, не думал, что из того, что валяется у меня в холодильнике, вообще можно приготовить что-то приличное.
Ближе к одиннадцати Полька сама отправляется спать, я за ней иду. Там Лунга, и, судя по шуршанию за дверью, она явно проснулась. Видеть ее желания у меня нет.
Его нет, потому что я еще не решил, что делать дальше. Для начала стоит переселить ее отсюда, хотя с моей работой видеться даже в этих стенах мы будем не часто. Пусть остается. Да и с Полькой общаться для меня так проще.
Открываю окно, потому что идти на балкон лень. Прикуриваю сигарету, не курил уже дня два. Бросить пытался, бросишь тут, как же!
Я мгновенно чувствую ее присутствие. Затягиваюсь, поворачиваясь к двери. Лунга стоит в проеме, на ней моя футболка… босые ступни. Сглатываю и резко отворачиваюсь.
— Чего тебе?
— Давай поговорим. Спокойно.